– Вы, генерал, пожалуйста, в следующий раз спрашивайте хотя бы перед тем, как фейерверки устраивать, – раздражённо заметил Стальной.

Генерал явно опешил и нервно задышал в трубку. Вот и хорошо. Давно пора его по носу щёлкнуть. В конторе Стального званий не дают. Разве что при выходе на пенсию или посмертно. И то не всем. Поэтому регалиями трясти не принято. И рабочая субординация очень условная. Генералу не понять, что если меряться званиями и длиной погон, то, несмотря на его военные заслуги, у Стального точно длиннее. Хоть он и младше по возрасту. Не то чтобы он это подчеркивал, но и сесть себе на шею не давал. Поэтому просто тонко намекнул. Генералу намека оказалось достаточно. Он шумно выдохнул и молча сбросил звонок, не прощаясь.

Вот и хорошо. Стальной удовлетворенно кивнул. Так, теперь девчонка. С этим нужно что-то делать. Он вернулся в спальню. Мелкая заноза как раз пыталась встать с кровати, но получалось плохо. Ее качало из стороны в сторону. Осознав тщетность попыток, она улеглась на бок, свернулась калачиком и закрыла глаза.

Стальной подошёл к шкафу, достал чистое полотенце и бросил на кровать

– Держи, Аня. Иди в ванную и прими душ. Иначе легче не станет.

– Не пойду, – пробормотала она, устраиваясь поудобнее. – Мне и так неплохо.

– Тебе, может, и нет. А мне да. Я должен скоро уйти.

– Так заприте меня. Я ничего не украду. И вообще вы мне должны. Меня чуть не изнасиловала эта тетка. И мне плохо. Сами предложили помощь, а теперь жалеете?

– Честно? Жалею, – вздохнул Стальной. – Я не думал, что ты такая прилипала. И потом никто тебя насиловать не собирался.

– А зачем эта психованная меня раздевала?

– Я попросил. Не хотел делать это сам, чтобы не пугать тебя.

Стальной взглянул на часы. Времени мало, дел по горло. А эта мелочь явно собралась дрыхнуть до утра. Ладно. Придется переходить к решительным мерам.

– Извини, но теперь по-другому никак, – он решительно сгрёб девчонку и понес в ванную.

– Отпустите меня! Оставьте! Я сама! – жалобно захныкала она.

– Я вижу, как ты сама, доходяга. Молчи уже! Тебя смерть пописать отпустила, а ты здесь строишь из себя.

Аня внезапно ожила и замолотила кулачками по его груди.

– Не смейте меня трогать! – взвизгнула она.

Зря она это сделала. Инстинкты самца-охотника, помноженные на профессиональные рефлексы, тут же оживили все механизмы тела, которые Стальной старательно гасил, надеясь, что они заржавеют за ненадобностью. Но не получилось. Мужская природа проснулась в самый неподходящий момент, и Стальной повернулся боком, и повыше подкинул Аню, чтобы девочка не почувствовала внезапную весну в его штанах.

Но, видимо, она всё же что-то ощутила. Потому что вдруг сжалась его руках и прошептала:

– Я – девственница.

Стальной даже вздрогнул. Не выдержал и прошептал:

– Всё! Гасите свет, выносите мебель.

Организм, не понимая юмора, воспринял фразу, как приказ, и немедленно его исполнил. У Стального всё и везде погасло. И в голове, и в ее противоположности. Девственница в двадцать лет? В Москве? В наши времена, когда последнюю девственницу раздавил трамвай в 1925 году?

Значит, ее отношения с Сашкой были исключительно платоническими, и он, Стальной, старый сатир попал на молодую нимфу. Какой лютый армагеддец! Штирлиц понял, что это провал.

Стальной молча положил девушку в ванну. Включил воду, ловко и быстро сорвал с Ани джинсы, футболку и белье. Отворачиваясь и стараясь не глазеть на "мексиканских собачек", прикрыл их полотенцем, бросив его прямо в воду.

– Пустите меня! – Аня вжалась в угол джакузи, собрала полотенце в мокрый ком и прикрылась, испуганно глядя на него снизу вверх.

Он одной рукой прижал ее ко дну ванны, а другой включил гибкий души и направил ей в лицо. Она зажмурилась, закашлялась и захлебнулась. Полотенце соскользнуло, обнажая грудь. Да что же такое-то? Как назло! Стальной отвел взгляд, вслепую нащупал полотенце и вернул его на место. Вода заполнила ванну наполовину.

– Задержи дыхание! – Стальной схватил девчонку за мокрые волосы, стараясь не тянуть слишком сильно, и два раза полностью окунул ее в воду.

Аня захрипела и взмолилась шепотом:

– Хватит! Умоляю вас!

– Согласен, – Стальной поднял ее на руки, поставил на мягкий коврик возле ванны.

