Не обращая внимания на боль в босых ступнях и колючие ветки, я припустила по лесу в ту сторону, куда ушел «черный». Сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось. Прошло меньше минуты до того, как я увидела дорогу. Дорогу! Достаточно широкую, чтобы по ней могла проехать машина. («Или карета», – ехидно добавил внутренний голос.)

Идти по мягкой от недавнего дождя земле было намного легче, чем по лесу, так что я пошагала в том направлении, куда указывали следы лошадиных копыт, стараясь особо не думать, куда и зачем иду. Вскоре лес закончился, вдалеке по обеим сторонам стали появляться дома – деревянные и каменные, окруженные высокими заборами или стоящие посреди поля без ограды вовсе.

Замок, появившийся на горизонте, когда я поднялась на вершину холма, заставил меня замереть. Белокаменные стены, круглые башни, высокие шпили… Вел к замку каменный мост, проложенный над пропастью, добротный и широкий. Я почувствовала, что начинает кружиться голова, вдохнуть все никак не получалось. Замок. С каменным мостом. И шпилями крыш.

Откуда взялся замок?!

Изо рта вырвался смех. То, что до этой секунды было всего лишь подозрениями, сейчас превратилось в твердую уверенность, потому что… замок. Может, это все-таки иллюзия? Как Летучий Голландец, как огни святого Эльма или как оазис в пустыне.

Ободренная, я ускорила шаг.

Замок миражом не был. По крайней мере, не были миражом главные ворота, закованные в кольчуги стражники с копьями и усталый седой старец в смешном пенсне и в бордовой шапочке, который сидел за столом, стоящим за первыми воротами замка. Стол был расположен в небольшом каменном дворике, с другой стороны которого, за аркой вторых ворот, шумел город. Совсем не похожий на тот город, который я привыкла видеть. Этот город был таким, где девушки ходят в длинных платьях с высокими прическами, некоторые мужчины – носят на бедре меч или кинжал, а на столах прямо на улице продают кур, плетенные корзины и еще что-то, что я не могла рассмотреть.

– Ваше имя, – сонно проговорил старец.

– Мария, – брякнула я, трогая рукой каменную кладку – вдруг развеется миражом? Кладка стояла насмерть.

– Второе имя?

– Просто Мария, – отозвалась я и поморщилась. Ну любила моя мама этот сериал. Хорошо хоть не Изаура.

Старец закончил выводить что-то на бумаге (гусиным пером!), затем взял со стола тяжелый деревянный штамп, дохнул на него и шлепнул сверху. Протянул бумажку мне.

Тонкая, желтоватая. Надписи сделаны еще не высохшими чернилами, мелким почерком, сверху стоит штамп, на котором изображен силуэт грифона – или как там называется это животное с орлиным клювом, крыльями и телом льва?.. Не могу прочесть ни слова, буквы незнакомые, острые, тонкие, почти лишенные кругов.

– Ваша виза для пребывания в Монтевире, Просто-Мария. Носите в кармане исподней рубахи, дубликатов мы не выдаем.

– Но… У меня нет исподней рубахи, – растерянно ответила я.

Старец окинул меня взглядом из-под пенсне, остановившись на голых ногах и на камзоле с чужого плеча.

– А должна была бы, – упрекнул он. – Даже с вашей профессией, милочка. Один медяк.

– С профессией? Какой профессией?

– Один медяк, – угрожающе повторил старец. Стражники у ворот покосились в мою сторону, явно прикидывая, ждет их сегодня работа по задержанию злостной неплательщицы или придется дальше скучать.

– Стойте! У меня есть… – я полезла в карман камзола и нащупала монету, которую бросил мне «черный». Правда, она была не медной, а скорее золотой. Я уже знала, что на одной ее стороне был выбит грифон, а вторая была пустой. Вдруг подойдет? – У меня есть вот это.

Старец протянул руку, поправил на носу пенсне, поднес монету к глазам и тут же вскочил, будто ошпарился. Торопливо выбрался из-за стола, поднял на меня взгляд, полный благоговения, которое может испытывать только студент при виде преподавателя, от которого очень нужно получить зачет, или чиновник, который по недоразумению послал подальше большую шишку.

