Но Алекс приподнялся, взял меня за подбородок и заставил посмотреть в глаза:
– Послушай меня, пожалуйста, я говорю серьёзно. Очень важно, чтобы я всегда знал, где ты.
– Тебя что-то беспокоит? – я взглянула на него с удивлением.
– Нет, просто я должен быть уверен, что с тобой всё в порядке.
– Не волнуйся, – я погладила его по щеке и нежно поцеловала в губы, – я буду очень внимательна и осторожна.
Алекс, убедившись, что я вняла его словам, опять, наконец, склонился надо мной, уже изнемогающей в нетерпение ощутить его прикосновения и ласки.
Утром меня разбудил стук в дверь. Алекс поднялся, накинув халат и подпоясываясь на ходу, пошёл открывать. Принесли завтрак. Официант закатил сервированный столик, и насколько я поняла, не зная французского, пожелав хорошего утра, удалился. А утро и в самом деле обещало быть хорошим, предвещая чудесный день. Алекс, приняв душ и быстро позавтракав, ушёл, поцеловав меня на прощание и напомнив, о том, чтобы я всегда была на связи. А я не спешила вставать, обдумывая планы на день.
Алекс нанял для меня машину класса «люкс» с водителем, который говорил по русский и приезжал по моему вызову. Вручил несколько банковских карт. Я попыталась возразить, всё-таки я вполне самостоятельный человек, и у меня есть собственные средства, куда как более чем скромные на фоне Алекса, но их вполне хватило бы на мои нужды, но Алекс пресёк все мои возражения раз и навсегда.
– Я буду обеспечивать тебя полностью, так как считаю нужным, и будет только так, смирись с этим.
Я не стала возражать, для меня абсолютно не принципиальна финансовая независимость от мужчины, если он так решил. Я подчинилась и с радостью окунулась в суетливую и жизнерадостную атмосферу французской столицы.
В этот период года – начало лета, Париж цветёт, погружаясь в яркие краски цветущих кустов, деревьев и цветов. Весенняя зелень ещё молода и свежа. Улицы и площади наполнены благоухающими ароматами. Я, наслаждаясь всем этим великолепием, в первые дни много гуляла, почти не обременяя своего водителя.
Мы жили в самом центре города, откуда в пешеходной доступности были основные достопримечательности и парки французской столицы.
Потом, изучив интернет, я намечала более длинные маршруты. Вызывая с утра своего водителя, отправлялась за город. Я ездила в Версаль и, прочитав о Шато-де-Мальмезон, доме Жозефины Бонапарт, съездила и туда. Я побывала в поместье Во-Ле-Виконт и в замке Пьерфон. Водитель мой оказался весьма общительным, без навязчивости, профессионалом в своём деле. Часто он вносил свои корректировки в мой маршрут, предлагая, как можно сделать его более интересным.
Я увлеклась фотографией. Сначала, просто снимала на телефон. Потом, Алекс, посмотрев мои снимки, подарил мне фотоаппарат, небольшую по размеру, но очень дорогую фирменную цифровую камеру. И мои просто прогулки приобрели смысл. Я снимала, выбирая интересные, как мне казалось, кадры и ракурсу. Это доставляло мне удовольствие.
Экскурсионные поездки я разбавляла шопингом. Адреса магазинов и бутиков мне предоставил Алекс. Все они были брендовыми и очень дорогими.
Каждый день Алекс возвращался вечером, и, если было ещё не очень поздно, мы гуляли, взявшись за руки, просто не спеша бродили по улицам, ужинали в уличных кафе или ездили в магазины, где я показывала ему понравившиеся вещи, которые я не решилась купить, и он чаще одобрял мой выбор. А потом, устроившись на диване в номере, мы рассматривали мои снимки, сделанные днём.
Однажды Алекс вдруг задержался на одной из фотографий, взяв фотоаппарат у меня из рук стал увеличивать фрагмент. На заднем плане был человек, совершенно не знакомый мне случайный прохожий. Хотя я старалась сделать снимок так, чтобы в кадр не попадали случайные люди, не всегда это было возможно, как и в этот раз. Но почему-то именно этот человек, привлёк внимание Алекса.
– Ты встречала его ещё где-нибудь?
– Нет, ты его знаешь?
Алекс помедлил минутку:
– Нет, не знаю. Мне показалось, что он мне знаком. Но это не так.
