— Спасибо, что вы позаботились об Элинор! — сказала она, вынимая шпильки из волос и заплетая косу на ночь. — Она вряд ли покажет, как тяжело поразило ее известие о свадьбе Эдварда — но я-то знаю, что сердце ее разбито. — Она уронила руки и тяжело вздохнула. — Не думала, что они поженятся так скоро! Ах да… я и забыла… — И она повернулась в кресле, сев к полковнику лицом. — Они ведь поселятся здесь, в нескольких шагах от особняка! Вы сделали им очень щедрое предложение, может быть, даже слишком.
С этими словами — надеясь, что они не прозвучали слишком зло — Марианна встала и принялась затягивать пояс халата; странный жест, учитывая, что она собиралась ложиться спать.
— Разве вы не читали мое письмо к мистеру Феррарсу? — спросил полковник. — То, что я попросил вас отправить, если его содержание вас устроит?
— Помню; но другое ваше письмо, адресованное мне, так меня поразило, что я не нашла в себе сил читать что-то еще.
О письмах от Элизы, найденных в письменном столе полковника, Марианна предпочла умолчать и заговорить о них как-нибудь попозже, в более подходящий момент — тем более, что она ведь их и не читала.
— Вы неизменно добры и благородны, и у меня нет причин сомневаться в вас, — добавила она, склонив голову.
Полковник всматривался ей в лицо, словно пытался понять, насколько она искренна.
— Польщен вашей слепой верой в меня, — осторожно заговорил он наконец, — и все же я предпочел бы, чтобы вы прочли это письмо прежде, чем отправить. Мне важно было знать, не проявил ли я бестактности в том, что сказал там о вашей сестре.
— Что вы говорите? — в волнении вскричала Марианна. — Вы упомянули Элинор?! Я не знала… Ах, почему же я не прочла! Но что, что вы написали?
— Что бы я ни написал, как видно, это не изменило его решения жениться на мисс Люси Стил. Правда, на мое приглашение он так и не ответил — и это странно. Быть может, получил другое, более привлекательное предложение?
— Это вряд ли, — отмахнулась Марианна. — Но, полковник! Вы так и не расскажете мне, что же ему написали?
Полковник не спешил с ответом. Хоть ему и претило играть чувствами Марианны, но ее волнение и любопытство, ее огромные глаза, устремленные на него так, словно сейчас во всем мире, кроме него, не существовало ни единого человека — все это согревало его сердце, и он желал хоть на несколько секунд продлить сладостное, хоть и обманчивое чувство, что Марианна волнуется о нем.
— Ничего особенного. Изложил условия, рассказал о домике священника, упомянул, что при нем можно будет разводить кур и держать скот. Ваша сестра приняла большое участие в подготовке и обустройстве домика для новых жильцов, так что я счел необходимым воздать должное ее усилиям. Думаю, мистер Феррарс понял, кого я имею в виду. Я написал так, что трудно было бы ошибиться.
— Так вы не называли Элинор по имени? — переспросила Марианна, неожиданно для себя ощутив не облегчение, а разочарование.
— Нет. Написал лишь, что в обустройстве дома приняла деятельное участие молодая леди, близкая родственница моей жены, гостящая сейчас у нас. И еще упомянул — в другом месте письма — о том, что твердая решимость следовать долгу достойна восхищения; но жаль, что долг и наше сердце не всегда друг с другом в ладу.
— О, полковник! — воскликнула Марианна и в восторге бросилась к нему. Опасаясь, чтобы она не повредила себе резким движением, он придержал ее и осторожно сжал в объятиях. — Как я рада, что вы это написали! Вот только… — добавила она, вдруг помрачнев, — только он все равно женился на Люси! Не понимаю, как он мог!
От быстрых смен настроения Марианны, а еще более — от того, что нежное разгоряченное тело ее прижималось сейчас к его груди, у полковника голова шла кругом.
— Марианна, он… он себе не принадлежит… он дал слово и должен был его сдержать.
Взгляд, брошенный Марианной в его сторону, ясно показал, что для нее это не оправдание.
При этом сердитом взгляде полковник вдруг остро осознал, что сжимает ее в объятиях, и почувствовал неловкость. Разжав руки — хоть и не отпуская совсем свое драгоценное достояние — он спросил, не сердится ли она на него.
Кажется, только в этот миг она заметила, что муж ее обнимает, а она прижимается к нему — и залилась краской, а плечи ее под тонкой тканью халата напряглись. Она сглотнула и смущенно кашлянула.
