Прав, прав. Ты всегда прав. Поэтому я здесь, а ты - там. Оонн метался взглядом по толпе, вглядываясь в каждую женскую фигурку - но Возлюбленной не было видно. Может, это и к лучшему. А то Оонн бы не выдержал - и так уже на пределе, скорей бы все это кончилось... Скорей бы... Скорей...
Все кончилось.
Судья снял парик, расправил две пары ушей и с наслаждением почесал голову длинным черным когтем. Стянув шелковую мантию - шерсть на теле сразу стала дыбом - он аккуратно сложил ее и, взяв свою старую корзинку, вышел из здания суда. Первый помощник давно уже улетел, припадая на правое крыло, прокушенное соперником в битве за благосклонность некоей красавицы - он был в свое время весьма лихим дамским угодником. Второй помощник - робкий близорукий вельф - остался прибираться в зале суда. И это он, выпускник престижнейшего Гвароварода! Какая уж тут карьера, в этом заштатном городишке... Эх! Он вздохнул и полез под стол, куда закатился полосатый молоток Судьи.
День клонился к вечеру. Костер догорел, толпа давно разошлась, только два сумасшедших тронля рылись в раскаленных углях, да старая крики-моррка собирала по урнам пустые бутылки да объедки. Из-за угла показалась процессия приговоренных - их уже переодели в каторжные оранжевые робы и заковали в новенькие блестящие кандалы. Стражники с трезубыми копьями шли по обеим сторонам процессии, помахивая саженными хвостами и придерживая за цепи Собак, которые гримасничали, лаяли и то и дело заливались визгливым хохотом. Приговоренные плелись, еле передвигая ноги, понукаемые Стражниками - одинаковые, как оранжевые горошины в стручке рфасолии.
- Прямо гроблина от вельфа не отличишь, - пробормотал Судья себе под нос. Но вот этого он узнал - последнего подсудимого: одно ухо у него было разорвано, отчего казалось, что на голове с левой стороны не пара ушей, как обычно, а целых три. Судья снова хмыкнул, вспомнив пассаж, который он успел прочесть в книжке этого бедолаги - прочесть и зафиксировать цепкой судейской памятью:
"Джек бежал из последних сил, зажав флешку в кулаке. Он знал, что ему не спастись. Его не отпустят, никогда не отпустят! Но вдруг! Вдруг удастся хотя бы спасти Текст! Труд всей его жизни - лучшее, что он создал. Только бы добраться до интернет-кафе, только бы опередить погоню - ему-то и нужно всего три минуты. Всего три - войти в сеть и скинуть Текст с флешки! И - все. А потом пусть делают с ним все, что хотят, а Текст будет жить в сети. Сердце колотилось, бока ходили ходуном, ноги не слушались. Задыхаясь и кашляя, Джек ворвался в интернет-кафе и..."
Нет, надо же такое придумать! И как только им это в голову приходит: какие-то флешки, сети, интернет-кафе... И, покачав головой, Судья поспешил домой. Там его ждал нехитрый ужин и недочитанная книжка старой доброй Урсулы Ле Гуин.
(2007)
ВОЖДИ
Вождь мирового пролетариата мрачно рассматривал себя в зеркальце: вчерашний фингал цвел всеми оттенками фиолетового и зеленого.
- Эта кто, эта кто тебя? Кто тебя так? А? А? - бомжик Валера приседал, заглядывая вождю в лицо, хихикал и трясся. - Лукич, Лукич, кто эта?
- Классовый враг. Отстань.
Валера затрясся еще пуще.
- Ктатовый враг! Ктатовый враг! Эта Крупа тебя втера неботь, Крупа! Да, Лукич? А? А?
- Что, правда Крупа приложила? - спросил Николай Второй, закуривая сигаретку.
- Какая разница! Как я теперь, с таким фингалом?
- А что?
- Ну как же! Все-таки вождь как-никак...
- Да ладно, сойдет! Еще больше набегут, увидишь.
Эх, черт! Надо ему было вчера заходить к Инеске! Знал же, какая Надька ревнивая. Вот как теперь этот фингал отразится на судьбах мировой революции? Призадумаешься.
- Итёт, итёт! Талин итет! Убёт! Убёт!
Бомжик Валера развернулся и, резво переваливаясь, побежал к нулевому километру - ловить брошенные наивными туристами монетки. Ему доставалось мало - другие его оттирали, и первая баба Маня - бойкая старушенция в лиловом платочке и галошах на босу ногу. Сталина Валера боялся до умопомрачения, и, брызгая слюной, рассказывал другим побирушкам страшным шепотом: "Он тену, свою тену убий! Ага! Убий! Вот уука и утохла!". Ему верили - и не верили. Но рука и правда была какая-то покалеченная - не зря же он ее прятал за обшлагом френча. Иосиф подошел, поздоровался.
- О, Владимир Ильич! Хорош!
- Ну ладно, ладно. Сам знаю.
Ильич тоже побаивался Генералиссимуса. Время от времени тот впадал в запой, становился страшен. Николай звонил дочери, Светлана приезжала за отцом и уводила его - мрачного, с надменно закинутой головой, злобно ругающегося по-грузински.
- Смотри, конкурент идет!
- Где?
- Да вон!
От памятника Жукову к ним приближался карикатурный Брежнев - маленький, бровастый, квадратный, в белом кителе со множеством звезд и орденов. Он все пытался подружиться с троицей, но вожди и царь относились к нему с прохладцей, как к выскочке, затесавшемуся в их аристократические ряды. Еще бы - Ильича, например, благословил на промысел сам Папа Карло, а сходство Иосифа и Николая с прототипами было неоспоримым, особенно Николая, который, по мнению Ильича, уж так носился с этим сходством, что того гляди вообразит себя реинкарнацией Самодержца.
Сам Ильич, если рассматривать его без знаменитой кепки, был не слишком похож, но работал над собой, изучал жесты, научился грассировать и так точно произносил: "Пр`вильной до`огой идете, това`ищи!", что сам Станиславский сказал бы ему: "Верю"! Фингал, конечно, подгадил. Попортил вывеску, ничего не скажешь. Да и похудел он в последнее время что-то. Меньше по бабам бегай - сказала бы Надька. Мда.
