– От пожара?! Ой, держите меня! Ой, взлечу от смеха! До чего же вы занятные!

Взлететь никуда он точно не мог, потому что почти касался макушкой потолка туннеля. Вдруг он посерьезнел и произнес напыщенно, как будто изображал старинного короля:

– Таких-то мне и надо в друзья. Я за вами давно слежу. Отныне и вовек – я и вы (тут он забормотал грозно, как заклинание) не разлей вода, не сгорай дотла, не засыпь земля, не сорви трава, не вдохни смрада, не погни врата. Стало быть, можно к вам?

– Заходи! – мы с Осси оторопело смотрели, как он опускается на карачки и проползает под веревками.

– А что такое врата? – вклинился Йонни.

– Врата – это врата, – туманно ответил мальчик-горчичная голова, пока мы всей гурьбой спускались с горки. – Ворота, значит, если по-простому. Меня зовут Маленький Лю. Я из пекла. А это, – он указал на дверь, оставшуюся за веревками, – мои врата ада. Персональные. Я их сам смастерил.

– Ой мамочки, – протянула я. – Вот тебе и штольни.

– Если ты из пекла, это значит, что мы умрем? – спросил Осси.

– Вовсе нет, я же пришел не за вами, а к вам, – продолжал мальчик. – А папа мой – Великий Лю! Я Маленький, а он Великий.

– Твой папа Людовик? – уточнил Осси.

– Мой папа Люцифер, – мальчик злился на нашу непонятливость. – А меня зовут Маленький Лю.

– Лю? – переспросила я еще раз. По мне, так это имя звучало странно.

– Ты глухая что ли? Я же сказал: Маленький Лю – вот мое полное имя!

– Так не бывает. Вот ты вырастешь, будешь дядька с бородой, и что – так и будут тебя звать Маленьким?

– Ну вообще-то… Потом я что-нибудь придумаю.

– Давай мы будем тебя звать сокращенно – Ма-Лю.

– Ура! Малю! – радостно заорал Йонни и бросился тому на шею, чего никто из нас не ожидал.

Малю вывернулся из объятий моего братца, положил руку ему на плечо (тут выяснилось, что они почти одного роста) и сказал:

– Согласен. Раз уж мы в непривычной походной обстановке. Можете теперь и вы представиться.

– Йоонас Маркку Сеппо Виртаранта, можешь звать меня Йонни.

– Оскари Паули Уильямс, можешь звать меня Осси.

А я продолжала переваривать фразочку про врата ада. Вы не забыли, что Малю только что произнес? Я вот не забыла. И мне было не по себе.

– А тебя как зовут?

– Хавис Аманда. Но все называют меня Аманда.

– Тогда почему тебя зовут Хавис Аманда?

– Потому что моя мама чокнутая! – я не собиралась сейчас вдаваться в подробности, которые меня бесили всю жизнь.

Как можно назвать дочку в честь памятника?! Мама почему-то уверена, что я, когда вырасту, принесу стране такую же известность, как та Хавис Аманда на площади. Когда мама об этом мечтает, я сразу представляю, что стою голая и холодная в воде, а туристы со мной фотографируются. Меня от этих мыслей прямо трясет! Я сказала маме, что меня хватит разве что на то, чтобы повернуться голым задом к мэрии. Но на большее пускай не рассчитывают.

– Мамы бывают разные, – покладисто ответил Малю. – Давай мы будем звать тебя сокращенно Ха-ма.

– Еще чего! Аманда – и точка.

– Мы зовем ее Ампи иногда. А еще Амму, – встрял не к месту Йоонас.

Вот кто его просил! Пришлось быстро показать ему кулак и сказать, что сейчас кто-то получит. Но Малю уже запомнил мои домашние прозвища. Он изобразил на лице коварную ухмылочку и сказал:

– Я буду звать тебя Мански.

– Только попробуй, – сказала я. Но почему-то мне даже не было противно.

Некоторые прозвища звучат нежно. Когда их произносит тот, кто нежен с тобой. Вот, например, я могу погладить Осси по его шоколадной щеке и шепнуть нежно «Фацер». И Осси расплывется в улыбке. Ведь он знает, как я люблю этот шоколад. И как я люблю самого Оскари. Но если бы кто во дворе осмелился его так назвать, тот сильно пожалел бы об этом.

Наверное, чтобы дразнить нас за наши отличия, достоинства или недостатки, надо сначала хорошенько узнать нас внутри, а не только снаружи. Узнать и полюбить нас за наши особенности. Тогда и посмеяться над ними можно, почему нет?