— Нет, полковник. Думаю, вы сделали все, чего можно было просить у вас в таких обстоятельствах, и еще более.
И, приподнявшись на цыпочки, она запечатлела на его губах быстрый поцелуй.
На миг полковник позабыл обо всем; дыхание его пресеклось. Пораженный и смущенный всплеском собственных чувств, он поспешно выпустил Марианну из объятий. Одна рука его скользнула по ее бедру, другая на миг замерла у щеки; но он не осмеливался более к ней прикоснуться.
— О Марианна!
В голосе его Марианне послышалась глубокая печаль, быть может, даже отзвук невыплаканных слез. Она замерла, не понимая, что его так расстроило. Быть может, он вспомнил свою прежнюю любовь?
Неловкое молчание длилось довольно долго.
— Вы будете ложиться? — спросил он наконец.
Был ли это просто вежливый вопрос, или намек на нечто большее — Марианна понять не смогла.
— Да, — пробормотала она, пытаясь встретиться с ним глазами, гадая, не совершила ли какую-то страшную ошибку, и отчаянно надеясь, что он хоть взглядом, хоть жестом выдаст свои чувства, — но… но, боюсь, Элинор сейчас очень расстроена.
На этом она умолкла, ожидая ответа. Но ответа не было; и Марианна, не терпевшая неясностей и недосказанностей, спросила напрямик:
— Можно мне пойти к ней?
— Как пожелаете, — ответил полковник, как ей показалось, суховато.
Заметив, что она колеблется, он добавил уже мягче:
— Разумеется, если ваше присутствие успокоит Элинор, вам лучше сегодня ночевать с ней.
— Но вы не подумаете, что я от вас бегу? — почти со страхом спросила Марианна.
— Вам виднее, — с невеселой улыбкой ответил он.
На миг Марианна замерла в нерешимости, не понимая, о ком сейчас важнее позаботиться — о сестре или о себе.
— Вот мой ответ, — сказала она наконец и потянулась к нему, чтобы снова его поцеловать.
На этот раз поцелуй не застал полковника врасплох; он даже осмелился поймать ее губы своими и задержать их на мгновение дольше, чем в прошлый раз. Целую вечность спустя — и все же слишком, слишком скоро! — он отпустил Марианну. Выскальзывая за порог, она обернулась через плечо: щеки ее горели ярким румянцем, глаза сияли каким-то новым чувством, которого полковник прежде в ней не замечал.
Но в следующий миг она исчезла — а он остался один, и душою, и телом сожалея о том, что сегодня они с женой ночуют в разных спальнях.
========== Глава 13 ==========
Жизнь в Бартон-коттедже оставалась для Элинор, по крайней мере, на вид такой же, как прежде. По-прежнему она помогала Бетси и своей матери, гладила шторы, штопала одежду, пекла хлеб, словом, делала по хозяйству все, что в силах делать рачительная и трудолюбивая хозяйка — так же, как и в первые месяцы, когда поселилась здесь вместе с матерью и двумя сестрами.
Значительные изменения внесло, разумеется, отсутствие Марианны — эту перемену ощутили все. В доме сразу сделалось заметно тише. Конечно, мама по-прежнему любила поговорить и без обиняков выражала все свои чувства, но рядом с ней уже не было Марианны, всегда готовой подхватить разговор или усилить волнения матери своими собственными. Хоть Элинор и скучала по тому веселому оживлению, которое вносила в дом сестра, но, сказать по совести, не могла не радоваться тому, что в скромном домике их стало куда тише и спокойнее прежнего — особенно когда Маргарет гуляла где-нибудь неподалеку от дома, а мама работала в саду. Но и за обедом или по вечерам, когда вся семья собиралась в гостиной, между ними куда чаще прежнего царило спокойное, уютное молчание.
Более всего ощущала отсутствие Марианны мать — хотя, разумеется, безмерно радовалась за свою любимицу, так удачно вышедшую замуж и теперь обитавшую в роскошном поместье всего в восьми милях от Бартона. Маргарет также сильно скучала по сестре — пожалуй, больше, чем скучала бы по Элинор, случись ей уехать. Элинор, старшую и более строгого характера, девочка привыкла воспринимать как воспитательницу, Марианну — как подругу. Обе были, каждая на свой лад, романтичны, пусть «романтика» для них и означала разное: и делиться с Марианной мечтами о путешествиях и приключениях, на взгляд Маргарет, было куда веселее, чем сидеть за прописями или за французской грамматикой.
