В конце концов Марианна убедила его неотразимым аргументом: кто, как не она, лучше всех знает свою сестру? Элинор не из тех, кто легко поддается беспочвенным надеждам и теряет голову; однако она всегда стремится ясно понимать, что происходит, и лучшее, что можно для нее сделать — без обиняков сообщить о том, что прямо ее касается. Марианна готова была даже сесть в экипаж и ехать к Элинор, чтобы рассказать ей все лицом к лицу; однако в последние дни неважно себя чувствовала, ее беспокоила слабость и головокружения, так что решено было ограничиться письмом.
Поначалу Марианна старалась писать коротко и только о главном. Но, заговорив о разорванной помолвке и скором приезде Эдварда в Делафорд, не смогла умолчать о своих чувствах по этому поводу; затем вспомнила множество мелочей, произошедших в Делафорде после отъезда сестры, о которых тоже требовалось рассказать во всех подробностях… словом, письмо она составляла почти целый день и отправила лишь на следующее утро.
Вот так и вышло, что сам Эдвард опередил известие о себе и появился в Бартон-коттедже нежданно-негаданно, повергнув миссис Дэшвуд и двух ее дочерей сперва в изумление, а затем — в счастливый переполох.
Подробности его визита Марианна узнала от Маргарет. В письме сестре та описала эту сцену детально и в красках, старательно подражая авторам любимых романов. Упомянула и о том, как перед самым приездом Эдварда Элинор мечтала вслух о скромной трудовой жизни — и теперь, выходит, ее мечта сбылась!
Приход был уже готов к приезду нового священника, так что не было никакой нужды откладывать объявление о помолвке. Сами Эдвард и Элинор решительно не собирались ждать со свадьбой долее того минимума, что предписывают приличия. Родные и близкие, зная историю их любви, понимали и одобряли желание молодой пары повенчаться как можно скорее.
Марианна твердо заявила, что намерена быть на свадьбе у сестры, а если получится, оставаться на ногах и выходить в свет и после свадьбы. Об этом между ней и полковником не раз случались дружеские споры. Он напоминал ей о предостережениях врача и призывал трезво оценивать свои силы и возможности; она же с жаром отвечала, что в первый месяц своей беременности належалась в постели на десять лет вперед, что непременно даст себе отдых, как только ощутит, что в этом есть нужда, но пока что прекрасно себя чувствует и намерена, пока может, оставаться на ногах и помогать сестре.
Эдвард и Элинор обвенчались воскресным утром, после литургии, в той скромной часовне, где отныне Эдварду предстояло исполнять обязанности священнослужителя. Церковь украсили гирлянды из листьев и полевых цветов, собранных в окрестных лугах самими же прихожанами. Мать и сестры убедили Элинор сшить свадебный наряд, отличный от ее обычных невзрачных и практичных костюмов, однако о шелках она и слышать не хотела — и остановилась на скромном, но очаровательном платье из голубого муслина. Не без труда Марианна согласилась с тем, что жена священника не должна поражать прихожан роскошью, но все же одолжила Элинор перчатки и подарила подходящую к платью шляпку.
Для Маргарет мать перешила одно из старых бальных платьев Марианны.Очень вытянувшаяся в последнее время, совсем взрослая на вид, Маргарет сидела в первом ряду и внимательно следила за церемонией.
Любопытно, думала Марианна, не связана ли непривычная серьезность и чинность Маргарет с тем симпатичным юным джентльменом, что сидит во втором ряду? Во время венчания Маргарет и этот мальчик не раз украдкой посматривали друг на друга; а после службы, когда гости рассеялись по церкви, обмениваясь впечатлениями и по очереди подходя к молодым, чтобы пожелать им счастья, Маргарет с большим энтузиазмом повела Марианну знакомиться с его тетушкой и кузинами. Пусть до того, как Маргарет начнет выходить в свет, остается не меньше двух лет, пусть в глазах света она еще ребенок — кому, как не Марианне, знать, что юность не сковывает себя условностями и не терпит запретов! Сестренка становится взрослой; а значит, отныне придется деликатно, не стесняя ее свободы, но внимательно и твердо следить за тем, чтобы она не повторила ошибок самой Марианны.
В экипаже по дороге домой Марианна вспоминала только что прошедшую церемонию. Пусть венчание едва окончилось, пусть полковник сидел с ней рядом и видел все своими глазами — Марианна, как обычно, не могла таить радость в себе и чувствовала потребность поделиться своим счастьем со всем миром. Полковник слушал ее восторженные возгласы молча, с легкой умиленной улыбкой на устах.
