Да, кто тебе поверит? Кто, тебе, после всего, по-верит!!

Все-таки есть в мире справедливость. Пару мгновений назад глумились надо мной, а теперь народ поглядывает и усмехаются над тем, как Малышева ползает раком и собирает свои шмотки.

Учебники. И куда ей столько? Тетради, айфон последней модели. Ещё бы.

У этой сучки полно денег. Папаша вроде биржевой брокер. Я до недавнего времени тоже в бабле не нуждался. Кто увидит меня на улице даже не скажет, зачем мне собственно бои без правил. Тачка, хата. Только вот не моё это все. Подаренное даже не сестрой, а ее мужем. Это все постоянно будет напоминать мне, что я ничтожество. Всего лишь младший брат знаменитой сестры… Нет… Сам хочу. Сам всего добьюсь без подачек. Не то, что эта…

Принципиальная сука.

И меня реально ведёт.

Злость, что у неё будет в жизни всегда всё, что не пожелает, а мне придется вгрызаться в жизнь, злит так, словно в меня кусок металла всадили. Он плавится от температуры тела. А еще бесит не проходящий стояк, когда она жопой своей пухлой крутит. Она там вещи собирает или в собачку решила сыграть?

Задолбала, реально.

Один из учебников оказывается возле моей ноги и Малышева тянется за ним.

А меня трясет от того, как охеренно её тонкая талия перетекает в широкие бедра. Можно ладонями обхватить, стоять сзади и насаживать. Насаживать. Трахать до потери пульса.

Тварь… Нахрен она вообще ко мне тогда подошла? Зачем привлекла внимание к тому, что целка?

Ставлю нос ботинка на край учебника и не даю его взять.

Она замирает и поднимает взгляд.

А меня ток прошибает. Потому что нельзя иметь такое лицо и такую жопу. Это преступление. Потому что прямо сейчас она должна раскрыть свой пухлый рот и член мой в горло взять. По самые яйца. И сосать так смачно, причмокивая.

– Зачем ты это делаешь? Что еще тебе от меня нужно?! Ты недостаточно повеселился? Тебе мало моих унижений? – кричит она, а у меня в ушах гул от потоков крови, что прямиком из паха поднимаются.

Что она спросила? А, Зачем?

Хрен его знает. Просто бесишь, ты меня.

– Может я помочь тебе хотел, – сажусь перед ней, заодно стояк скрываю, что уже пульсацией крови в мозгу отдается.

Беру книгу, но она мне не отдает. Начинает тянуть на себя. Взглядом огромных глаз прожигает. Губы влажные свои поджимает.

– Что за чушь ты несешь?! – вырывает она книгу, резко поднимается. Я за ней. Чтобы сразу поняла, кто должен быть выше. Кто здесь главный. – Зачем тебе мне помогать?!

– Может быть мне стыдно, и я вину загладить хотел? А ты меня по башке… – поднимаю я брови, и вижу, как пухлые губы изгибаются в злой усмешке.

Она делает шаг ко мне. Так близко, что её дыхание касается моей груди. А запах вишни в ноздри бьет. Мелкая. Точно, что Малышева. Пухлый малыш. Синица?… Сука.

– Ты и стыд, Синицын, понятия настолько разные, как экономика и балет. Ты унизил меня, посмеялся над моими чувствами. Теперь единственное место, где я хочу тебя встретить, это кладбище.

Не хило, она так обиделась. Просто ведь шутка. Боюсь представить её реакцию, когда я её трахну и видео Черепу солью.

Киллера наймет?

Ей уже подает сумку какой-то задрот с факультета программирования, но как только я перевожу на него взгляд, он исчезает. Испаряется. Буквально. А пухлая птичка меня продолжает льдом глаз колоть, а потом раз и уходит, встряхнув густой, растрепанной гривой.

А я вслед.

За мной должно быть последнее слово.

– Не вини меня…. Ты сама повелась на прогулку, улыбку и сорванный в парке лютик. Как девчонка…

– Не льсти себе, Синицын, – смотрит она через плечо, а я только и могу видеть, как от слез, её губы стали влажными и яркими как будто я так хорошо уже подолбил их членом.

– Я просто как дура, давным, давно тебя люблю.

