И он произносил эту фразу во всех комнатах, по которым проходил.

– Теперь, когда мы одни, – обратился король к Сент-Эньяну, – назови мне имя противника де Гиша.

Де Сент-Эньян посмотрел на короля.

– Не смущайся, – ободрил его король, – ты ведь знаешь, что мне придется простить.

– Де Вард, – сказал де Сент-Эньян.

– Хорошо.

Затем, направляясь в спальню, Людовик XIV прибавил:

– Простить – не значит забыть.

Маникан выходил от короля очень довольный, что ему удалось так счастливо выпутаться, как вдруг, спустившись с лестницы, он почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Он оглянулся и увидел Монтале, которая, наклонившись к нему, таинственно прошептала:

– Сударь, пожалуйте сюда поскорее, прошу вас.

– Куда, мадемуазель? – спросил Маникан.

– Прежде всего настоящий рыцарь никогда бы не задал мне такого вопроса, а просто пошел бы за мной, не требуя никаких объяснений.

– Хорошо, мадемуазель, – согласился Маникан, – я готов вести себя по-рыцарски.

– Слишком поздно. Теперь у вас нет никакой заслуги. Мы идем к принцессе.

– Вот как, к принцессе?

И он пошел за Монтале, которая бежала впереди, легкая, как Галатея.

«На этот раз, – говорил себе Маникан, – охотничьи истории будут, пожалуй, неуместны. Попробуем, однако, а если понадобится… ей-богу, если понадобится, выдумаем еще что-нибудь».

Монтале все бежала.

«Как это утомительно, – думал Маникан, – напрягать одновременно ум и ноги».

Наконец они пришли. Принцесса окончила свой ночной туалет и была в изящном пеньюаре; она кого-то ждала с явным нетерпением. Поэтому Монтале и Маникан застали ее подле самых дверей.

– Наконец-то! – воскликнула она.

– Вот господин де Маникан, – представила Монтале.

Маникан почтительно поклонился.

Принцесса знаком приказала Монтале удалиться. Фрейлина повиновалась. Принцесса молча проводила ее глазами и подождала, пока двери за нею закрылись; затем, обращаясь к Маникану, молвила:

– Что случилось? Говорят, в замке кого-то ранили?

– К несчастью, да, принцесса… господина де Гиша.

– Да, господина де Гиша, – повторила принцесса. – Мне уже известно об этом, но только по слухам. Значит, несчастье случилось действительно с господином де Гишем?

– С ним самим, принцесса.

– Знаете ли вы, господин де Маникан, – с живостью сказала принцесса, – что король питает отвращение к дуэлям?

– Конечно, принцесса. Но дуэль с диким зверем не осуждается его величеством.

– Надеюсь, вы не оскорбите меня предположением, будто я поверю в нелепую басню, пущенную неизвестно для чего, согласно которой господин де Гиш ранен кабаном. Нет, нет, сударь, истина обнаружена, а в настоящую минуту господин де Гиш не только страдает от раны, но подвергается еще опасности лишиться свободы.

– Увы, принцесса, – вздохнул Маникан, – мне это прекрасно известно, но что же делать?

– Вы видели его величество?

– Да, принцесса.

– Что вы сказали ему?

– Я рассказал ему, как господин де Гиш сидел в засаде, как из рощи Рошен выскочил кабан, как господин де Гиш выстрелил в него и как, наконец, рассвирепевший зверь бросился на стрелка, убил его лошадь и серьезно ранил его самого.

– И король всему этому поверил?

– Вполне.

– Вы меня удивляете, господин де Маникан, вы меня очень удивляете!

И принцесса принялась расхаживать по комнате, бросая по временам вопросительные взгляды на Маникана, неподвижно и бесстрастно стоявшего на месте, которое он занял, войдя в комнату. Наконец принцесса остановилась.

– А между тем, – начала она, – все в один голос объясняют эту рану совсем иначе.

– Каким же образом, принцесса? – спросил Маникан. – Простите, что я задаю этот нескромный вопрос вашему высочеству.

– И это спрашиваете вы, ближайший друг господина де Гиша, поверенный его тайн?