— Но что-то я все говорю и говорю без умолку, — заметила Марианна некоторое время спустя. — Полковник, а вы что скажете о наших новобрачных? Как вы думаете, они будут счастливы вместе –несмотря на маленький домик, дымящий камин и непрочные крепления для штор? — добавила она с улыбкой.
— Такая взаимная любовь, — серьезно отвечал полковник, — несомненно, обещает им прочное и долговечное счастье. На мой взгляд, Эдвард Феррарс — счастливейший из людей.
— Я не могу делать вид, что не понимаю чувства, стоящего за вашими словами, — также серьезно вполголоса ответила Марианна. — И, полковник, должна вам признаться… боюсь, я и так слишком долго это откладывала…
Тут у нее перехватило дыхание; Марианна умолкла, опустив глаза, нервно сминая в руках перчатки, вдруг ощутив себя не в силах произнести три простых слова.
Экипаж (на нем настоял полковник — сама Марианна полагала, что вполне способна дойти до дома пешком) неспешно катился меж живописных лугов и полей Делафорда. Повинуясь указанию полковника, кучер не гнал лошадей, напротив, старался ехать медленно и плавно, чтобы не потревожить беременную госпожу. Для Марианны это сейчас было на руку; секунды текли, а она все не могла решиться.
— Вас что-то беспокоит? — нахмурился полковник.
— Да, я… знаете, я не терплю секретов! — заговорила она наконец торопливо и сбивчиво, с большей страстью, чем намеревалась. — Принято считать, что хранить секреты — совсем не то, что лгать, что можно, и что-то скрывая и умалчивая, оставаться порядочным человеком. Но те, кто так говорит, должно быть, вовсе не думают о том, какую непреодолимую пропасть создают между людьми тайны и умолчания — особенно между теми, кто, как муж и жена, должны быть друг другу ближе всего на свете! Не говорю, что наши тайны нас разделяют, — смутившись, поспешно добавила она, — ведь мы… наш с вами брак не похож на большинство браков…
— Вы хотите сказать, что скрываете что-то от меня, или что я что-то скрываю от вас? — в недоумении спросил полковник.
Снова Марианна собралась с духом, чтобы произнести свое признание — и снова почему-то сказала совсем не то, что хотела:
— Я нашла письма от Элизы! — выпалила она. — В день, когда вы дрались с Уиллоуби. Бродила по дому одна, заглянула в вашу библиотеку и нашла их там, в столе. Только не подумайте, полковник, — поспешно добавила она, — клянусь, я не собиралась рыться в ваших вещах! Мне просто стало любопытно. Там была такая толстая пачка писем, туго перевязанная лентой, и… — И она смущенно умолкла.
— Брат передал их мне после ее смерти, — просто объяснил полковник.
— А-а! Так вы не… не переписывались с ней, пока служили в Индии?
— Нет, — нахмурившись, ответил он. — И не я стал причиной их развода.
— А вы… вы все эти годы ее любили?
Он вздохнул, лицо его омрачилось — и Марианна почти пожалела о том, что задала этот вопрос.
— Любил. И, пожалуй… да, благодарен судьбе за то, что эти письма попали ко мне лишь после ее кончины. Знай я, что и она тоскует обо мне — мог бы совершить какую-нибудь непростительную глупость.
Смущение едва не заставило Марианну умолкнуть; однако она хотела больше узнать о прошлом мужа — и решила, что, если ее расспросы будут ему неприятны, он скажет сам.
— А что бы вы сделали? — тихо спросила она.
— Знай я, что чувства Элизы ко мне не угасли — думаю, вполне мог бы убедить ее оставить мужа и бежать со мной. Мог бы поступить и хуже: не рискуя рвать с родными, завести с ней тайный роман за спиной у брата. Такова была наша любовь: незрелая, упрямая, не желающая и слышать о препятствиях. Я был тогда взбалмошным юнцом: мои представления о чести были поверхностны и нестойки, добродетель или достоинство казались мне скучными, отжившими понятиями из ветхих книг. Элиза… и у нее были свои грехи, которых я, ослепленный любовью, предпочитал не замечать. При нашем последнем разговоре, когда она поручила моим заботам Бет, я ясно увидел, что не только брак без любви, но и собственная беспокойная натура толкнула ее в пучину порока.