Вот же дура! Дура! Дура!

Зачем, ну зачем я это ему сказала?

Зачем тогда послушала Васю, и привлекла, его внимание? Сидела бы спокойно в своей коробушечке, как лягушка и не высовывалась.

«Нет, – сказала тогда Вася, – за свою любовь надо бороться.»

Только, за что бороться, если нет любви. И не будет.

А Синицын, Марк… так и будет смотреть на меня, как на досадную неприятность.

Пухлую к тому же.

У меня не было ни единого шанса устоять. Стоило только увидеть этот волчий взгляд, дьявольскую усмешку и тело, способное заставить согрешить и монашку.

А я не монашка, понимаете?

Это всё мой лучший друг. Пашка. В тот день он потащил меня на подпольные бои без правил. Начало учебного года. Мы только познакомились. Он сказал, что он гей, а я сказала, что всегда любила реслинг. Наверное, потому что это был единственный способ побыть рядом с вечно работающим отцом.

Так что звезды сошлись на небе, а мы с Пашей в любви к потным, мускулистым мужикам.

Поначалу рёв толпы меня, действительно, оглушил. Ведь одно дело по телевизору. А тут вживую. Впитывая в себя мощную энергетику толпы. Заряжаясь ей. Беспечно крича и аплодируя.

И вот уже я сама, вместе со всеми болела за парня, который жёсткими, чёткими движениями разбивал лицо своего оппонента.

И все бы ничего.

Парень и парень. И наверное, это ненормально. Ну почему, наверное? Совершенно ненормально то, что я в тот момент ощутила. Испытала. Почувствовала. Как стрелой в самую суть.

По телу разлилась тяжесть, словно кто-то накинул на плечи доспехи, а в голове наоборот стало пусто. И только, громким рыком, ярким пятном, лицо бойца.

Красивое, даже учитывая ссадины и вспухшие синяки. Сосредоточенное. Но самое главное, он ловил кайф.

А я словила его кайф. Впитала в себя и поняла, что… возбудилась. Между ног стало ныть и я даже положила ногу на ногу, словно кто-то мог заметить мое намокшее под джинсами белье.

Не то что бы я раньше не чувствовала давление внизу живота. Я вполне нормальная. Просто, чтобы вот так сильно, да еще и наблюдая за насилием, впервые.

– Это Марк Синицын. Он тоже на экономическом! – проорал мне в ухо Паша, но меня мало волновало, как его зовут.

Невероятно сексапильный. Брутальный до дрожи в коленях. Настоящий десерт. Который хотелось не только видеть, но и потрогать. Даже лизнуть его, словно выдубленную кожу.

Боже…

Это безумие… Думать о парне, как о десерте. Но впервые, я поняла, что готова отказаться от маффина, ради возможности раскусить начинку этого самца. Чтобы вы понимали, маффины я очень люблю. И себя в них не ограничиваю.

И я больше не аплодировала вместе со всеми, я стояла и смотрела. Смотрела. Смотрела. Заражалась болезнью, имя которой Марк. Симптомы были очень явные.

Учащённое сердцебиение, мурашки по коже, боль в груди. На сердце кто-то клеймо ставит. Впечатывает четыре буквы, принося страдания заранее, предупреждая. И толкает меня в пропасть. Откуда выход только один.

На тот свет.

И я стояла уже на самом краю. Задыхалась, словно от сильнейших потоков воздуха. И сама же шагнула во тьму, когда Марк одержал сокрушительную победу.

Он сопроводил её рёвом, а я поддержала его судорожным вздохом облегчения. И страха, что влюбилась. Особенно, когда он повернул свое лицо. И ухмыльнулся, слизывая с губ кровь.

И еще я никогда не видела на лице мужчины такой смеси секса, ярости и кайфа от победы. От оглушительных аплодисментов. От внимания, что ему все оказывали.

И я уже тогда понимала, что с таким парнем мне ничего не светит. Что я никогда не буду той, кто обнимет его после боя, получит смачный поцелуй в губы и звучный шлепок по заднице.

И как бы мне не было больно и омерзительно на это смотреть, я до дрожи захотела оказаться на месте этой крашеной девки.

Паша нашел себе компанию, а я поплелась в общагу.