— Разумеется, милая, помогу всем, что в моих силах. Однако, мне кажется, лучший способ узнать, что нравится полковнику — спросить у него самого.

Некоторое время они завтракали в молчании.

— Сегодня перед завтраком я писала маме, — заметила Элинор.

— О, милая мама! — воскликнула Марианна. — Я тоже непременно сегодня же ей напишу! Я так боялась, что теперь не меньше девяти месяцев ее не увижу, что придется выдумывать какую-нибудь сказку, объясняющую мое отсутствие… А теперь единственное ее разочарование в том, что она не попала к нам на свадьбу! Что ты ей написала?

— Рассказала о твоем замужестве. Объяснила, что ты очень тяжело переживала помолвку Уиллоуби, что поняла, как в нем обманулась, а полковник все время был рядом, и его забота и доброта к тебе во время этого испытания обратили твое сердце к нему. Еще написала, что полковник хотел скорее вернуться к себе в поместье, поэтому убедил тебя пожениться быстро и без пышной церемонии, и ты согласилась.

— Ох, — проговорила Марианна, — но я ведь всегда была против скромных и торопливых свадеб, говорила, что подобная забота об экономии или о мелочном удобстве в такой священный миг выказывает недостаток любви! Что подумает мама, услыхав, что я с такой легкостью переменила свое мнение?

— Пусть лучше считает тебя ветреной, чем падшей, — серьезно ответила Элинор.

Жесткость этих слов, пусть и ненамеренная, поразила нежные чувства Марианны, и из глаз ее полились слезы.

— Ох, милая, прости меня! — воскликнула Элинор. — Я не хотела…

— Нет, ты права. В самом деле, пусть лучше считает меня ветреной дурочкой, чем обесчещенной. И потом, маме всегда нравился полковник. Не думаю, что она будет сильно разочарована, — добавила Марианна, как бы размышляя вслух.

— Нет, Марианна, разочарована твоим мужем она точно не будет!

Не расслышав в ее голосе иронии, Марианна продолжала:

— Знаешь, Элинор, на самом деле, если бы ты не встретила Эдварда первым, а Уиллоуби не вскружил бы мне голову — не сомневаюсь, лучшего жениха мама не желала бы для тебя!

На это Элинор не ответила, предпочтя перевести разговор на другое.

— Сделаем так: я принесу перо, чернила и бумагу и напишу письмо маме под твою диктовку. Так ты и выполнишь приказ мужа, велевшего тебе отдыхать и ничем себя не утруждать, и с письмом не замедлишь.

Марианна, порозовев, радостно согласилась.

Закончив с письмом, остаток дня Элинор провела в прогулке по дому и окрестностям: все осматривала, задавала вопросы слугам, старалась узнать как можно больше из того, что поможет Марианне вступить в должность хозяйки поместья.

Полковник Брэндон оказался вдумчивым и внимательным хозяином. Благодаря его четким и ясным распоряжениям, а также верности и компетентности его домоправительницы и главного дворецкого даже в его отсутствие жизнь здесь шла, как часы. Все было налажено и благоустроено, так что Марианне практически не оставалось дела — да и слуги, пожалуй, не слишком обрадовались бы, если бы новая хозяйка вмешалась в их налаженную жизнь и начала что-то здесь менять.

В отличном состоянии были и земли вокруг дома. Марианна, быть может, сочла бы сады и парк слишком уж ухоженными — однако Элинор, гуляя по зеленым лужайкам и отдыхая в тени тщательно подстриженных деревьев, получила истинное наслаждение.

Гуляя по парку, она размышляла о разговоре с сестрой. Хоть напрямую Элинор не спрашивала, а Марианна не говорила, но не приходилось сомневаться, что в полковнике она пока видит не мужа и возлюбленного, а кого-то вроде доброго дядюшки. Ясно было и то, что, хотя чувства к Уиллоуби в ней вполне угасли, не скоро потрясенное и измученное сердце ее откроется для новой любви.

Элинор молилась о том, чтобы это произошло поскорее; чтобы благодарность Марианны и горячее желание отплатить полковнику за его доброту переросли в более глубокое чувство; и чтобы постоянство и верность любви полковника наконец нашли свою награду.

