— Я… — промямлила я, — я хотела…

— Ты хотела сбежать, — констатировал граф, продолжая смотреть в окно. — Там действительно есть несколько выходов, но ты их никогда не найдешь. Не зная расположения коридоров, в них можно бродить бесконечно, а при нынешнем морозе сложно дотянуть до вечера. Но даже если бы тебе удалось выбраться наружу, — он повысил голос, — что ждет тебя в зимнем лесу? Голодные волки? Неужели тебе настолько неприятно мое общество, что смерть в зубах хищников кажется избавлением? — он повернулся ко мне.

В его глазах было столько гнева и боли, что я поразилась. Я искала нужные слова и не могла найти. Я хотела объяснить, что нет, все не так, дело совсем в другом…

— Нет, Влад! Мне приятно твое общество…

Казалось, он не расслышал и снова отвернулся. Опять потянулось молчание. Наконец я решилась задать мучивший меня вопрос:

— Кто эти люди там, внизу?

— Люди? — граф невесело ухмыльнулся. — Пленные враги, продажные слуги, неверные любовницы… Мои предки умели развлекаться, не так ли? Не бойся, моя жертва там всего одна. И она не в подземелье.

— В золотом гробу, — догадалась я.

— Да, — подтвердил граф. — Это моя невеста. Я убил ее.

— За что?

Граф посмотрел на меня. Теперь его взгляд был грустным.

— За неделю до свадьбы я застал ее в саду. Она сидела на коленях у садовника и целовала его. Тем же вечером садовника повесили, а ей я сказал, что разрываю помолвку, а всему свету расскажу, будто видел ее на сеновале со слугой. Ночью она выпрыгнула из окна. Я хотел всего лишь напугать ее, чтобы она пожалела, раскаялась, а вышло… по-другому, — граф опустил голову.

— Она не любила тебя, — прошептала я.

— Зато я любил ее! — воскликнул граф. — С тех пор в моей душе образовалась пустота… И я ничем не мог ее заполнить кроме страданий и боли других людей. У меня было множество женщин, я соблазнял их, забавлялся как с игрушками, а потом бросал. Видишь, — граф горько усмехнулся, — я на самом деле то чудовище, которым меня считают.

Он встал и пошел к двери. «Ты не чудовище! — хотелось закричать мне. — Просто ты еще не встретил девушку, которая полюбит тебя всем сердцем и окажется достойной тебя!» Но было уже поздно, граф закрыл дверь. Я еще немного посидела в беседке наедине с грустными мыслями. Все мои негативные чувства к графу мгновенно испарились. Остались лишь понимание, сочувствие и нежность. Потом я побрела в замок.

Приближалось время обеда. Спустившись в столовую, я с удивлением обнаружила, что одна.

— А где граф? — спросила я у слуг.

— Милорд уже пообедал и уехал, — доложили мне.

Уехал… Аппетит тут же испортился. Я отказалась от обеда и пошла в сад.

Смахнув с сидения сугроб, я уселась на скамейку. Ветер давно стих, а снег все шел. Маленькие легкие снежинки медленно кружились, словно не желая соприкасаться с землей. Я подняла голову. На сером небе возникали темные точки, они падали, приближаясь, ложились мне на лицо и тут же таяли, оставляя после себя крохотные слезинки. Все вокруг дышало умиротворением и тишиной.

И мне вдруг остро, до боли захотелось остаться здесь навсегда. В этом тихом заснеженном саду, который весной расцветет и засияет буйством красок. В этом замке, стена которого находилась за моей спиной, теплом, надежном и таком уютном. Рядом с этим самовлюбленным, эгоистичным и жестоким человеком, у которого кусок льда вместо сердца… Я опустила голову и заплакала.

Не знаю, сколько я так просидела, но, когда Мадлен нашла меня, уже стемнело, а на моих плечах и голове намело небольшие сугробики. Мадлен всплеснула руками:

— Да разве так можно, мадемуазель! Мы вас повсюду ищем, а вы тут… Вы же простудитесь! Идемте скорее в замок!

— Граф вернулся? — с надеждой спросила я.

— Да.

Просто «да». Значит, не спрашивал обо мне. Мадлен отвела меня в гостиную, усадила в кресло у камина, подала теплый плед и принесла горячего какао. Я устроилась поуютнее, закуталась в плед и обняла ладонями большую чашку, ласкающую своим теплом, сделала глоток. Хорошо.

