Он хохотал и радостно принимал поздравления. На эмоциях даже вскочил и исполнил какое-то нелепое коленце. Очевидно, девушки, даже с низкой социальной ответственностью, его вниманием не баловали.

– Пусти меня ты, мама, пусти меня, хгодная, пусти, ведь мне идти похга… – лыбясь щербатым ртом, пропел Обезьян и направился ко мне. – В Лазухгном шум и песни, и там бхгатва гуляет, и не мешают мусора… Девчулечка – кхасотулечка мо-о-о-о-я! Вот мы с тобой загуляем, вот мы с тобой загудим…

Вольф поморщился и кинул свои карты на стол.

– Каре, – отрывисто сказал он и поднялся.

Один из бандитов сунулся в его карты.

– Жорик, братское сердце, и правда, четыре царя, – с удивлением резюмировал он.

Торжествующая улыбка победителя сошла с лица Обезьяна. Оно стало жалким и злым.

– Да как так-то? Как так? – закричал он. – Не может такого быть! У него не могут быть цари! Там не…

– Я не понял, ты мне что-то предъявить хочешь?

Вольф обернулся, пригвоздив возмущенного Обезьяна к месту одним только взглядом.

– Нет, – промямлил Обезьян, внезапно перейдя на «вы». – Нет-нет, что вы…

– Претензий нет, игра была честной, – подхватил Эдик. – Забирай девчулю, Вольф. А как вдоволь с ней натешишься, отдашь ее Жорику, а тот еще кому-то, кто желание выскажет. Потому как забывать нельзя, что не в личное ваше пользование она была фраерком подогнана, а для всей братвы. Законы наши святы и мы их чтим, чтобы не было беспредела. Ты же чтишь законы наши, Вольф?

Он ничего не ответил. Тяжело глянул на Лиханова своими волчьими глазами и кивнул мне:

– Пошли.

– Я не пойду… – едва слышно прошептала я. – Это не… Невозможно. Я не кусок мяса! Не игрушка! Не вещь. Вы не можете так мной распоряжаться. У нас свободная страна, а то, о чем вы говорите – это рабство какое-то!

– Нет, ты посмотри на нее, смешная какая! – захохотал Эдик Лиханов. – Коли ты с девкой справиться не можешь, Вольф, чтоб гладкой стала, придется нам все-таки ее уму-разуму научить. Раз она по-хорошему не понимает. Пустим девчулю по кругу. Прямо сейчас.

– Вы не посмеете! – сглотнула я и нервно сжала пальцы. – Я полицию вызову!

Я тряслась от ужаса и не знала, что мне делать. Вспомнись фильмы, где с героиней в подобных ситуациях обращались очень жестоко. Я, правда, такое кино не смотрела – я любитель мультиков Диснея. Смотрел Глеб, и мне волей-неволей приходилось составлять ему компанию, чтоб ему не было скучно одному. Он обожал жестокие, мрачные и реалистичные фильмы. Как он выражался, «чтобы грязь и снег в лицо». Любимое кино Глеба так и называлось «Грязь». Он пересматривал его раз сто, и каждый раз шумно восхищался главным героем – продажным полицейским, поступающим отвратительно и мерзко.

Мне же после этого фильма хотелось только одного. Помыться.

Мои любимые мультфильмы про принцесс и то, что надо следовать за мечтой,  Глеб высмеивал.

Порой он делал это особенно гадко и обидно. Как-то он позвал меня и сказал, что скачал новый классный мультик, чтобы мы вместе могли посмотреть его на большой плазме. Каково же было мое потрясение, когда это оказался мультфильм для взрослых. Пунцовая от стыда, я убежала, а Глеб потом долго смеялся, припоминая эту удачную, как ему показалось, шутку.

Тогда мне хотелось верить, что он смеется по-доброму, по-дружески подтрунивая… Но сейчас я понимаю, что мне хотелось выдавать желаемое за действительное. Глеб издевался надо мной.

Сотни связанных с ним мелочей, о смысле которых я не задумывалась, или убеждала себя, что это в норме вещей, сейчас обрели совсем иной, гадкий, некрасивый смысл.

Откуда в нем взялось столько жестокости? В начале нашего знакомства он был таким добродушным и милым…

Как я могла так слепо ошибаться?

Самое жуткое в том, что я, наверное, продолжаю его любить…

Слезы, которые я загоняла вглубь себя, и страдания, вызванные черным предательством близкого человека, нахлынули с новой силой.