Проходили дни и возможно когда-то это состояние безмятежного роскошного отпуска и надоест мне, но не сейчас. Сейчас его омрачало лишь то, что мы не так много времени проводили вместе с Алексом, как раньше. Но всё же мы были вместе. Я понимала, что просто не имею права укорять его в том, что он уделяет мне мало времени.
Постепенно, Алекс стал возвращаться всё позже, и я замечала, что, всё чаще и чаще, он выглядит каким-то уставшем, и, как будто, замыкается в себе. Он стал молчаливее. Нет, отношение ко мне не изменилось, оно было, как и прежде, нежное, заботливое, ласковое, но покровительственное. Но мы реже стали заниматься сексом. Теперь чаще он просто обнимал меня, крепко прижимая к себе, и так засыпал. Я не о чём не спрашивала. За время нашего знакомства, я хорошо усвоила, что спрашивать его не имеет смысла. Если Алекс посчитает необходимым, он сам все расскажет, а если он так не считает, никакие расспросы ни к чему не приведут.
Лёгкий вечерний ветерок гнал прохладу с реки Сены. Деревья слегка шевелили листвой, отбрасывая длинные причудливые тени. А я вдыхала волшебный воздух – воздух Парижа. Говорят, он особенный. Его даже запечатывают в металлические бутылочки и продают. Туристы охотно покупают такие сувениры, чтобы увезти домой. Сначала я, конечно, смеялась над этим, как и все здравомыслящие люди. Но со временем пребывания здесь, я сама вдруг ощутила, что это правда. Воздух Парижа, его нельзя описать, его нужно почувствовать, впитать. Я почувствовала. Может быть, это и есть запах романтики. Хотя, конечно, это было лишь обрамление моего состояния, того самого состояния счастья рядом с любимым мужчиной, в его заботе, в надёжности рядом с ним, в роскоши, которую он мне предоставил.
Мы с Алексом сидели за металлическим столиком на улице, через дорогу от набережной Сены. Парижане предпочитают устраиваться не в самом помещении кафе и ресторанов, а располагаться именно за такими, выставленными прямо на тротуаре столиками. Никого ни капли не смущает, что тротуар при этом зачастую полностью загорожен и места пройти просто не остаётся. Прохожие вынуждены пробираться, через стулья и столы, заглядывая в тарелки сидящих. Французы, любящие показать себя и просмотреть на других, общительные и вполне жизнерадостные люди именно в этом видят всю прелесть. А приезжие, не привыкшие к таким неудобствам, пусть привыкают или просто смеряются.
Я доела последнюю каплю божественно вкусного мороженного и отодвинула чашку. Алекс не спеша пил кофе, задумчиво глядя куда-то.
Сегодня мне было не по себе. И это было, потому что я явно видела состояние любимого. Сейчас за столиком кафе, в этот прекрасный вечер Алекс выглядел слишком уставшим и подавленным, и я не выдержала, я больше не могла молча делать вид, что всё хорошо и не о чем беспокоится:
– Алекс, скажи мне, что – то случилось, ты…, – я не успела закончить свою осторожную фразу.
– Тебя это не касается.
Хоть я и не ждала, что он всё расскажет мне, он ответил так резко и неожиданно грубо, что я вздрогнула.
– Прости, – голос его стал значительно мягче, и он погладил меня по щеке, – прости, но это действительно тебя не касается. Всё в порядке.
Но теперь для меня стало абсолютно очевидно, что всё далеко не в порядке. Никогда ещё Алекс не повышал на меня голос. Я мочала.
– Давай-ка завтра съездим куда-нибудь вдвоём, только мы с тобой. Во Франции много красивых мест, я покажу их тебе.
– А как же твои дела, ты сможешь оставить их?
– Это не важно. Я хочу побыть с тобой и сейчас это важнее.
Алекс протянул руку ко мне, собираясь опять дотронутся до моей щеки, но вдруг резко отдёрнул. Взгляд его стал напряжённый, затем окаменел, зрачки потемнели. Он смотрел мимо меня на проезжую часть. Я обернулась, потому что сидела спиной к дороге. Столик наш стоял почти на самом краю тротуара и около нас, прямо напротив, остановился большой роскошный тонированный седан. Стекло задней дверцы автомобиля опустилось как раз в том момент, когда я повернулась, и передо мной в тёмном прямоугольнике салона предстало лицо мужчины, пожилого, с приятными чертами киношного аристократа. Он улыбался. Но улыбка его была не доброй, в ней явно сквозило какое-то злорадство.