В дальнем углу комнаты что-то зашуршало. Я оглянулась. В полумраке угадывался силуэт. Он стал приближаться, и я узнала графа. В одной руке у него была бутылка виски, в другой бокал. Он медленно подошел к камину и сел в соседнее кресло.

— Как погода? — безлично спросил он.

— К вечеру похолодало, — несмело ответила я.

Воцарилось молчание.

Я опустила глаза, провела пальцем по краю чашки и тихо произнесла:

— Прости меня, Влад. Я была не права.

Граф некоторое время продолжал смотреть в огонь, потом поставил бутылку и стакан на столик рядом с креслом, встал и подошел ко мне. Я поднялась ему навстречу.

Граф посмотрел на меня долгим взглядом. От него пахло алкоголем, но глаза были ясные и чистые, полные печали. Его ладони легли мне на талию, и он негромко сказал:

— Я боялся, что больше никогда не увижу тебя… живой.

Я коснулась пальцами его груди. Сквозь тонкую рубашку чувствовались крепкие мышцы. Несколько секунд я наслаждалась этим ощущением, а потом обняла его, уткнулась носом ему в грудь и зарыдала.

За окном неспешно падал снег, в камине весело потрескивал огонь, а из меня выходило напряжение прошедшего дня. Мои плечи беззвучно тряслись, а граф прижимал меня к себе, гладил по волосам и целовал в макушку.

========== Глава 9. Делай свой выбор ==========

Наутро я еще раз попросила прощения и клятвенно пообещала больше не предпринимать никаких попыток к бегству, не посоветовавшись с графом, и инцидент был исчерпан, а истерика забыта. Граф окружил меня заботой и вниманием, но флиртовать перестал, из чего я заключила, что он все еще дуется на меня.

Через два дня была назначена охота. Я ожидала ее с двойственным чувством: с одной стороны азарт, скачки и стрельба обещали массу новых впечатлений, с другой — бьющийся в предсмертной агонии зверь на кровавом снегу — картина, мягко говоря, на любителя. Но, как бы там ни было, отказываться от самого популярного развлечения аристократии я не собиралась.

День охоты обещал быть ясным и солнечным. Но с самого утра что-то не задалось. Вначале вспугнутый матерый кабан изрядно погонял нас по полю, потом, видимо, решив подороже продать свою жизнь, ранил двух любимых собак графа. После чего, растолкав всю свору, он унесся в лес, где и пропал без вести, как сквозь землю провалился. Егеря и прочая свита, опасаясь гнева хозяина, спешно ускакали вперед, а мы с графом, увлекшись спором о разных породах гончих, немного приотстали.

Перекидываясь репликами, мы пересекали небольшую лесную полянку. Вдруг раздался громкий хлопок, конь под графом захрипел, споткнулся и покатился по земле. Проехав по инерции несколько метров, я рванула поводья и спрыгнула с лошади. Кинулась было к графу, но, сделав несколько шагов, застыла как вкопанная. Из кустов на окраину поляны вышел мой брат… Он был в длинном дорожном плаще и широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Правая рука вытянута, в ней — пистолет. Я бросила взгляд на графа. Он успел подняться, но пистолетов при нем нет, наверное, потерял, когда падал. Брат остановился и прицелился, палец потянул курок. Еще секунда, и…

— Гэбриел! Ты убьешь отца моего ребенка!

— Что? — оба с изумлением повернулись ко мне.

Я и сама ошалела от того, что сказала. Некоторое время мы молча пялились друг на друга. К счастью, я первая пришла в себя, подскочила к брату и ударила ладонью по стволу пистолета, опуская его вниз. Прогремел выстрел, пуля ушла в снег.

— Ах, ты… — больше брат не нашел, что сказать, отшвырнул бесполезный теперь пистолет, вытащил из ножен на поясе кинжал, оттолкнул меня и бросился на графа. Тот быстрым движением выхватил два длинных тонких клинка и встал в боевую позицию, готовясь встретить противника. Я завизжала.

Они кружили друг около друга, делая выпады, замахи, уворачиваясь и блокируя удары. Я в панике бегала вокруг и не знала, что предпринять. Пока они сражались довольно умело и осторожно, не идя на ближний контакт, но стоит одному из них совершить ошибку… Я знаю, что такое бой на ножах: зачастую даже победитель получает серьезные ранения. Мне было очень страшно, и я закричала на них: