Следующий свой вопрос Марианна задала еле слышно, по-прежнему не отрывая взгляд от собственных перчаток:

— Вы ее все еще любите?

— Нет, — мягко ответил он. — Я горько сожалею о ее несчастливой жизни и безвременной смерти. Порой жалею, что молодость моя была омрачена несчастной любовью и ревностью к брату, думаю, что все могло бы сложиться иначе; но в глубине души понимаю — давно уже понял — что, даже будь обстоятельства на нашей стороне, эта любовь не принесла бы нам счастья.

Марианна молчала.

— Но мне известны ваши взгляды на первую любовь, — добавил полковник.

В голосе его появилась размеренность и особая серьезность, почти мрачность; таким тоном обыкновенно говорил он то, что, как предполагал, Марианне вовсе не понравится.

— Вы полагаете, что истинная любовь может быть лишь одна на всю жизнь — и, должно быть, осуждаете меня за то, что я предаю память о своей юношеской влюбленности. Но я не могу раскаиваться в том, что полюбил снова — полюбил сильнее, чем прежде. Не могу и не хочу. Вас я люблю так глубоко, с таким благоговением и сердечным трепетом, как никогда не любил Элизу; и если в ваших глазах это грех — что ж, этот грех я унесу с собой в могилу, не отрекаясь и не ища оправданий.

Марианна все молчала; взглянув на нее в ожидании ответа, полковник увидел, что губы ее дрожат, а по щекам текут беззвучные слезы.

— Не плачьте, миссис Брэндон! Умоляю вас, не расстраивайтесь так! — воскликнул он и инстинктивно потянулся к ней, но тут же удержал себя. — Я прекрасно понимаю, что вы ко мне чувствуете, и никакой досады к вам не питаю. Едва ли вы можете полюбить человека, от которого так далеко отстоите по возрасту и так бесконечно превосходите его по красоте. И тот поцелуй ваш неделю назад, разумеется, был лишь знаком признательности, порывом добросердечия в радостную для вас минуту. Я благодарен за этот драгоценный дар, ничего большего не желаю и не прошу — лишь позвольте мне любоваться вами, позвольте вас радовать и довольствоваться уже тем, что иногда вы согреваете меня своей улыбкой…

Голос его дрогнул; он попытался улыбнуться, но не смог.

От этой речи слезы у Марианны полились еще пуще. Пораженная, тронутая до глубины души, она не могла собраться с духом, чтобы найти ответ.

Тем временем экипаж остановился у крыльца, полковник сошел наземь и протянул Марианне руку, помогая выйти из кареты. Все еще не в силах говорить, она вцепилась в его руку так, как утопающий цепляется за своего спасителя, и не отпускала даже в доме.

Едва слуги освободили их обоих от плащей, перчаток и шляп, Марианна увлекла полковника за собой в уединенный коридор. Здесь она остановилась и отстранила его, пытаясь собраться с мыслями. Полковник с тревогой вглядывался в ее взволнованное, залитое слезами лицо.

— Вам нездоровится? Я вас расстроил? Идемте сюда, — он указал на дверь ближайшей комнаты, — присядьте, а я прикажу принести вам чаю.

— Полковник Брэндон, пожалуйста, подождите! — воскликнула Марианна, противясь его попыткам ее увести. — Я должна с вами поговорить! Там, в экипаже, я хотела вам признаться, но не успела — и, если не сделаю это сейчас, боюсь, никогда больше не найду в себе мужества!

— Мужества? — повторил он, словно эхо.

Марианна сокрушенно кивнула.

— Да, мужества, необходимого, чтобы победить гордость и упрямство и признать свою неправоту, — с обезоруживающей искренностью ответила она. — Я больше не считаю, что любовь дается нам лишь раз в жизни, или что чувства никогда не лгут. О нет — теперь я знаю, что сердечные склонности могут нас обманывать, что порой они обращаются на недостойных или просто неподходящих людей; и нет ничего дурного в том, чтобы признать свою ошибку и начать сначала. Сердце мое так переменилось за эти месяцы! Теперь я начинаю понимать, что в верности, надежности, постоянстве скрываются такие сокровища любви, каких не найдешь в самых бурных выражениях необузданной страсти. Этой переменой сердца я обязана лишь вам, полковник Брэндон, и вашему терпению. Я… — здесь голос ее дрогнул, но, быстро овладев собой, она продолжила: — Я вовсе не считаю вас немощным стариком, непривлекательным или недостойным любви. Верно, у меня был такой глупый предрассудок — но лишь в самом начале нашего знакомства, когда я не успела как следует вас узнать; и, разумеется, до нашей свадьбы! Теперь же я думаю, что вы — лучший из мужей.

