С неизбежным наступлением всепоглощающей ночи привычные для нас места преображаются самым удивительным и неожиданным образом. Особенно остро это ощущается в момент затишья перед приближающейся бурей, когда из невидимой тучи со вспышкой вырастает грозовое древо и безлунная тьма содрогается раскатами грома. Земля тогда освещается мимолетным, но очень ярким и жестким светом. Все, чего он коснется, тотчас беспощадно выбеливается, а в тех местах, куда он не смог проникнуть, наоборот, сгущаются мрачные тени.

Над площадкой для игры в мяч, откуда весь день слышался топот детских ног, крики и смех, разлилась непоколебимая тишина. Не стучали колеса и подковы по мостовой и не отбивали ритм барабаны, поддерживающие четкий строевой шаг на плацу. Стихли разговоры прохожих, и плачь младенцев во дворах. Все менялось с приходом темноты.

Даже в библиотеке, где никогда не бывало много посетителей, случались перемены. Таинственный храм знаний хранил мудрость поколений для пытливого ума. Настанет день, и быть может, кто-нибудь войдет в его чертоги, вознамерившись не только зачерпнуть из колодезя познания, но осушить его до дна.

Ночной сторож вздрогнул во сне и зябко поежился. Каменные стены вытягивали тепло через плед и плотную накидку. Вслушавшись во мрак, и подслеповато уставившись во тьму меж стеллажей, он замер, выискивая источник пробуждения.

Яркая вспышка озарила тьму, ворвавшись сквозь высокие полуциркульные окна, и отразилась в шитье корешков. Где-то вдали прогремел ослабевший гром и сторож успокоился. Подтянув сползший с колен плед, он убедился в приемлемом уровне масла в светильнике и прикрыл веки, погружаясь в дрему.

Однако возвращающийся сон был бесцеремонно прерван грохотом от падения в дальнем конце зала, разнесшегося эхом по библиотеке.

Сердито засопев, сторож зажег фонарь и как мог, поспешил к источнику шума. Бело-голубые вспышки молний пронзали темноту, отбрасывая мрак в дальние углы и расчерчивая интерьер темными полосами теней, немедленно возвращающихся на прежние позиции и заполоняющие пространство, будто прилив черного океана. Слабое свечение фонаря едва удерживало его на расстоянии, не позволяя коснуться себя. Медовые отблески огня скользили по фолиантам и многотомным изданиям, создавая небольшую область познания. Отойди от фонаря на десяток шагов, и ты окажешься в зловещей и пугающей неизвестности, где останешься один на один с тьмой и холодом первобытного невежества.

Приблизившись к входным дверям, сторож проверил, заперты ли они. Память не подводила его, однако стоило убедиться в отсутствии следов взлома. Не найдя ничего подозрительного и подергав для надежности за дверную ручку, старик заволновался больше прежнего. Библиотеку озарила новая вспышка и в полосу мелькнувшего света попала лежащая на плиточном полу книга. Сторож, кряхтя, наклонился над ней.

– История Илинии. Хорошее издание… Как же ты сюда попала?

Старик поднял фонарь повыше и обнаружил пустое место на полке, куда аккуратно поставил книгу. Гадая, как она смогла упасть оттуда, он посмотрел по сторонам, будто выискивая подсказку.

– Опять чудеса происходят, – пробормотал он, нахмурившись, и направился обратно на свой пост.

Сделав пару шаркающих шагов, он замер на месте, повторно вздрогнув. Позади него, буквально в соседнем ряду, послышался шорох страниц. Этот звук нельзя было спутать тому, кто сам прочитал бесчисленное количество книг и надзирал за читальным залом. Целыми днями кто-то рядом с ним шуршал бумажными листами, и эта мелодия поглощаемого знания была его ежедневной молитвой.

Развернувшись, любопытный старик заглянул в соседний ряд и бросил взгляд сначала в один, а затем и в другой конец. Ему показалось, что кто-то стоял в проходе, и он зашаркал в ту сторону, недовольно кряхтя и поглаживая седую бороду дрожащей рукой.

