— Ты все равно не прав. — Сказал Мишель через десяток минут напряженного молчания.

Автомобиль свернул с дороги, подпрыгнул на кочке и остановился на полупустой парковке перед полицейским участком и под единственным горящим фонарем. Мишель тут же выбрался из машины и зашагал по свежему снегу к новенькому кирпичному зданию с широким крыльцом. Стеклянная входная дверь пропускала желтый свет из здания наружу, и Мишель шел на этот свет как мотылек.

Отец догнал его, хотел снова взять его за руку, но Мишель дернул плечом, избегая прикосновения. Когда он дернул на себя дверь и оказался в совершенно пустой и безликой приемной, Мишелю пришлось повернуться лицом к отцу.

— Где Марк? — спросил он. — Почему здесь никого нет?

И в то же время, не дожидаясь очередного бессмысленного ответа от отца, Мишель повел носом и унюхал слабые остатки от запаха Марка. Мишель даже смог определить, в какую сторону длинного коридора его повели и уже хотел идти по этому следу. Отец снова схватил его за плечо, развернул и повел в другую сторону.

— Не туда! — растерянно сказал Мишель, но когда он потерял сладкую нить запаха Марка, и наваждение немного рассеялось, Мишель снова разозлился и шикнул.

— Сначала расскажешь все нам, а потом я решу, пускать ли его вообще к тебе.

— Что мне вам рассказывать? — Мишель попытался вырвать руку, но он был слишком слаб. Отец не делал больно, но держал крепко, используя всю свою альфью силу. И еще давил запахом, который Мишель всю жизнь безоговорочно боготворил.

Отец открыл непримечательную дверь со стеклянной вставкой и затертой табличкой и завел Мишеля в маленький тесный кабинет. Здесь пахло уже другим незнакомым альфой — хозяином этого кабинета. Стекло на двери и окно в кабинете были прикрыты желтыми жалюзи. В унисон с работающим компьютером гудела яркая лампа на потолке. И еще одна стояла на столе, освещая ровные стопки рабочих бумаг, смешную подставку для ручек в виде щенка и небольшую фотографию в рамке, повернутую изображением к пустому рабочему креслу.

— Сядь на стул. — Сказал отец.

И Мишель сел, сложив руки на коленях.

Отец остался на ногах. Казалось, он занимал собой все небольшое пространство, а запах его полностью завоевал эту территорию. Отец давил как никогда в жизни, но, в отличие от прошлого дня, в его запахе и поведении не было безумия и гнева.

— Я люблю его. — Сказал Мишель, когда молчание затянулось.

— Да это же…

— Не любовь? — спросил Мишель, отрывая взгляд от своих рук.

Он все еще как будто чувствовал запах Марка, хотя это и было невозможно. Мишель точно чувствовал, что Марк в этом здании, что он совсем рядом и пока что в порядке. Волнуется только, да и то не за себя, а за Мишеля и братьев.

— Мне семнадцать и я, как подросток, влюбился в первого встречного альфу? И на самом деле это и не любовь и все быстро пройдет?

Отец долго молчал. Отвернулся к двери и смотрел сквозь жалюзи и стекло на коридор. Слышалось, как кто-то ходил мимо, как где-то говорили люди, как постоянно пронзительно звонил телефон. Мишель раньше никогда не бывал в полицейских участках, и это все опять было для него впервые.

— Это так. — Коротко сказал отец.

— Все равно. — Тут же ответил Мишель. И этот ответ отца удивил. Он повернулся к Мишелю и посмотрел странным, полным какой-то дикой и почти невыносимой тоски взглядом. — Все равно, что это будет. — Повторил Мишель. — Если мы даже навсегда расстанемся с ним, у меня все равно уже был самый лучший праздник в жизни. И я… — Мишель впился короткими ногтями в свои грязноватые джинсы и замерзшие ноги под ними. — И я такое чувствовал, чего никогда у меня не было еще.

Мишель вспоминал ту ночь. Всего пара дней прошла после нее, а он уже пережил столько всего, что хватило бы на несколько лет. Но когда Мишель шел по узкому ограждению, держался за руку Марка и заглядывал в желтые окна, он был счастлив как никогда. И пока он помнил это чувство, он бы не смог снова жить так, как жил до этого. Мир был слишком красив, а жизнь слишком интересной, чтобы прятаться от них в уютной квартирке.

