— Хорошо, если пообещаете мне остановиться, едва ощутите утомление, — ответил он наконец.

— А смогу ли гулять, даже в прохладную погоду?

Полковник, кажется, готов был отказать, но снова глубоко задумался и наконец, негодуя на себя за то, что дал втянуть себя в эту «торговлю», отвечал:

— Пусть так, если пообещаете тепло одеваться и брать с собой зонтик на случай дождя.

— А смогу ли принимать гостей?

Такая просьба стала для полковника полной неожиданностью.

— Дорогая, но каких гостей вы собираетесь сейчас принимать? — с удивлением спросил он.

— Элинор говорит, что к Эдварду приезжает знакомый миссионер из Индии вместе со своим другом. Они всего две недели как вернулись в Англию, и Эдвард пригласил их немного пожить у нас на приходе. — И, бросив на полковника красноречивый взгляд, она продолжала с неожиданным для него энтузиазмом: — Вы же знаете, как мал и тесен коттедж Эдварда и Элинор! Где там принимать гостей? А у нас так много свободных комнат! Если мы пригласим гостей пожить у себя, для Элинор это будет большим облегчением.

— Я вовсе не возражаю снять бремя с плеч вашей сестры, если только оно не ляжет на ваши плечи, — осторожно ответил полковник. — Но что это за миссионер, что за друг, и почему вы так желаете их приютить?

— Едва ли вы о них слышали, — беззаботно пожала плечами Марианна. — Мистер Мэтьюз — молодой священник, его друг — тоже новичок в своей профессии. Но они занимались своим благим делом в Индии, где бывали и вы — так что я подумала, что вам найдется о чем поговорить. Или вы против милосердия? — продолжала она, очаровательно надув губки. — Разве не наш христианский долг — оказывать гостеприимство тем, кто в джунглях, среди диких зверей и враждебных туземцев, быть может, рискуя жизнью, нес язычникам Слово Божье? Право, полковник Брэндон, странно с вашей стороны подвергать сомнению мои мотивы! — с игривой улыбкой закончила она.

— Хорошо, хорошо, — проговорил он, сдаваясь перед этой ласковой осадой. Но затем, подняв палец, добавил сурово: — Однако не вздумайте утруждать себя! Всю работу оставьте миссис Пикард, сами лишь давайте ей указания.

— Если я и перенапрягу свои силы, ничего страшного! — беззаботно ответила Марианна. — Друг мистера Мэтьюза — доктор, он мне поможет!

На эти слова полковник Брэндон не обратил внимания и истинного их значения не осознал до тех пор, пока на пороге его усадьбы не появился мистер Мэтьюз вместе со своим другом, доктором Маккеем.

Хоть гости и должны были расположиться у полковника, встретить их приехали Эдвард и Элинор; благодаря этому церемония знакомства прошла легко и непринужденно.

— Полковник Брэндон, вы, должно быть, слыхали о благотворительной работе доктора Маккея с роженицами из рабочего класса? — поинтересовался Эдвард, отведя полковника в сторону, однако не слишком тихо — так, что Марианна слышала их разговор.

— Признаюсь, не слыхал, — ответил полковник.

— Хм… Странно. Я был уверен, что Марианна не замедлит поделиться с вами открытиями доктора Маккея. В последние несколько недель они с Элинор ни о чем другом не говорят, как только о брошюре его сочинения, что попала к нам в приход через посредство миссис Гексом и сейчас ходит по рукам в деревне.

Полковник недоуменно нахмурился.

— Но какое отношение имеет миссис Гексом к доктору Маккею? Насколько я понял, он до самого недавнего времени был в Индии.

— Именно так. Но миссис Гексом уверена, что именно его теория помогла ей легко и без осложнений произвести на свет близнецов. Наши деревенские дамы были немало взбудоражены, когда она отослала врача, что много лет лечил всю их семью, и вместо него пригласила принимать роды жену пастуха, владеющую повивальным искусством. Неужели Марианна вам об этом не рассказывала? Я думал, именно поэтому вы пригласили Мэтьюза и доктора остановиться у вас, а не в приходе.

