Присев на одно колено для лучшего упора, я положила стрелу поверх рукояти и чуть оттянула тетиву, приводя оружие в боевую готовность. Отведя лук в сторону, подняла голову и стала высматривать вероятного противника. Происходящее казалось нереальным, будто игрой, но игрой неправильной, страшной, с жестокими условиями и непоправимым финалом. Я сглотнула, нервно перебирая пальцами оперение стрелы.

В двадцати шагах от меня слегка шевельнулась ветка боярышника, усыпанная крупными красными ягодами. В просвете между начинающей редеть листвой показался тонкий, изящный профиль атамана. Разросшийся куст скрывал почти всю его фигуру, оставляя доступными взору лишь лицо и левую вытянутую руку, державшую лук. Откинув волосы со лба, он прищурился и облизнул губы. Лук мягко согнулся, готовясь послать острую тонкую смерть тому несчастному, кого наметил его хозяин.

Вскинув оружие, я навела его на заросли боярышника. Сердце заколотилось как бешеное, а руки налились свинцовой тяжестью. Все, о меткости можно забыть, будем надеяться на удачу.

Я никогда не стреляла в людей…

«Это не человек, — сказала я себе, — а безличная угроза. Страшная фатальная неизбежность, которую необходимо устранить». Опасность… в лице молодого симпатичного парня, почти моего ровесника, который виноват только в том, что пытается бороться с судьбой, несправедливо, по его мнению, обошедшейся с ним. Да, он разбойник и убийца, но и у него есть кодекс чести, а также идеалы, которые надлежит защищать. И лично мне он ничего плохого не сделал…

Я до крови закусила губу, пытаясь справиться с собой. Еще секунда колебаний, и будет поздно.

— Но ведь я знаю, кто у тебя на прицеле, Ричард Грей, — прошептала я. — И не позволю его убить.

Боясь опоздать, почти не целясь, я отпустила тетиву.

Лук атамана дрогнул, задрался вверх, а его обладатель исчез за кустом. Я быстро нашарила у своих ног вторую стрелу, снарядила оружие и вновь нацелилась на боярышник, почти не дыша и пытаясь уловить любой шорох, любое шевеление. Попала ли я? Не знаю… Но судя по тому, что ответного выстрела не последовало, видимо, да.

Больше стрелять не пришлось. Все посторонние звуки стихли, лишь ветер играл ветвями, то и дело обрывая и небрежно роняя на землю очередной пожелтевший и подсохший лист. Прошло две минуты. Три. Пять. Я волновалась все сильнее, в животе тугим комком пульсировала тревога. Где мой супруг, что с ним? Неужели никто не выжил?

Отложив в сторону лук, я решительно взяла стилет, перехватила поудобнее и совсем было собралась отправляться на поиски, как вдруг из-за толстого кряжистого дуба неслышно выскользнул граф. Внимательно осмотревшись по сторонам, он спрятал свой нож — точную копию отданного мне — в кожаные ножны, хитро закрепленные на голенище сапога, и направился в мою сторону. По его левой руке текла кровь, небрежным движением кисти он стряхивал ее в траву.

— Аликс! — негромко позвал он.

— Я сейчас! — откликнулась я, поспешно вскакивая. Платье зацепилось за куст, и я нетерпеливо рванула его, ломая тонкую хрупкую ветку. Мерзкое растение, как смеешь ты задерживать меня в такой момент! Спотыкаясь, выбралась из зарослей и бросилась к мужу.

Граф схватил меня, крепко прижимая к себе, словно я была драгоценным сокровищем, которое он долго и безуспешно искал. Ощупал, осмотрел и с волнением спросил:

— Ты в порядке?

— Да, в полном порядке.

— Любимая моя…

Он погладил меня по волосам, по спине, заставляя прогнуться, обнял за талию. Всхлипнув, я откинулась назад. Обжигая кожу горячим дыханием, супруг нашел мои губы и поцеловал. Требовательно, страстно, позволяя совершенно потеряться в омуте нахлынувших чувств и забыть об окружающей действительности. Голова закружилась от тепла его тела, такого близкого, такого желанного… Где я, кто я… да разве это важно?

Наконец граф прервал поцелуй, осторожно обхватил мою голову ладонями, слегка приподняв подбородок, и сказал серьезным голосом:

— Что же ты творишь, Аликс? Я понимаю, что был резок, но твои безрассудные поступки не укладываются ни в какие рамки. Тайком оставить замок, попасть в руки разбойников, которые имеют ко мне личные счеты… Тебя могли убить, причем уже несколько раз!