— Да это гормоны. — Сам себе не веря забормотал отец.

— Я не про секс.

В коридоре за хлипкой стеной прошлась целая компания полицейских, которые громко смеялись и обсуждали капитана Роджерса. После них все стихло и из звуков в этом кабинете снова осталось только гудение компьютера и лампы.

— Не в том дело, что у нас с Марком. — Мишель попытался закончить свою мысль и снова не сорваться, не скатиться до банального шипения и бессмысленных обвинений. — В том, что ты даже не хочешь задуматься о моих чувствах. Почему я просто не могу встречаться с ним? Да даже и спать? Да это же нормально. Мне семнадцать. Не четырнадцать там или пятнадцать. Я совершеннолетним скоро стану.

Отец молчал.

— Я не хочу так больше жить. — Откровенно заговорил Мишель. Если отец его не поймет — не важно. — Всю жизнь в этой дурацкой ужасной тоске. Какая же бесполезно… — Мишель тряхнул головой. — Не в том дело, люблю я или не люблю Марка. Он помог мне…осмелиться. Если ты заставишь меня выбирать, я его выберу. Не потому что я глупый подросток и влюбился в него, просто он меня никогда не заставит так делать. Я прошу хотя бы уважать мои чувства. Не соглашаться сразу со мной, но хотя бы… Берни говорит, что любой имеет право на свое мнение.

Мишель не понимал, чем они сейчас здесь занимаются. И не понимал, почему отец привел его в этот пустой кабинет. Сейчас все было плохо: Марка почти арестовали, виноват в этом был Мишель, Эшли и ребенок остались совсем без поддержки и их папа все еще лежал в больнице и ждал операции.

А Мишель вел разговоры с отцом. Долгих лет не хватило, чтобы всего лишь рассказать отцу про свои чувства и попросить помощи. Но зато сейчас, когда не было этого драгоценного времени на разговоры, когда Мишеля настигли последствия его молчания, они эти разговоры вдруг вели.

— Ты сбежал и пропал на ночь. — Сказал отец, а Мишель кивнул. — Потом снова сбежал. А я не мог сидеть и ждать, потому что не был уверен, что тебя просто…да хотя бы не изнасиловали. Ты заметил, какой у тебя запах?

Мишель снова кивнул.

— Представь, если бы с твоим ребенком случилось такое.

Отец все-таки отошел от двери, но в таком тесном кабинете ему было некуда податься. Он сделал пару шагов вдоль стены. Оказался за письменным столом, выглянул в темноту за окном. Поправил неровные жалюзи.

— Я должен сказать тебе. — С тяжелым выдохом сказал отец. Он как будто сомневался, не хотел говорить об этом с Мишелем и даже не знал, как об этом говорить. Пытался заботиться о его чувствах так, как всегда привык. — У меня был его номер и я смог кое-что узнать.

Отец снова нашел в себе силы взглянуть на Мишеля. Теперь их разделял рабочий стол и горящий светильник. Подсвеченное теплым светом лицо отца выглядело еще больше постаревшим, чем обычно. Уголки губ были опущены, морщины пересекали лоб, собирались в уголках губ и около глаз. Мишель видел синяки у него под глазами и видел его потухший, почти смирившийся взгляд.

— Не переживай сильно за него, ему не привыкать попадаться полиции. Он…в каждом отделении есть списки, за кем стоит присматривать…

— Я знаю. — Сказал Мишель и снова попытался вцепиться пальцами в джинсы, но ногти лишь противно прошлись по грубой ткани.

— И еще есть кое-что. — Отец снова замолчал, но ненадолго. Собрался с духом, еще больше помрачнел. — Не знаю, как лучше сказать. Он не случайно, скорее всего…. Не случайно тебя нашел. Он.… У него отец….

— Папа его застрелил. — Закончил Мишель. — Я знаю.

— Он сказал тебе?

— Я первым догадался. — Мишель опустил голову. — И ему сказал.

Он не хотел смотреть, чтобы не видеть, что творилось с отцом. Авторитет отца резко рушился в его глазах. Мишель вдруг понял, что он может ошибаться, что он не идеальный и что он так же может растеряться и совсем не знать, что делать. Он не справлялся. Не справлялся со страхом за Мишеля и не справлялся с так резко открывшейся правдой. Мишель, догадавшись, упал в обморок. Отец пока держался.