С Лорой я познакомился ещё будучи ребёнком. Она была соседской девчонкой, такой забавной пацанкой, всегда гулявшей в компании мальчишек. С куклами не игралась, платья не носила, а если её родители заставляли надеть какой-нибудь элемент женского гардероба, то через пару часов он оказывался весь изодранным, измазанным грязью и усеянным листьями, травой и мелкими ветками. Но боевой нрав Лоры вскоре был укрощён: в двенадцать лет родители отправили её в светскую школу для «маленьких леди», из которой моя будущая жена вышла уже совсем другим человеком. И если задолго до этого она казалась мне хорошим другом и отменным приятелем по уличным игрищам, то теперь я видел в ней прекрасную женщину, красавицу, скромницу, прекрасную кандидатку на роль супруги и матери наших общих детей. Лора больше не общалась с парнями, а пропадала в основном в обществах, куда представителям мужского пола доступ был закрыт. Родители очень хотели поскорее выдать её замуж, даже назначили солидное приданое, но «юная леди» всё никак не могла определиться с избранником. Примерно в то же время я и начал ухлёстывать за той, кто только что пожелала мне сдохнуть. И ухлёстывал достаточно долго, на это ушло приличное количество лет. Любой другой на моём месте давно бы отступился, но только не я. Год назад я сделал ей предложение, и Лора согласилась. Свадьбу откладывать не стали, женились практически сразу же. Приданое меня особо не волновало, я просто был счастлив связать свою жизнь с такой прекрасной, как мне тогда казалось, девушкой.

Я нисколько не жалею о том, что потратил на Лору столько времени. Но боюсь лишь одного – что она лишит меня моего ребёнка. Уйдёт от меня в порыве гнева и злости, найдёт другого отца для моего отпрыска, который родится, пока я буду пропадать на севере, воюя за Ахариам. Собственно, мне не сложно простить Лоре любую её выходку, лишь бы это не касалось ребёнка. И именно от этой мысли меня так трясло. Не потому, что мне только что пожелали смерти, нет, а из-за гипотетической возможности потери того, чего я пока ещё не имею – наследника.

Сам не знаю как, но я оказался около двери Джоанны – моей младшей сестры. Злые языки поговаривали, что все официальные дети Эодара Веллера – ваш покорный слуга, Громмер и малютка Джоанна – все от разных отцов, и крови Веллеров в них нет ни капли. Мол, мать наша гулящая, и это известно каждой собаке в светском обществе Лувенора, а, дескать, отец ей всё прощает, потому что безмерно любит. Не знаю, так это или нет, но и Джоанна и Гром для меня родные люди. И даже если мама нас всех действительно нагуляла, я всё равно буду любить брата и сестрёнку как своих родных.

Громмер подоспел за мной и, тяжело дыша, положил руку мне на плечо:

– Куда ты так рванул? Весь дом разбудил своим топотом.

Я лишь отмахнулся и зашёл в комнату Джоанны, а братец на этот раз не стал ждать снаружи и проследовал за мной.

Комната сестрёнки выглядела довольно аскетично, и в ней не наблюдалось ничего лишнего, что, в принципе, отражало характер Джоанны. Небольшое квадратное помещение вмещало в себя лишь односпальную кровать около небольшого зашторенного окна, гардероб, утопленный в стену, книжный шкаф и письменный стол с табуретом без спинки. Сама же сестрица, как оказалось, уже давно не спала, ожидая возможности выбраться из своей кельи, чтобы пообщаться со мной. Именно со мной, потому что вторжение Громмера она никак не ожидала.

– Привет, ранняя пташка, – улыбнулся я, крепко обнимая малютку Джоанну. – Кхм. Это Гром, наш с тобой брат. Он тоже идёт со мной на войну.

Девчушка уставилась испуганными глазами на Громмера и даже слегка попятилась, чуть не споткнувшись о собственную кровать.

– Здравствуй, – кивнул Гром, не рискуя подходить ближе. – Я, эм… рад тебя видеть. Ты, наверное, меня не помнишь, потому что в последний раз мы с тобой виделись, когда ты была совсем ещё крохой.

– Мама рассказывала, что ты очень плохой, – с опаской заявила Джоанна. – Что ты бандит, душегуб, грабитель, и сидишь сейчас в тюрьме…

– Наша мама любит преувеличивать, – усмехнулся я. – Громмер совершал в своей жизни ошибки, никто от этого не застрахован, но теперь он вместе со мной отправляется защищать родину. Благодаря нам и таким как мы северяне не смогут подойти к нашему городу, взять его в осаду и разрушить до основания.