– Ближайший друг – да; поверенный его тайн – нет. Де Гиш из тех людей, которые никому не доверяют своих тайн. Де Гиш очень скрытен, принцесса.

– Хорошо, в таком случае я буду иметь удовольствие открыть вам эти тайны, которые так хорошо умеет прятать господин де Гиш, – с досадой молвила принцесса, – ибо ведь король, может быть, вторично пожелает расспросить вас, и если вы снова расскажете ему эту небылицу, то он, пожалуй, вам больше не поверит.

– Мне кажется, ваше высочество, что вы заблуждаетесь относительно короля. Его величество остался очень доволен мною, клянусь вам.

– В таком случае позвольте мне сказать вам, господин де Маникан, что это доказывает лишь нетребовательность его величества.

– Я полагаю, что ваше высочество ошибается. Его величество, как известно, принимает в расчет только серьезные доводы.

– И вы думаете, что король поблагодарит вас за вашу подобострастную ложь, когда узнает завтра, что господин де Гиш затеял ссору из-за своего друга, господина де Бражелона, и что ссора эта привела к поединку?

– Ссора из-за господина де Бражелона? – наивнейшим тоном произнес Маникан. – Что вашему высочеству угодно сказать этим?

– Что же тут удивительного? Господин де Гиш подозрителен, раздражителен, легко забывается.

– Я, принцесса, напротив, считаю де Гиша очень терпеливым человеком, который раздражается только в тех случаях, когда для этого есть серьезный повод.

– Разве вступиться за честь друга не серьезный повод? – улыбнулась принцесса.

– О, конечно, принцесса! Особенно для такого сердца, как у него.

– Не станете же вы отрицать, что господин де Бражелон друг господина де Гиша?

– Большой друг.

– Так вот, господин де Гиш вступился за честь господина де Бражелона, и так как господина де Бражелона здесь нет и он не мог драться, то граф дрался вместо него.

Маникан с улыбкой слушал принцессу и раза два или три сделал движение головой и плечами, означавшее: «Если вы хотите во что бы то ни стало…»

– Что же вы молчите? – нетерпеливо спросила принцесса. – Видно, вы не разделяете моего мнения и хотите что-то возразить?

– Я вам могу сказать, принцесса, только одно: я не понимаю ни слова из всего того, что вы изволили рассказать мне.

– Как! Вы ничего не понимаете в ссоре господина де Гиша с господином де Вардом? – в раздражении воскликнула принцесса.

Маникан молчал.

– Ссоре, – продолжала она, – возникшей из-за одной довольно недоброжелательной и довольно обоснованной фразы относительно поведения одной дамы.

– Ах, одной дамы! Это другое дело, – протянул Маникан.

– Вы начинаете понимать, не правда ли?

– Простите, ваше высочество, но я не решаюсь…

– Вы не решаетесь? – спросила принцесса, выведенная из себя. – В таком случае решусь я!

– Принцесса, принцесса! – остановил Маникан, делая вид, что он страшно испуган. – Взвесьте хорошенько, что вы хотите сказать.

– Можно подумать, что, если бы я была мужчиной, вы бы вызвали меня на дуэль, несмотря на запрещение его величества, как господин де Гиш вызвал на дуэль господина де Варда из-за сомнений последнего в добродетели мадемуазель де Лавальер.

– Мадемуазель де Лавальер! – вскричал Маникан, даже подпрыгнув от изумления, точно он меньше всего на свете ожидал услышать это имя.

– Что с вами, господин де Маникан, почему вы подскочили? – иронически усмехнулась принцесса. – Неужели и вы имеете дерзость сомневаться в ее добродетели?

– Но во всей этой истории не было и речи о добродетели мадемуазель де Лавальер, принцесса.

– Как! Два человека стрелялись из-за женщины, а вы говорите, что она здесь ни при чем и что о ней не было речи? Я и не знала, что вы такой ловкий царедворец, господин де Маникан.

– Извините, принцесса, – сказал молодой человек, – мы совсем не понимаем друг друга; вы делаете мне честь говорить со мной на одном языке, я же, по-видимому, говорю с вами на другом.

– Что такое?

– Извините, мне показалось, будто вашему высочеству было угодно сказать, что господин де Гиш и де Вард дрались из-за мадемуазель де Лавальер.