— Моя жена не сообщила мне об этих двух джентльменах ничего, кроме их имен и занятий, — ответил полковник; судя по тону, он начал что-то подозревать.

— Может быть, пора подавать чай? — немедленно вмешалась Марианна. — А брошюры и методы лечения мы успеем обсудить после того, как все отдохнут и освежатся.

Однако недоумение полковника разрешилось лишь после ужина, когда джентльмены с напитками переместились к хозяину в кабинет.

Эдвард начал расспрашивать миссионеров об их работе за границей. Мистер Мэтьюз увлеченно рассказывал о духовных прозрениях индийских туземцев; друг его, далеко не столь восторженный, замечал, что возвышенность мышления и утонченность религиозного чувства в Индии, странным образом, сочетается с самыми варварскими обычаями и со страшной бытовой нечистотой. Быть может, добавлял он, невежество в Писании как-то связано с невежеством в вопросах гигиены. Не случайно ведь Господь ниспослал израильтянам не только заповеди, но и гигиенические правила, тысячелетиями сохранявшие еврейский народ от бушевавших вокруг эпидемий.

Желая вернуть разговор в более общее русло, мистер Мэтьюз подытожил:

— Работа наша в Индии едва начата, однако нам уже случалось видеть там страшные вещи. Быть может, недостаток знаний в одной области естественным образом ведет к путанице и невежеству и во всех прочих.

— Об этом я и говорю! — густым басом вставил доктор Маккей, не желавший уступать главенство в беседе.

— Однако, думаю, о варварских обычаях и о нечистоте быта у языческих племен эти джентльмены наслушались уже достаточно, — возразил Мэтьюз.

— Откровенно говоря, — проворчал доктор, — когда доходит дело до родов, наши английские доктора дают фору любым язычникам! — Слово «английские» он выговорил с глубоким презрением в голосе и с явственным шотландским акцентом.

— Маккей — своего рода новатор, — пояснил Мэтьюз Эдварду и полковнику. — У него своеобразные идеи о повивальном искусстве, которые многим кажутся безумными.

Эти слова возбудили интерес полковника, и он обратился в слух, надеясь узнать нечто новое о таинственном, но чрезвычайно его занимающем предмете.

— Безумие — это то, как у нас обращаются с беременными! — прорычал своим густым басом доктор. –На недели, даже на месяцы запирают женщин в тесных душных комнатах, без солнечного света, без притока свежего воздуха. Это же все равно, что бросить беременную в тюрьму и ждать благополучного исхода!

То же самое, почти слово в слово, говорила полковнику Марианна. Теперь он начал понимать, откуда почерпнула она эти мысли.

— А обычай отдавать младенца кормилице! — продолжал доктор. — Вдумайтесь: едва рожденного ребенка, на самой уязвимой стадии развития, мы отделяем от матери и отдаем чужому человеку — и почему? Якобы благородным дамам неприлично кормить грудью! Что за чушь! Сами знаете, как мы называем овец, которые отказываются кормить ягнят — так почему же человеческих матерей поощряем делать то же?

— М-да, Джон, в излишнем беспокойстве о приличиях тебя не обвинишь, — громко прочистив горло, заметил мистер Мэтьюз.

— Но ты же со мной согласен! — вскричал тот.

— Согласен, ибо видел подтверждения своими глазами. В самом деле, смертность среди детей богатых матерей, строго исполняющих все предписанные им правила, значительно выше, чем в семьях, живущих скромнее. Матери из небогатых семей, у которых нет возможности на несколько месяцев запираться дома или нанимать кормилицу, однако есть достаточное питание и возможность не изнурять себя непосильной работой, рожают легче — и дети у них получаются более сильные и здоровые. Дело тут не в сидячем или беспорядочном образе жизни, не в равнодушии родителей к детям, а лишь в том, что богачи лечатся у наших докторов — и следуют вредным и прямо опасным предписаниям современной медицины.

— Хм… — протянул Эдвард. — Я и сам не раз замечал, что у бедняков детей больше, и размышлял над этим, но приписывал это скорее воле Провидения, или тому, что трудящийся человек стремится иметь больше помощников в старости, или…

— Или просто тому, что этим невеждам невдомек, откуда берутся дети! — вставил доктор Маккей.