Во всяком случае, если кто-то незнакомый крикнет мне «Амму», тот сразу получит рюкзаком пониже спины. Со всего размаха, будьте уверены. А Йошеньке иногда позволительно, ведь он любя. В семье почему-то считается, что у меня большие и добрые глаза, как у коровы. Какая чушь! У меня глаза, как у куклы Lol.

В этот день мы с Йонни вернулись домой гораздо позже обычного.

– Немедленно мыть руки и за стол, – зычно с кухни крикнул папа.

– Где вас носило? Откуда этот синяк? – ахала над нами мама, пока мы толкались у раковины.

– А у нас волшебные вратеньки! – тут же похвастался Йонни. Я пихнула его в бок.

– У вас что ни день – волшебные вратеньки, – вздохнула мама и протянула полотенце. – Вечно сказки рассказываете – то на горке скучно, то в саду невкусно. Даже слушать не хочу ваши вратеньки. Скоро пора спатеньки! А вы еще не ужинали.

И она ушла на кухню.

– Чего ты щиплешься? – уворачивался от меня Йонни, пока мы вытирали руки.

Еще спрашивает! Ну что за ребенок? Никакой тайны доверить нельзя. Договорились же – родителям ни звука. Пока мы усаживались за стол, хватали краюхи и впивались зубами в куриные ножки, я делала Йонни многозначительные глаза, чтобы он понял: хоть один пик про Малю – и я с ним больше не вожусь.

Я так напряженно следила за тем, чтобы Йонни снова не открыл рот, что даже сначала не поняла, что родители обсуждают нашу горку.

– Они там себе все штаны обдерут. Вот выпадет снег, и покатаетесь. Чего вы сейчас туда лезете? – спросила мама раздраженно и обернулась к папе. – Ты бы посмотрел, не торчит ли там гвоздей.

– Не надо! Не надо там смотреть, – испугалась я. – Мы с Оскари проверили: ничего нигде не торчит. Мы, честное слово, не порвем штаны.

– Там только Малю во вратики лазит, – сказал Йонни, – И он не порвал штаны.

– Значит, Малю аккуратный мальчик, – заметила мама.

– Да?! – удивился Йонни. – Он вообще-то и в мусорный бак…

– Оставь ты их, пускай, – по счастью перебил его папа. – Мы в детстве в любое время года по такой горке лазили, и ничего – все выросли, стали людьми.

– Так ты тоже знаком с Малю? – удивился Йонни.

– Это давно было, я не помню, – растерялся папа. А я пихнула под столом Йонни ногой и сделала такое выразительное лицо, что у братика чуть курица носом не пошла. Он закашлялся, и я от души постучала его по спине.

Когда мы отправились спать, я наконец-то дала волю чувствам: ухватила Йонни за руку и поводила кулаком прямо перед его носом.

– Кулакамба тебе! Ох ты нарвешься, Йоонас Виртаранта. Велели же молчать!

– А я и молчал! Может же человек случайно что-то сделать?

И Йоонас тут же наступил на башню из Лего, которую я так старательно строила накануне. И разрушил ее до основания. Он всегда в своем репертуаре, как говорит папа.

Я ворочалась и не могла уснуть. Мне казалось, что мою голову просто распирает от мыслей. И как назло, не с кем поделиться.

Перед сном я так люблю пошептаться с папой. Он всегда меня понимает. Но сегодня я посмотрела на него умоляющими глазами и велела: «Просто поцелуй мой синяк и иди. Я уже сплю». Это чтобы случайно не выболтать нашу тайну. Ведь мы поклялись молчать про то, что нашли вратики, и про то, кто из них вылез.

Погасив Малю и подружившись с ним, мы отправились показывать ему окрестности. Потому что он вынул из кармана тяжелые часы на цепочке, глянул на них и сказал:

– Время пыток! Мне срочно нужны впечатления.

Но впечатлениями в первую очередь переполнились мы от его рассказов. Малю тарахтел не переставая. То, что мы не могли проверить, правду он говорит или заливает почем зря, похоже, раззадоривало его пуще прежнего.

Таких хвастунов мы не встречали. Даже младший Пуркунен, у которого мама в мэрии работает, ему в подметки не годится.

При этом Малю строил рожи, подпрыгивал и вихрем вертелся вокруг нас. Он был похож на козленка, которого мы видели на ферме. Я не выдержала: