Ее труды принесли свои плоды. Последние, самые толстые и дымные смерчи сомкнули ряды, но она протиснулась меж ними, рискуя быть раздавленной. Тьма расступилась и Тапива оказалась окутана фиолетовым сиянием, исходящим от Черного Древа, раскинувшего над ней крону, теряющуюся в бесконечности. Равномерная и успокаивающая пульсация поднималась от корней, пробегала по стволу и ветвям, расходясь во все стороны и исчезая. То был могучий поток жизни, и она была его частью. Фиолетовый свет пронизывал ее насквозь, заряжая несравненной мощью. Он звал ее к себе, и девушка слышала этот зов.

На миг все ощущения притупились, позволив приятному зуду пробежать по напряженным мышцам и даровать телу несравненную легкость, а сознанию проницательную ясность. Она погрузилась в свет, наполнилась им и сбросила с себя оковы притяжения, устремившись к кроне Древа. Тапива наслаждалась моментом, и рассмеялась бы, если бы могла.

Обернувшись туда, откуда она пришла, девушка похолодела от недоброго предчувствия. Во мраке позади нее горели два хищных глаза. Они моргнули и сдвинулись в сторону, будто бы зверь потерял к ней интерес и отвернулся. Тьма мгновенно поглотила его без остатка.

Сияние исчезло, тут же прервав сон и вернув ее в подлунный мир.

– Очнулась, – прошептал испуганный миссионер.

С удивлением он всмотрелся в ее улыбающееся лицо. Признаки болезни стремительно покидали лежащую перед ним.

Брат Браун опустил глаза за сжатый кулачок девушки. Он мог поклясться, что совсем недавно между ее пальцами мелькал фиолетовый огонек. Ему подумалось, что какое-то насекомое забралось туда, но как объяснить столь яркий свет?

Какое-то движение привлекло его взгляд, и он вздрогнул от ужаса, шепотом торопливо читая молитву и притронувшись к Лику на шее.

Горящая свеча освещала ложе, на котором разместили больную. Все предметы отбрасывали обыкновенные, трепещущие силуэты на стены и потолок, но тьма позади постели имела необычную, двойную тень. И миссионер не мог понять, отчего одна из теней остается на одном и том же месте, словно игнорируя направленный на нее свет.

Подняв свечу свободной рукой, Брат Браун поднял ее вверх, и тень ушла с места, будто отпрыгнув в ночь за окном.

– О, лики! – вырвалось у него.

Тапива спрятала деревянную бусину, которую непроизвольно достала и ощутила себя полностью здоровой. Лихорадка покинула тело, оставив ей в наследие легкий голод.

Миссионер же ничего не сказал ей, но на утро, выйдя из дома, он нашел свежие следы ягуара, четко отпечатавшиеся в придорожной грязи, и долго стоял над ними, пытаясь понять, что же происходило этой ночью.

Просторная гавань вытянулась вглубь города, вонзившись в него, словно клинок. В наиболее глубокой ее части швартовались линейные корабли всех рангов, фрегаты, бриги и шлюпы. По соседству расположились торговые галеоны. Ближе к руслу реки бросали якоря барки, бригантины, шнявы и шхуны. Особняком, подчеркивая высокий класс и значимость, вдоль берега вытянулись клиперы, чьи мачты взлетали в небеса. Суда малого тоннажа довольствовались мелководьем. Человек в пальто и шляпе потратил некоторое время, рассматривая колыхающийся лес голого рангоута и такелажа. В основном, здесь покачивались на темно-синих волнах баркасы и швертботы, но были и крупные морские яхты. Они выделялись своими плавными обводами корпуса, плоским ютом и центральной надстройкой палубы особой формы.

Затем, обнаружив среди множества кичливых названий золотые буквы «ИМПЕРАТРИЦА», и красный флажок на флагштоке грот-мачты, он спустился на досочный настил и, миновав сторожей, признавших в нем Барина, прогулялся по пирсу. Здесь пахло близким морем и водорослями, а чайки то и дело мелькали над головой, отбрасывая стремительно проносящиеся тени на пенные волны.

У сходней, отражающихся в черном лакированном борте, стоял еще один сторож в ливрее.

