В последние четыре месяца беременности за здоровьем Марианны неустанно следила опытная повитуха, нанятая по рекомендации миссис Пикард; доктор Маккей, прежде чем вернуться в Индию, на помощь тамошним беднякам, проверил и подтвердил ее навыки. Распоряжения доктора Маккея полковник поначалу встречал ворчанием; однако доброе здоровье Марианны лучше всего иного подтверждало, что дело свое доктор знает. А после того, как доктор покинул страну, полковнику стало намного легче принять его новаторские идеи и предоставить Марианне свободу, которой она так жаждала.

Пришло лето — и в большой дом, и в скромный коттедж Эдварда и Элинор, хоть встретили его здесь и там по-разному. Вместе с богатым урожаем клубники и поразительным изобилием молока в дом Феррарсов пришла радостная весть, что и Элинор ждет ребенка. Проводить беременность в постели она, разумеется, не собиралась: если бы даже мужу, в каком-нибудь необъяснимом припадке мозговой горячки, и пришла мысль запереть ее в спальне — ни скот, ни огород не выжили бы без ее постоянной заботы. Когда позволяли средства, Феррарсы нанимали для выполнения самых тяжелых трудов помощника — деревенского парня; но большую часть работы Элинор выполняла сама и даже слышать не хотела о том, что может быть иначе. Кроме того, помощнику она не доверяла, хоть и сама не могла объяснить, почему: чудилось в нем что-то скользкое. Хозяев он не обманывал, приходил и уходил строго в назначенный час, трудился добросовестно, однако, кажется, интересовался Делафордом и всем, что там происходит, куда больше, чем было бы естественно для сына батрака. Однажды Элинор спросила напрямик, знает ли он полковника или Марианну, или, быть может, вел с ними какие-то дела — а если нет, чем вызвано такое любопытство; но он в ответ свирепо побагровел и принялся все отрицать так яростно, что Элинор решила больше не приставать к нему с расспросами. Быть может, сказала она себе, такая подозрительность не имеет оснований и вызвана лишь ее состоянием.

Миссис Дэшвуд, у которой Марианна оставалась любимицей, нашла предлог почаще бывать в Делафорде: теперь она подолгу гостила в большом доме вместе с Маргарет, стремясь как облегчить бремя Элинор, так и быть рядом с Марианной в последние месяцы ее беременности.

Однажды солнечным летним утром схватки и излияние родовой жидкости возвестили Марианне, что дитя ее готово появиться на свет. Миссис Дэшвуд собиралась в коттедж к священнику, однако это событие заставило ее сдернуть шляпку, снять шаль и сесть у постели дочери, дабы выполнять любые ее просьбы, которые не смогут выполнить повитуха и горничная.

Маргарет к роженице не пустили, не разрешили и идти к Элинор без провожатых, так что она, надувшись, заперлась в гостевой спальне. Напрасно мать уговаривала ее пойти поиграть с собаками: Маргарет надеялась, что Элинор поделится с ней рецептом пастушьего пирога, и теперь была безутешна. Отчаявшись с ней сговориться, миссис Дэшвуд махнула рукой, предоставила младшую дочь самой себе и поспешила назад к Марианне. Послали за Элинор, с уточнением, что особой спешки нет, и, если у нее есть неотложные дела по хозяйству, пусть не торопится. Не прошло и часа, как Элинор была рядом с сестрой.

Полковник Брэндон занял пост у дверей спальни и, словно безумный, расхаживал туда-сюда, а Марианна просила впустить его, пока повитуха не дала на это дозволение. Войдя, он увидал, что Марианна сидит на самом краю кровати, зажмурившись и сжимая руками живот: судя по гримасе на лице, она испытывала крайне неприятные ощущения. Для родов она заранее выбрала спальню, ближайшую к кухне и бельевой, и массивную кровать с крепкими прикроватными столбиками, за которые можно было бы схватиться и сжимать их для облегчения сильной боли. Элинор сидела рядом, поглаживала Марианну по спине и время от времени вполголоса шептала слова ободрения.

Повитуха бросила на вошедшего полковника недовольный взгляд и поспешно прикрыла простыней обнаженные бедра Марианны. Полковник отвел взгляд, стараясь не хмуриться. В теле Марианны не было ничего такого, чего бы он прежде не видел, чем бы уже не насладился — и стоит ли, думал он, в такое время беспокоиться о приличиях? Но в этот миг боль на время оставила Марианну, и она приветствовала мужа куда радостнее повитухи.