Видимо, сестрёнка мне не очень-то поверила, потому что продолжала смотреть на всё ещё нетрезвого брата с опаской. Не зная, что ещё можно сказать или сделать, я снова обнял Джоанну, потрепал её волосы и сказал:

– Всё будет хорошо, малыш. Я привезу тебе с севера сувенир, идёт?

– Идёт, – с натянутой улыбкой ответила она.

– Ну, тогда мы пойдём, – промямлил Гром, покидая комнату.

Я подождал, пока брат закроет за собой дверь, усадил Джоанну на кровать, присел с ней рядом и прямо спросил:

– Малышка, ты не замечала в поведении Лоры ничего странного в последнее время?

– Да, замечала. С ней что-то странное творится. После того, как ты уехал, она сама не своя: почти никуда из комнаты не выходит, требует Амелиту приносить еду прямо в спальню. Окна зашторивает, даже днём сидит там с зажжёнными свечами, и либо читает, либо спит. Мама говорит, что это из-за беременности, но мне кажется, что это не совсем нормально.

– Ты права, – кивнул я. – Не совсем нормально. Послушай, сестрёнка, я буду периодически писать вам с фронта, и буду с нетерпением ждать от вас ответных писем. Ты можешь мне хотя бы в общих чертах описывать то, что творится дома? Отец всё равно правды не скажет, чтобы я ни на что не отвлекался, а мама этой правды не увидит. Только на тебя можно рассчитывать.

– Хорошо, – согласилась Джоанна, уткнувшись лицом в моё плечо. – Только, пожалуйста, будь там осторожен. И возвращайся поскорее.

– Как только – так сразу, кроха. А ты будь тут умницей, оставляю тебя за старшую, ясно?

– Ясно! – сестрица чуть повеселела, даже слегка рассмеялась. Затем мы встали, в последний раз обнялись, и я направился к двери. Перед выходом она меня остановила: – Подожди! Вот, возьми это с собой.

Джоанна бросилась к своему гардеробу и достала из небольшой шкатулки с украшениями открывающийся бронзовый медальон на цепочке. Знакомая вещь – ведь я сам когда-то ей его подарил. Тогда ещё пустой, разумеется. Сестрёнка решила, что вставит внутрь свой портрет, чтобы когда-нибудь в будущем отправить его с гонцом какому-нибудь заморскому принцу, чтобы тот, увидев такую красавицу, тотчас захотел бы на ней жениться.

Джоанна протянула мне украшение, и я сразу же надел его себе на шею.

– Когда будешь скучать, – сказала она. – Просто открывай медальон и смотри на меня. И помни, что я тебя жду.

– Не сомневайся, моя душа всегда будет рядом с тобой. Ну, всё, мне пора бежать.

Пышные проводы не устраивали. Мы с Громмером спустились в гостиную, где нас ожидал отец. Он провёл нас через весь участок до самых ворот, где стоял на посту добрый старик Хорхе, где попрощался с нами, а затем долго смотрел нам вслед, пока мы не скрылись из виду. Когда мы остались с братом вдвоём, он пробурчал нечто, похожее на извинение. Я молча похлопал его по плечу, чтобы тот не раскисал, и уверенным шагом мы отправились обратно в наш лагерь, который, к моему удивлению, казался мне сейчас куда более родным, чем дом, который остался у нас за спинами.

Сержант много раз говорил нам, что мы – пехота, и только пехота, а за обучением конному бою нам следовало обратиться в иную часть. Тем не менее, знать хотя бы основы управления скакуном должны были все, как минимум потому, что передвигаться на большие расстояния нам предстояло именно на лошадях. И, в целом, каждый член нашего отряда уверенно держался в седле, а кое-кто даже в своё время воевал на территории Абра’фальского халифата, умело чередуя сражения как верховые, так и пешие. Речь идёт, разумеется, не только о самом Кроули, но и о капрале Алексе Оруэлле, который, со слов сержанта, мог прекрасно стрелять из длинного пехотного лука (не короткого кавалерийского!), находясь на несущемся во весь опор коне, и при этом эффективно поражать огневой мощью движущиеся цели. Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь выяснить, насколько это заявление правдиво, но почему-то у меня никаких сомнений по этому поводу не возникало.