Раскачивающийся фонарь слабо, но уверенно отгонял тени, заполнившие проход меж стеллажей, куда не проникал свет от вспышек молний далекой грозы. Золотистый луч выхватил темный силуэт, неподвижно стоящий во мраке. Еще несколько шагов и стал ясно виден человек в черном, читающий в темноте книгу. Ему не требовался ни огонек свечи, ни светильник. Почему-то сразу запоминалась шляпа с жесткими полями. И хотя незнакомец вызывал подозрение в связях с влиятельными семьями и, очевидно, вломился без спроса в библиотеку, сторож с облегчением выдохнул. Его опасения на счет злобных духов и призраков не подтвердились. Найдя причину странных происшествий, он был рад, что все объяснялось вторжением странной личности. Многие говорили о непостижимых уму способностях изгоев общества. Об их ловкости, скорости и силе ходили легенды, а изощренный ум вызывал восхищение, не смотря на ужасные последствия его применения. Впрочем, книги пропадали редко. Во всем этом была даже своя романтика.

– Синьор, верните книги на место и идите за мной, я открою для вас…

Заметив нечто особенное в незнакомце, старик оцепенел, и гримаса страха исказила его добродушное лицо.

– «Святая Катарина» – пробормотал он, осеняя себя священным знаком.

Человек в шляпе повернул к нему голову, но искусственный свет так и не смог прогнать тень из-под шляпы. Протянув руку, он коснулся фонаря. К еще большему ужасу сторожа вытянутые пальцы в перчатке проникли внутрь, не разбив стекло, и погасили затрепетавший огонек.

Темный прилив тут же затопил проход. Словно волна чернил, он обрушился сверху со всей беспощадностью стихии. В обступившем старика мраке нельзя было разглядеть самого себя, не говоря уже о человеке в шляпе. Мелькнула вспышка молнии, и нависший над сторожем силуэт раздался в стороны, наклонился вперед и стремительно и бесшумно поглотил тело старика. Откуда-то донесся сдавленный испуганный вскрик, потонувший в набежавшем раскате грома, а затем послышались приглушенные щелчки и треск, словно кто-то ломал под водой ветки.

Первые крупные капли застучали по стеклам, зашуршал дождь по крыше и отливам, нарушив длительное молчание ночи. Ослепительный отблеск молнии ворвался внутрь библиотеки, разогнав кромешную тьму, и выхватил человека в шляпе, вернувшегося к чтению в полуночном мраке.

Приближались сумерки, и заканчивался еще один пасмурный осенний день. Пламя, запертое внутри стеклянных фонарных колпаков, мерцало в серой дождливой дымке. Теплом и уютом освещал мокрую мостовую и тротуар свет из высоких окон первых этажей. Дорожки прирученного огня струились по лужам, подернутым рябью от ветра и расходящимися кругами от упавших капель. Всюду был запах сырости и беспросветное уныние.

Скоро начнутся первые ночные заморозки. Сырость и холод промозглого вечера забирались под поднятый воротник, и, казалось, к твоему уху прикоснулись ледяные губы зимы, оставившие морозный поцелуй.

Одинокий прохожий в темно-сером пальто, своим фасоном чем-то отдаленно напоминающее шинель, переборол желание поежиться и еще раз осмотрел бульвар. Пышная листва теперь не мешала обзору, и никто не мог спрятаться от его внимательных голубых глаз.

Итак, пока он стоял здесь, прячась в тени массивного фасада, сердобольно укрывающего мужчину от ветра и дождя в рустиковых складках под статуями молчаливых атлантов, только один экипаж не тронулся с места на противоположной стороне улицы. Мокрая шерсть лошадей лоснилась, а гривы повисли неопрятными космами. Внутри кареты кто-то терпеливо ждал своего часа. Силуэт человека, то и дело наклоняющегося вперед и выглядывающего в окно, заслонял собой свет. Он был один, и это не столько успокаивало, сколько раздражало мужчину.

Наконец, приняв решение, человек в пальто вышел из тени и перешел бульвар. Неторопливо приблизившись к кофейне мадам Д`Жави, мужчина снял шляпу, зашел внутрь и отряхнул плечи и рукава. Россыпь дождевых капель слетела на пол. Будь он в одном из печально известных питейных заведений Девятипалова, то даже не притронулся бы к мокрым полям головного убора. Здесь же, на нейтральной территории, в центре столицы, он не мог нарушать этикет. Путь ему не удастся остаться инкогнито. Увы, это была необходимая плата.