– Отойдите от меня! – закричала я. – Вы не посмеете, не посмеете! Вы – животные! Нелюди! Не смейте!

Слезы градом катились по моему лицу. Я забилась в угол и кричала все угрозы, какие только приходили мне на ум. От полиции до Божьей кары. А на самом деле мне хотелось кричать имя самого моего любимого человека на Земле.

Бывшего любимого человека.

Глеб! Глеб! Глеб!

Мой ненаглядный! Самый лучший и родной! Как? Как ты мог окунуть меня в это?

– Может, ей скорую вызвать? – озадачился Обезьян. – У нее, кажись, шарики за ролики закатились. Не в себе девчуля…

Да, возможно он прав. Мне действительно нужна скорая. Нужно успокоительное, потому что сама я успокоиться точно не могу. Все треволнения и ужасы этого дня, худшего дня в моей жизни, разом нахлынули на меня. Подавили своим гнетом.

Я была не в себе и осознавала это.

– Замолчи.

Короткое хлесткое слово Вольфа подействовало, как будто на меня вылили ушат ледяной воды.

– Я все равно не пойду с вами! – тихо сказала. – Я не стану… Полиция…

В следующее мгновение он без каких-либо усилий поднял меня на руки, перекинул через плечо и вышел за дверь.

– Помогите! – просила я, пытаясь вывернуться из его крепкого захвата. – Люди! Это незаконно! Это похищение!

И если вначале во мне теплилась надежда, что посетители казино помогут, она развеялась, как дым. Не отрываясь от своих карт, рулеток и игровых автоматов, гости казино провожали нас взглядами.

Во многих была опаска. Или равнодушие. Больше ничего.

– Кто-нибудь, вызовите полицию! – умоляла. – Я не хочу, не хочу идти с этим человеком!

Но при слове «полиция» они и вовсе отводили взгляды. Некоторым присутствующим оно настолько испортило настроение, что они принялись собираться, с опаской оглядываясь по сторонам.

В полутемном коридоре Вольф поставил меня на пол, но уйти не дал. Опершись обеими руками о стенку за моей спиной, он приблизил лицо к моему.

Как я не пыталась увернуться и отвести взгляд, он вынуждал меня смотреть в его светло-желтые глаза.

Вычурный торшер оказался прямо над моей головой, и свет падал на его красивое лицо, делая его еще более выразительным. Резким. Пугающим.

– Замечательный концерт, все заслушались. Может, повторишь на бис для Эдика? Чтобы он со своей кодлой все-таки сделали с тобой то, что собирались?

Одна только мысль о том, чтобы вернуться в тот кабинет со Шрамом и его мерзкими гиенами, заставила меня вздрогнуть. Снова почувствовать на себе похотливые взгляды мужчин. Почувствовать себя вещью, у которой теперь есть хозяин…

Только не это. Нет.

Впрочем, Вольф сейчас смотрел на меня точно так же.

– Отпустите меня, пожалуйста, – прошептала я. – Так нельзя. Нельзя так поступать.

Я с трудом держалась на ногах. Чувствовала – еще немного, и сползу по стенке, как безвольная тряпичная кукла.

Все происходящее вдруг показалось бредом, сном. Лишь он один был реален, Вольф.

Мужчина в нескольких сантиметрах от меня.

Действительно, как я могла поверить, что он просто возьмет и заберет меня себе, словно понравившуюся игрушку?

Нет, нет, конечно, нет. Кошмар подошел к концу, я могу выдохнуть. Разумеется, он прекратит это – по-другому и быть не может.

– Огромное спасибо за то, что спасли меня от этих… людей, – сказала с волнением. – Простите, что так орала – это я со страху. Как хорошо, что все кончено.

– Я надеялся, что за прошедшее время мозгов у тебя как-то прибавилось, но нет, – он покачал головой, пристально разглядывая мое лицо. – Почему ты решила, что можешь быть свободна?

– Ну, вы же цивилизован… цивилизованный человек, – он изогнул бровь, и я запнулась на полуслове. – Конечно, вы меня отпустите. И дадите телефон, чтобы я позвонила в полицию.

– Закрой свой дивный ротик и уясни одну простую вещь, – Вольф склонился ко мне ниже. – Теперь ты моя.

– Как так? – помертвела я, широко-широко распахнув глаза.