Это был один из охранников уважаемого господина, представляющегося не иначе как купцом Шелкопрядовым. Он и вправду любил блестящие ткани и золотое шитье. Когда-то ему удалось выиграть в карты и эту морскую красавицу, ставшую плавучим домом, и кое-какие средства. В отличие от многих картежников, тут же спускающих выигрыш на кутеж или теряющих абсолютно все в следующей партии, хозяин судна предпочитал вкладывать деньги в торговлю. Был ли он ловким на руку шулером? Скорее всего. С ним можно было иметь дело, но с оглядкой.

– Доброго дня. Прошу на борт, – поприветствовал его охранник.

– Благодарствую. Как дочка?

– Вашими молитвами, – отозвался тот.

Спустившись в каюту, Барин сбросил и откинул в сторону шляпу.

– Хорошие деньки, когда нет дождя, – заметил хозяин судна, глядя в окно.

И зевнул, как это делают пресытившиеся однотонной жизнью.

Не торопясь начинать тот разговор, ради которого визитер оказался здесь, он стянул пальто с плеч и скинул его на софу, покрытую разноцветными атласными подушками, оставшись в бриатской рубашке.

– Судя по твоему тону, тебе смертельно скучно.

– Именно! Порадуешь чем?

Владелец яхты сел на стол и налил себе игристого вина.

– Будешь?

– Пока воздержусь.

– В Ведомостях одни свадьбы да война. Хоть бы дуэль случилась, или, скажем, пожар, – протянул собеседник и опрокинул в себя содержимое бокала.

Они встали напротив друг друга.

– Ну, за встречу!

Обнявшись, мужчины смотрели друг на друга мгновение.

– Признавайся, принес новые сведения? Мне пора готовить очередную махинацию на бирже? Чую свежий ветер!

– Вести есть и вполне новые, – ухмыльнулся Барин. – И ветер переменился.

– О! – воскликнул Шелкопрядов, и повторил, подняв к потолку указательный палец с крупным золотым перстнем, – О!

– С чего начать…? – начал подбирать слова Барин, наслаждаясь нетерпением… друга.

Если его нельзя так назвать, то тогда кем? В его деле любые привязанности опасны. Любой может подставить, попытавшись в последний момент схватить капризную удачу за хвост.

Шелкопрядов хитро прищурился. Ему нравилась эта игра. Он сам был в ней великим мастером. Расскажи ему все сразу, выложи, как на духу, и он разочаруется в крайность. Хорошую историю надо подавать красиво, в трех переменах роскошных блюд. А прежде готовить часа по три, дабы от запахов стряпни голова кругом пошла, а у гостей случился голодный обморок. А после, замариновав их до крайности, чтобы от нетерпения покраснели лица, выдать им по ложке бульона постного, приведя в чувство. И лишь затем внести первое с пылу-жару.

– Недавно получил я письмо со странной печатью. Вот, взгляни, – нарочно скучающим голосом сообщил Барин.

– Голубчик, – причмокнул Шелкопрядов, проглотив наживку так, что крючок из-под жабр выглянул наружу блестящим зазубренным острием. – Давай все сюда немедля!

Письмо было представлено и немедленно изучено. Откинувшись на подушки, и разглядев конверт со всех сторон, хозяин сделал предположение:

– Давы?

– Они самые.

– Интрига! – оскалился тот.

Лицо гостя по-прежнему было непроницаемым, однако глаза его улыбались. Он буквально чувствовал, как пойманная рыба натягивает удило, как передается в пальцы вибрация ее сильного хвоста.

– Понимаю, о чем ты сейчас размышляешь. Но нет. Не в этот раз. Думаю, пойду я на встречу, уж больно странно. О таком Роде я не слышал. Быть может, удастся поквитаться. И вот, встречаюсь я на бульваре, в заведении мадам Д`Жави с гадалкой. Кожей смуглая, но говорит без акцента. Украшения иностранные. Муж в карете снаружи ожидает.

Барин щелкнул ногтем по краю пустого бокала, и хрустальный звон наполнил каюту. Шелкопрядов развел руками, ничего не понимая и требуя продолжения. Рыбак терпеливо подтягивает к себе будущий улов, ослабляя снасть каждый раз, когда появляется сопротивление.

– Карты Гимо она перетасовала и предлагает сделку. Оплата щедрая каждому участнику. Их я назову ей при следующей встрече в этот четверг.

– Так совсем скоро!