На моих глазах блеснули слезы. Я моргнула, и они покатились по щекам.

— Прости меня, Влад, я не хотела, не думала, что так получится. Обещаю, больше никогда не ослушаюсь твоих запретов!

— Предполагается, я должен в это поверить? — горько усмехнулся граф, а потом прикоснулся лбом к моему лбу, ладонью вытирая остатки слез. — Моя непокорная Александра, ты даже не представляешь, как много для меня значишь…

Я опустила руку, легко пробегая кончиками пальцев по его крепкому плечу, предплечью, перехваченному металлическим наручем доспеха, коснулась мокрых пальцев… Мокрых?

— Влад, ты же ранен! — опомнилась я.

— Ерунда, — отмахнулся он, — царапина, не стоящая внимания.

— Ничего себе царапина! — я попыталась поймать его руку, но он не позволил, снова прижимая к себе, не давая даже пошевелиться.

— Если я сказал «ерунда», значит так и есть. Подумаешь, немного испачкал тебе платье, ему уже не страшно. Постой… — граф отодвинулся, подозрительно оглядывая меня, — почему оно такое мокрое, куда тебя вели?

— Я сбежала из лагеря, — пояснила я, — только в темноте не заметила оврага с рекой, вот и промокла немного.

— Аликс! — воскликнул граф. — Ты неисправима! Ладно, мы еще поговорим на эту тему, а сейчас нужно уходить, пока на твои поиски не отправили новый отряд разбойников.

— Отряд? — я вопросительно взглянула на мужа. — Их было много?

— Четверо, — граф огляделся, — двоих убил я, а двоих мой… союзник.

— А кто твой союзник, офицер из королевской армии?

По губам графа скользнула лукавая улыбка:

— Ни за что не догадаешься… — он выдержал паузу. — Лучший стрелок Румынии!

— Не льсти мне, Дракула, — послышался из зарослей подлеска низкий, чуть хрипловатый голос. — Я все равно не поверю, что ты делаешь это искренне.

========== Глава 16. Планы меняются ==========

Казалось бы, какие еще сюрпризы может преподнести столь богатое событиями утро? Но, видимо, мой личный лимит везения еще не был исчерпан. Граф рассмеялся, поднимая голову и принимая столь привычный ему насмешливо-надменный вид.

— С каких это пор признание достоинств противника считается лестью? — спросил он.

— С тех самых, как оно исходит из твоих уст.

Разведя руками непослушные ветви кустов, на что они ответили возмущенным шелестом и целым дождем посыпавшихся листьев, из зарослей выбрался Гэбриел Ван Хельсинг. Я тихо вскрикнула и поднесла пальцы к губам.

Брат поднял заряженный арбалет, закидывая его на плечо, поправил полу любимого дорожного плаща и оглядел крохотную полянку, на которой мы все находились. Задержав взгляд на графе, обеспокоенно произнес:

— Пока все чисто, но долго задерживаться нельзя. В любую минуту может появиться подкрепление, особенно учитывая, что ей, — он кивнул в мою сторону, — удалось бежать.

— Гэбриел… — прошептала я, не веря своим глазам и ушам. Брат перевел взгляд на меня и улыбнулся, тепло и как будто немного смущенно:

— Здравствуй, сестра. Рад видеть тебя в добром здравии!

— Гэбриел! — выскользнув из рук графа, разжавшего объятия, я подбежала к брату.

Он бережно обнял меня, но я тут же отодвинулась, удерживая его за плечи, и вскинула голову, с невыразимым счастьем рассматривая такие любимые и дорогие мне черты. Да уж, выглядел брат неважно. Волосы растрепаны, лицо похудело и осунулось, нос заострился, а между сдвинутыми бровями обозначились морщинки. Он будто постарел лет на десять. Я глубоко вздохнула, пытаясь проглотить комок слез, застрявший у меня в горле, и прижалась к нему всем телом.

— Братишка, как же я скучала по тебе…

— Я тоже скучал, Аликс, — Гэбриел ласково погладил меня по голове.

— Что ж, — прокомментировал граф, — не буду мешать воссоединению семьи и пойду еще раз проверю убитых. Неразумно уходить, не будучи уверенным, что никого не оставляешь за своей спиной.