Не глядя на девушку, сбросил в джакузи мокрое полотенце, сорвал с крючка сухое и завернул в него. Она не сопротивлялась. Лишь куталась в полотенце, испуганно глядя на него и напоминая взъерошенного воробья: мокрые ресницы, трогательные ключицы, затравленный взгляд широко распахнутых глаз. Но несмотря на испуг, было в этом взгляде что-то еще. Стальной и думать не хотел, что именно. Слишком многие женщины смотрели на него вот так. Они были старше, опытнее и мудрее. Но в такие минуты все вдруг превращались в маленьких беззащитных девочек. Сердце – не камень. Вернее, не сталь. Даже если твоя фамилия Стальной. И если он иногда позволял себе отпустить на волю эмоции, то ничего хорошего из этого не выходило. Никогда. Ни разу. Только плохое. Как тогда, с Янкой.

Но в глубине души – чего уж тут скрывать? – ему было приятно, что двадцатилетняя девчонка вот так на него смотрит. Она еще не научилась скрывать свои чувства. И в этом вся прелесть. В ее глазах явно читалось: "втюрилась по уши". Правда, был здесь один крайне неприятный момент. Сашка явно втюрился в нее. Причем со всем пылом первой пацанской любви. А она смотрела мимо него. Это было видно сразу. И Стальной почувствовал себя старым козлом, который отбивает девчонку у практически сына. Тьфу, гадость! Завязывай ты с этим, Стальной. Всё! Хватит! Хотя… если посмотреть на это в другом ракурсе, то получается, что ты ей просто помогаешь по-взрослому, почти по-родственному. Именно потому, что твой сын на нее запал. Ничего такого в этом нет. Главное: не пялиться на нее и вести себя по-отечески. Как приличный папаша, а не игривый папик. Поэтому отведи глаза, которые уже минуты три как прилипли к нежному девичьему хрупкому телу пониже ключиц. Давай же, старый обезьян!

Он завернул меня в мягкое полотенце и впервые за весь вечер посмотрел таким откровенно мужским взглядом, что у меня забилось сердце. Так бы и стояла, покорно подчиняясь его рукам. Они были такие ловкие и очень мущинские. Совсем не такие, как у Сашки. Он иногда якобы случайно прикасался ко мне на лекциях в универе, потому что мы всегда сидели рядом. У Саши были крепкие пальцы спортсмена, но в них было что-то чужое и неприятное. Быстрые вороватые прикосновения. Цапнул, хапнул, извинился и бежать. И они у него дрожали то ли от волнения, то ли от возбуждения. Это даже не руки были, а лапки. Как у енота. А у его дяди руки были уверенные, спокойные, сильные, но очень ласковые. Такие могут наказать. И очень больно наказать. Но он изо всех сил старался прикасаться нежно, несмотря на то, что явно злился на меня. И от этого контраста злости и нежных прикосновений у меня внизу живота сладко заныло. Так захотелось поймать эту руку, прижаться к ней щекой. Поцеловать в ладонь и вдохнуть запах сильного мужчины. Я вдруг поймала себя на том, что мои губы сами раскрылись, а ноздри затрепетали. Наверное, он тоже что-то почувствовал. Потому что кашлянул, нарушая вязкое, пахнущее взбесившимися гормонами молчание, и шагнул ко мне.

Молчание затянулось. Стальной мысленно дал себе по морде и шагнул к ней. Поднял на руки и посадил на мраморную стойку, обрамлявшую рукомойник. Взял из ванны одежду девушки и бросил в сушильную машину.

Аня спокойно сидела на мраморной стойке. Стальной вдруг представил себе, как ее колени раздвигаются, а ноги обхватывают его поясницу. Вот же черт! Нужно было Рухаму не отсылать. Что-то его несёт не туда. Жидкостный токсикоз, что ли? Нет, это просто память. Сегодня день рождения Янки. Поэтому Стальной с утра чувствовал себя препогано. Десять лет, как ему некого было поздравлять. Десять! Но памяти этого было недостаточно. Стальной хотел забыть, а память не давала. Каждый год в этот день он просыпался от того, что во сне занимался с Янкой любовью. Как пацан, который мечется по мокрым от гормонального пота простыням, Стальной вскакивал и несся в душ. Ему приходилось по полчаса стоять под ледяной водой, чтобы успокоить тело, которое не хотело забывать. И именно сегодня эта девчонка свалилась ему на голову. И даже имя ее было намеком и весточкой. Если перевернуть имя Аня, то получился Яна. Не трави душу, Стальной! Это просто совпадение. Он бережно поднял девушку на руки и понес на кухню. Усадил на диван в форме полумесяца возле круглого стола. Открыл холодильник и вдумчиво изучил его содержимое. Вернее, пустые полки, на которых сиротливо жались друг к другу небольшие, случайно оказавшиеся здесь, свертки. Стальной просто не помнил, когда последний раз ел дома.