========== Глава 8 ==========

— Миссис Брэндон, могу ли я надеяться сегодня пить утренний чай с вами вдвоем?

Просьба эта застала Марианну врасплох, и до такой степени, что она не сразу нашлась с ответом. Со дня их свадьбы прошла уже целая неделя — и все это время полковник Брэндон ни о чем ее не просил, хоть она и готова была услужить ему всем, что в ее силах, будь то действием или бездействием.

За эту неделю у них установился определенный распорядок, не то чтобы неприятный, но смущавший Марианну своей чопорной формальностью. В былые дни, быть может, ее поразила бы и возмутила необходимость делить кров с мужем, точно с соседом; всей своей натурой, не терпящей притворства, Марианна восстала бы против неопределенности своего положения. Однако жизнь ее разительно переменилась — и вместе с тем переменилась и она сама. Теперь Марианна охотно подчинилась воле полковника, если не счастливая, то, по крайней мере, довольная уже тем, что ничто более ее не мучит и не тревожит. Вставала она поздно, рука об руку с Элинор гуляла по поместью, музицировала на великолепном рояле в гостиной или уносила из библиотеки к себе в комнату какой-нибудь изящно переплетенный том — всегда с любезного разрешения полковника, но никогда в его обществе.

Полковник Брэндон, находясь под ложным впечатлением, что общество его тягостно Марианне, старался не докучать ей собою; а она, в свою очередь, пришла к мысли, что он более не жаждет ее компании, и так, из-за взаимного непонимания, они почти не встречались в этом огромном доме — разве только за ужином, в обществе Элинор. По вечерам супруги раздевались в отдельных комнатах, а затем ложились в одну постель, но на таком расстоянии друг от друга, что с тем же успехом могли бы ночевать на разных берегах Темзы.

Утром полковник имел обыкновение вставать так рано и выскальзывать из спальни так тихо, что Марианна не замечала его ухода. Просыпалась она одна и обычно завтракала у себя в спальне, в одном халате, вместо того, чтобы одеваться и спускаться на завтрак в столовую к мужу и сестре.

Однако этим утром она поднялась раньше обычного и была уже вполне одета, когда муж ее, предварив обычный утренний поднос с чаем, показался в дверях и спросил, не смогут ли они сегодня выпить утренний чай вместе.

Опасаясь, что он неверно истолкует ее удивление и задержку с ответом, Марианна поспешно поднялась ему навстречу, не совсем понимая, как его приветствовать. Стоит ли приглашать войти и сесть, словно гостя, человека, которому принадлежит весь дом — и эта спальня тоже?

— Конечно, полковник! — живо откликнулась она, порозовев и радостно всплеснув руками, и поспешила отдать горничной распоряжения насчет второго чайного прибора.

От внимания ее не ускользнуло, как изменилось при этом лицо полковника. На нем отразились, в равных долях, удивление и облегчение — словно он ожидал, что Марианна его прогонит. Радость смягчила его суровые черты, лицо озарилось каким-то внутренним светом, и на несколько мгновений — пока улыбался — он показался Марианне совсем молодым. В самом деле, сказала она себе, он ведь совсем не такой старый — просто постоянно хмур и озабочен, и от этого выглядит старше своего возраста.

— Это ведь ваша спальня, — с улыбкой в голосе ответила она. — Вам нет нужды просить разрешения сюда войти.

— Не хочу вторгаться к вам без спроса, — ответил он.

— Вторгаться к собственной жене? — Но тут же она вспомнила, как в былые времена встречала каждое появление полковника недовольством, едва ли не открыто давая понять, что он для нее нежеланный гость. Откуда ему знать, как изменились с тех пор ее чувства? — Вы ведь пьете чай без молока и без сахара? — поспешно добавила она, стыдясь своего былого поведения.

— Да, благодарю вас.

Марианна налила чаю ему и себе, поставила чашки на столик и села рядом с полковником на кушетку. Не склонная ходить вокруг да около, когда ей случалось сгорать от любопытства, она сразу перешла к делу:

— Позволите ли спросить, чему же я обязана этим, как вы говорите, «вторжением»?