— Миссис Клинток говорит, что не положено мужу присутствовать при родах, — заметила она, устало улыбнувшись, — но я настояла, чтобы тебя впустили. Хоть она и клянется, что в любой момент готова вышвырнуть тебя за дверь!

— Мне-то что! — фыркнула почтенная дама. — Если не будет путаться у меня под ногами, пусть остается! — И добавила, покачав головой: — Ну и ну! Муж в родильном покое — не видано, не слыхано!

Полковник счел за благо проявить добрую волю и не отвечать ей в том же духе. Он желал быть чем-нибудь полезен страждущей жене, но не находил ни одной задачи, которую миссис Дэшвуд, Элинор или миссис Клинток не выполнили бы куда ловчее и сноровистее его. В том, чтобы стоять рядом и со стоическим видом смотреть на страдания жены, он смысла не видел, и уже двинулся прочь — но в этот миг новый приступ боли скрутил Марианну, и она, вскрикнув, протянула к нему руки. Как видно, в том, что муж рядом, она находила немалое утешение. Наконец он придвинул к кровати кресло — так, чтобы быть рядом с Марианной, не мешая суетящимся вокруг женщинам — и опустился туда, по-прежнему чувствуя себя здесь лишним.

Началась кульминационная часть родов: повитуха приказала Марианне сдвинуться к краю кровати и тужиться. Время тянулось мучительно медленно: до боли сжимая сплетенные руки, полковник возносил беззвучные молитвы к небесам. Если даже смотреть на это и ждать так невыносимо тяжело, думал он, — каково же его бедняжке жене?

Марианна тужилась уже некоторое время, и дело близилось к родам, когда повитуха громко поинтересовалась, куда пропала бездельница горничная, которую она послала за полотенцами еще четверть часа тому назад. Миссис Дэшвуд вызвалась пойти поискать ее и поторопить; однако, едва выйдя из спальни, столкнулась с другой служанкой, спрашивающей, где полковник Брэндон.

Дверь спальни осталась распахнутой, и внутри было слышно все, что происходит снаружи. По крайней мере, достигло ушей Марианны резкое восклицание мисс Дэшвуд:

— Что бы там ни было, это подождет! Полковник не может сейчас ни с кем разговаривать — его жена родит с минуты на минуту! Позаботьтесь лучше о чистых полотенцах для роженицы!

Горничная отвечала тихо и робко, и голос ее, в отличие от властного голоса миссис Дэшвуд, был в спальне едва слышен, а слов различить и вовсе не удавалось. Однако по громкому ответу миссис Дэшвуд все разъяснилось:

— Как Уиллоуби? Что он здесь делает?!.. Скажите ему, чтобы немедленно ушел: этому человеку нечего делать рядом с моей дочерью, тем более в такой час! И принесите же наконец полотенца!

При этих словах раскрасневшаяся от усилий Марианна побелела, словно покойница.

— Он пришел за ребенком! — вскричала она, почти в истерике, задыхаясь от боли и страха. — Он хочет забрать мое дитя!

С этими словами она вцепилась в прикроватные столбики и испустила громкий стон.

— Тужьтесь, милая моя, тужьтесь сильнее! — прикрикнула на нее повитуха.

Марианна принялась тужиться с новой силой, однако, дрожа всем телом, не переставала повторять, что Уиллоуби хочет отнять у нее дитя. Полковник испугался, что этот страх может повредить ей или ребенку, который сейчас с великим трудом выбирается на свет.

Элинор пыталась успокоить сестру и сосредоточить ее внимание на родах, однако не добилась от Марианны и тени спокойствия, пока полковник Брэндон не сказал решительно, что разберется с этим сам, и не вышел, оставив роженицу на попечении сестры и матери, наконец-то вернувшейся с чистыми полотенцами.

Широкими шагами полковник вышел в холл — и обнаружил там Уиллоуби, а рядом донельзя расстроенную горничную. Как оказалось, «этот джентльмен» попросту оттолкнул ее с такой силой, что она едва не упала, и ворвался в дом. Верно, она знает, что не должна была открывать дверь, но мистер Мирен, дворецкий, сейчас вместе с Софи и прочими разыскивает все необходимое для повитухи, и вокруг такая суета и беспорядок, а она просто хотела узнать, кто так громко стучится, ей очень стыдно, но… «пожалуйста, сэр, не выгоняйте меня!»