Холодно.

— Сэм, двоится в глазах?

— Только когда открываю оба.

Я замечаю на его лице беспокойство. Он осматривает меня. Лифт плавно останавливается, и лёгкий ветер ерошит волосы. Мартин не обращает на него внимание. Он освобождает мне плечо от убитой куртки, рвёт рубашку над раной, наклоняется — а меня вдруг пробирает страх.

— Эй, ты чего делаешь!

Я чувствую его дыхание, язык на коже. Горячий. Странно — но боль проходит. Мартин отрывается от меня, отплёвывается, чистит язык о зубы, снова сплёвывает.

— Не даю тебе умереть.

Он снова наклоняется, это странно, мне же почему-то становится смешно.

— Обычно говорят «спасаю тебе жизнь».

— Нельзя, чтобы кровь в ране сворачивалась — будет заражение, — и всё повторяется.

В голове становится очень легко. Я хихикаю и обнимаю его за шею.

— Просто признайся, что тебе нравится.

Что-то тёплое свободно стекает у меня под рукой, становясь по пути неприятно-холодным. Он распрямляется и светит моим фонариком мне же в глаза. Я морщусь, стараюсь закрыться, но получается как-то медленно.

— Наркоз действует.

— Точно… у вас же со слюной…

— Акаин. И гепарин, который спасает тебе жизнь.

Вроде то, о чём он говорит, используют в медицине… Я пытаюсь вспомнить, что он сейчас со мной делает, но не получается. На ветках непотревоженный лежит снег. В городе он бы уже начал таять…

— Мартин… ты зубы чистил? А то занесёшь чего…

Он смотрит на меня, как на ребёнка. Капризного, но любимого.

— Я тебя щас оставлю прямо тут.

Я не хочу, чтобы он уходил… Снова доносится звук разрываемой ткани. Потом он сильно давит мне на грудь.

— Ай…

Он отрывает полоски от своей рубашки и бинтует мне плечо. Очень туго. Привязывает к плечу руку.

— Ты уверен, что знаешь, что делаешь?..

Он не отвечает. Просто кутает меня в пальто, берёт на руки и укладывает на заднее сиденье в машину. Здесь темно. А ещё наконец-то тепло и хочется спать. Меня окутывает его запах…

— Мартин?..

Проходит почти вечность, прежде чем снова открывается дверь. Он садится, машину едва заметно качает. Меня вместе с ней. Я плыву…

— Мартин… Как тебе моя кровь?

— Отдыхай, — голос издалека. — Всё будет хорошо.

Я слышу, как он заводит мотор…

========== день четвёртый ==========

Белый больничный потолок и писк приборов. Окна закрыты плотными шторами, но в щель между ними пробивается дневной свет. Мартин спит рядом на соседней койке. У него над глазом свежий, стянутый пластырем кровоподтёк и новая рубашка. Под рукой — снятая наплечная кобура. Я сажусь. И ложусь обратно. Тянущая боль в плече и темнеет в глазах. Значит, полежу ещё. Я жду, пока пройдёт головокружение и снова открываю глаза. На плече — вакуумный пластырь и электроды, рука подвязана. Правая. Плохо. В левую по трубке медленно капает кровь.

Постепенно вспоминаю, что вчера произошло.

Ферменты из желёз вампиров до сих пор используют в медицине. Они входят в состав дешёвых лекарств для разжижения крови, лечения почек, гипертонии и сердечной недостаточности. Если вы больны, и у вас нет денег — иногда вы просто не хотите знать, что в таблетке.

— Мартин… — я чищу горло. — Мартин?

Он открывает глаза, моргает со сна. Видит меня и легко улыбается.

— Привет.

— Привет, — я отвечаю и протягиваю в его сторону здоровую руку. — Что произошло?

Мартин садится и смотрит на меня, попутно надевая кобуру. Рубашка ему кажется немного большой.

— Ардварк ударил тебя ножом с ядом кухри. Его раньше использовали для обмана. Ты… видела, как всё происходит.

Действительно видела… Я отвожу глаза и понимаю, что, если мы продолжим, со стыда сожгу кровать. Поднимаю руку над глазом.

— А это?

Мартин поднимает глаза, потом касается брови.

— Отец приходил. Немного подрались в приёмной.

Зная, что для вампиров «немного», мне легко представить, что их разводила вся приёмная.

— Он же только недавно поправился.