– Достопочтимая леди Просто-Мария, – старец протянул ко мне руки, вкладывая в ладонь монету, затем отвесил поклон, придержав шапочку. – Прошу меня простить за эту унизительную процедуру, не смог вас узнать. Надеюсь, Его величество не разгневается? – старец внимательнее заглянул мне в глаза. Я неопределенно пожала плечами. В глазах его мелькнул испуг, тон голоса стал еще слаще. – Не будете ли вы так великодушны проследовать во дворец с нашим кортежем?

– Я… – великодушна сделать… чего? Это он мне так транспорт до дворца предлагает? Я закусила губу. Судя по тому, что все происходящее не торопится развеяться туманной дымкой, оно мне не мерещится. Или глюк настолько качественный, что его со спокойной совестью можно объявить реальностью. И тут меня осенила догадка. Может, я сейчас лежу в коме после того, как меня сбила машина? Это многое бы объяснило. Особенно то, что я хорошо вижу, хотя очки, как моя одежда и украшения, странным образом исчезли.

– У меня дети, – слезливо проговорил старец, так и не дождавшись ответа. – Внуки! И еще пес! Одноногий… Если Его величество разгневается… – он замолчал, выдерживая многозначительную паузу, внимательно и испытующе глядя на меня.

– Я… да, хорошо.

Если это моя галлюцинация и я действительно сейчас в коме, то – наверное, мне нечего бояться? Я ведь рано или поздно проснусь? Или не проснусь? Я слышала, люди в таком состоянии могут лежать годами. А как же мама? Сердце заныло от одной мысли о том, как она наверняка сходит сейчас с ума. Интересно, я могу как-то приблизить свое возвращение домой?

– Леди? – заискивающе спросил старец.

– Да, пожалуйста, – пробормотала я, не зная толком, на что соглашаюсь. Старец тут же развел бурную деятельность.

Оказывается, что согласилась я на карету из черного дерева, украшенную золотистыми финтифлюшками, с грифонами на дверях, и на флегматичного кучера. Появилась карета примерно через полчаса после того, как старец отправил куда-то гонца – тощего мальчишку, ошивавшегося поблизости.

Внутри карета была обита яркой тканью, вся целиком, даже пол, так что секунду мне было неловко садится внутрь – после того, как я прошла несколько километров босиком по грязной дороге. Но старец был полон такого яростного желания запихнуть меня в карету – и, видимо, сбыть с рук, – что пришлось подчиниться.

Ехали мы совсем недолго, а когда кучер открыл передо мною двери, я оказалась уже не в городе, а во внутреннем дворе замка – на квадратной мощеной площади, в центре которой плитка лилового цвета образовывала силуэт агрессивно настроенного грифона. На высоких ступенях у входа меня встречали двое мужчин и девушка в одежде дороже, чем я носила за всю жизнь. Смотрели на меня все трое весьма красноречиво. Моя мама, описывая такой взгляд, обычно говорила: «Смотрит, как Ленин на буржуазию». Но что-то мне подсказывает, что Ленин у этой троицы мог бы поучиться.

Если это все – моя галлюцинация, пока я в коме, то, черт возьми, почему она такая враждебная?

Отбросив ненужные сейчас мысли, я протянула золотую монету и выданную мне у ворот бумагу одному из встречающих, тому, который стоял в центре, – высокому темноволосому мужчине с длинным носом и c мечом, болтающемся на поясе. К лиловому камзолу на груди у мужчины была прикреплена брошь – маленький грифон.

Мужчина изучил бумагу, взвесил в руке монету и, поморщившись, процедил:

– Леди Просто-Мария. Старший советник Кроу к вашим услугам. – При этом он не сдвинулся с места, чтобы дать мне пройти.

– Да ладно! Все-таки привел! – второй мужчина, невысокий и смуглый, вырвал у Кроу бумагу с монетой и ахнул. – Грифонья матерь, отец и прабабка! Брешка, да ты посмотри!

Девушка привстала на носочки, чтобы заглянуть ему за плечо и воскликнула короткое «О!», прикрыв рот ладошкой. Мужчина ухмыльнулся, посмотрев на меня.

– Леди Просто-Мария, камергер Этен к вашим услугам, – он отвесил поклон. Брешка хихикнула, а затем, спохватившись, изобразила что-то вроде книксена. – Мизель Брешка, ваша камеристка. Прошу, проходите. Вы, верно, устали с дороги. – Он пропустил меня вперед. – Где, говорите, вы встретили Его величество?