С этими словами она протянула руку и легчайшим, нежнейшим движением коснулась его щеки. Полковник инстинктивно потянулся ей навстречу, но тут же замер, боясь даже дышать — словно страшился, что любое его неловкое движение разрушит волшебство.

— Я не знаю человека лучше вас! — с жаром продолжала она. — И люблю вас, полковник — люблю так, как и должна жена любить своего мужа. Вот в чем я хотела признаться. Вот что за секрет так долго от вас скрывала.

Несколько секунд полковник не мог вымолвить ни слова, не мог даже шевельнуть губами. С изумлением и трепетом Марианна увидела, как по суровому, словно высеченному из камня лицу его покатилась слеза, а за ней другая. Протянув руку, она нежно утерла его слезы — и полковник вздрогнул всем телом от едва сдерживаемых чувств.

— Марианна, — проговорил он хрипло, забыв о формальном «миссис Брэндон», — вы понимаете, что я сейчас… сейчас вас поцелую?

— Я буду потрясена, но возражать не стану! — прошептала Марианна в ответ; и взгляд ее вдруг потемневших глаз подсказал полковнику, что иного оборота событий она и не желает.

— Но что подумают слуги, если увидят нас здесь? — хриплым, торопливым полушепотом спросил полковник.

Однако сам уже обнял Марианну за талию и привлек к себе, с наслаждением ощущая, как прижимается к нему ее нежное тело и мягкий, слегка выпирающий живот. Как видно, мнение слуг, которые могут застать их посреди коридора, на деле не слишком его волновало.

Марианна вздрогнула: ей было и боязно, и сладко, кровь словно быстрее бежала по жилам, и во всем теле вскипал какой-то неведомый прежде жар.

— Вы хотели спросить, что подумают слуги, если увидят, как муж и жена целуются? Должно быть, решат, что я люблю вас, а вы меня, — с лукавой улыбкой ответила она.

— И будут правы! — хрипло выдохнул полковник и припал к ее губам.

========== Глава 15 ==========

Не в первый раз полковник Брэндон и Марианна спали в одной постели, но впервые — после ее признания — провели ночь в объятиях друг друга.

Впрочем, ничего серьезнее объятий между ними не произошло. Хоть Марианна и дала понять, что готова исполнить супружеский долг, полковник так дрожал за телесное благополучие ее и будущего ребенка, что даже обнять ее решился не сразу — лишь после уговоров и долгих заверений, что ей хорошо, удобно и от этого с ней точно ничего не случится. И все равно, кажется, полковник боялся шевельнуться и, судя по медленным и затрудненным движениям на следующее утро, едва ли хорошо выспался.

Пробуждение вышло не слишком романтичным: Марианне срочно потребовался ночной горшок, а муж ее напрасно делал вид, что у него не ломит все тело от неудобной позы, в которой он провел ночь. Однако было в этом какое-то странное очарование — и, пожалуй, впервые после свадьбы Марианна ощутила себя действительно замужем. Пусть они с полковником еще не соединились тем способом, который закон, моральные авторитеты и модные романы равно почитают необходимым для истинного супружества — они больше не стесняются друг друга, они перестали быть чужими и допустили друг друга в тот внутренний, интимный круг личного бытия, куда допускаем мы лишь ближайших родных и самых доверенных слуг.

Преувеличенная забота полковника о ее здоровье радовала и трогала, однако и немного раздражала Марианну. Он так за нее боялся, что этим утром не позволил ей даже самой заварить и разлить чай: Марианне пришлось сидеть и смотреть, как это делает горничная. Нельзя сказать, что это ее сильно огорчило — однако напомнило о сотне других, более приятных вещей, от которых Марианна вовсе не собиралась столь тщательно себя ограждать.