— Именно поэтому я ему ничего не сказал. Но он всё равно узнал, и ему не понравилось, — оттягивает ворот. — Рубашку свою дал. Мама тоже была. Я сказал, что ты помогла нам выбраться.

Я улыбаюсь, глядя куда-то на свои руки.

— Что это было за мерцание?

— Туман шаффра. Безвредный флуоресцентный газ. Вампиры использовали его для освещения пещер ещё в Тёмные Века. В наземных городах его уже давно заменили, но те, кто ушёл под землю, куда более консервативны.

— Ты спас мне жизнь.

— Ты бы сделала также.

Он серьёзно смотрит на меня, я же смеюсь, представив.

— Я не стану зализывать тебе раны, даже если хорошо попросишь.

Снова смотрю на него — он улыбается.

— Не знала, что ты так рычишь.

— Мы ещё и урчать умеем.

Открывается дверь, и я не успеваю спросить, серьёзно он сейчас или нет. Мартин встаёт, кивая.

— Мистер Мэтьюз. Лорен.

— Саманта!

Мама кидается мне на шею, я осторожно отвожу руку, чтобы не выдернуть иглу катетера.

— Я же всегда говорила, что это опасно — зачем только тебя перевели!

Пока мама успокаивает свои тревоги относительно меня, папа кивает Мартину на дверь и выходит следом.

— Тут так темно — зачем здесь такие шторы? — мама раскрывает окна, впуская дневной свет. — Так ты совсем забудешь, как выглядит солнце. Ты такая бледная — вас уже не различишь.

— Мама, Мартин — вампир, ему вредно, — я беззлобно смеюсь. Надо взять отпуск, поехать к родителям и просто лежать на диване, пока они хлопочут рядом. Красота же. Вот только долго я так не выдержу.

Мама садится ко мне на кровать.

— Вы, случайно, не собираетесь пожениться?

— Мам, волки женятся на овцах только в сказках, — я откидываюсь на подушку. — И ты ведь знаешь, что у них во рту химическая лаборатория? Ты представляешь, что вот это всё попадёт ко мне?

— Я слышала, некоторые специально дают себя укусить для разжижения крови, — она все не сдаётся. — Какие у вас отношения?

Я пожимаю плечами.

— Мы напарники. Мне нравится с ним работать. Иногда мне кажется, что он относится ко мне, как к младшей сестрёнке. Иногда, как к домашнему любимцу, — я смеюсь, прикрывая рот рукой, — Я тебе этого не говорила.

Мама пытается смотреть серьёзно, но губы дрогнули, выдав улыбку. Она поворачивается на дверь. За ней, у замутнённого окна видны два силуэта.

— Папа, наверно, сейчас спрашивает то же самое.

Снаружи мой отец допрашивает Мартина:

— Ты кусал мою дочь?

— Нет.

— Хочешь?

Мартин смотрит через окно в палату, прежде чем ответить.

— Нет.

К его чести, из раны он почти ничего не проглотил.

— Ты спишь с моей дочерью?

— Что? Нет!

Вопрос застаёт врасплох.

— Мистер Мэтьюз, это уже слишком.

— Она для тебя некрасива?

— Она… привлекательна. Как женщина. Просто…

— Ты гей?

— Нет. Просто это странно — хотеть кого-то не своего вида.

— Да? А в новостях другое говорят.

— Я не слышал.

По крайней мере, чтобы это не было актом насилия.

Разобравшись с трубками, успокоив маму и взяв принесённые мне вещи, из палаты появляюсь я.

— Папа, что бы ты сейчас ни спрашивал, Мартин — мой напарник, и он спас мне жизнь.

— Но для начала он тебя туда затащил.

— Я сама полезла.

Кидаю Мартину пальто, натягиваю через плечо новую, беру его за рукав и тащу к выходу, оставляя родителей в недоумении стоять у палаты. Я наклоняюсь ближе.

— У тебя было такое лицо — он не сильно тебя доставал?

Мартин запинается, прежде чем ответить.

— Всё в порядке, не страшно.

— Он может быть жёстким — уж я-то знаю.

Он, наконец, выдыхает.

— Спасибо.

— Саманта!

Я оборачиваюсь. Из палаты выбегает мама. Отец кричит мне вслед:

— Вернись немедленно — тебя ещё не выписали!

— Я сама себя выписала! К тому же, еда здесь отстой.