По мере чтения лицо не изменялось, оставаясь таким же равнодушным. Лишь только в конце письма от злобы дёрнулась бровь. Взяв себя в руки, я ещё раз тщательней прочитал письмо. Поискал точки над буквами, используя расшифровку разных типов, переставляя слова кодом Кифу, поставил письмо на просвет лучей, но ничего более обнаружить не удалось. Даже, стыдно признаться, вверх ногами читал.

Скомканное послание полетело в еле тлеющую печь, зашипевшую от удовольствия. Хлопнув дверью так, что на пол рухнула ваза с гиацинтами, я размеренной походкой пошёл выполнять приказ. «Плохо, очень плохо, рядовой Мангуст, — еле слышно прошептала тень. — Надень маску. Эта тебе не идёт». Пара глубоких вдохов, и сутуловатый Слав сворачивает на другую улицу с простоватой улыбкой на лице. Но не в глазах. В них холодный расчёт.

Вокруг резвятся детишки, играя в догонялки, солнце припекает мой короткий ёжик волос, морской бриз ласково обнимает вспотевшую спину, по которой скользит чужой взгляд. Всё-таки, стоило наставникам оставить меня в учениках ещё на какое-то время, ведь, заметив слежку, настоящий каю не должен оборачиваться.

— Почём? — спросил я у загорелой толстой женщины, торговавшей коврами.

— Ах, мальчик! Великолепный выбор! Гобелен из самого Лаура! Это серия непревзойденного мастера Габриуса под названием «Гротески на песке»! Подойдёт для подарка родителям, украсит стену лучшему другу, а может… выберем что-нибудь для дамы сердца? Тогда тебе подойдёт вот это, смотри…

Но я давно уже не слушал торговку, переключившись на боковое зрение и внимательно запоминая всех, кто попадётся на глаза. Следующим бедолагой оказался сморщенный, словно переспелая вишня, мужичок. Его рыбу я недолго повертел в руках, а после небрежно кинул обратно. Торговец ещё долго сверлил меня осуждающим взглядом, но я уже оценивал утварь другого торговца, придерживая заботливую сестрёнку, что хотела проучить старичка за косой взгляд в сторону хозяина.

«Это он!» — проскрипела на ухо сестрёнка, прижимаясь к спине. Да, родненькая, я тоже заметил. Улыбка на моём лице очередным торгашом была воспринята как одобрение его товаров, и он принялся совать мне в карманы серебряные столовые приборы. Отделавшись от назойливого иностранца с заметным эринейским акцентом, я свернул в переулок. Вниз по ступеням, теперь нырнуть влево, в спасительный холодок тёмного проулка.

Пробежать несколько арок и вжаться в стену. Лишь далекий шум рынка вкупе с прибоем изредка доносятся до глухой подворотни. Ветер одиноко шелестит трухой в грязном углу и, поиграв в салочки между моими ногами, уносится прочь. Неужели мне показалось, и недосып сыграл злую шутку? Я уже хотел было смахнуть пот со лба, как вдруг что-то остановило. Волосы на затылке зашевелились, а по спине пробежался холодок, словно тающий кубик льда. Уши попытались развернуться назад, но лишь подтвердили мою догадку — преследователь решил зайти с другой стороны.

Еще не понимая, что надо делать, я рванулся туда, где ощущалось чьё-то присутствие. Правильно говорил мне наставник, что импровизация — моё лучшее оружие. Правда он так же называл его единственным моим плюсом, но всё же. Человек не успел заметить, как оказался прижатым к стене, а у горла засверкал кинжал.

— Кто ты?!

Из-за столь неожиданного нападения его башлык слетел с головы, показав черные волосы. Карие глаза девушки с толикой недоумения косились то на оружие, то на меня.

— Говори!

Ещё сильнее вжавшись в стену, стараясь избегнуть острейшего клинка, она прошептала одними губами:

— Когда умирает свет, возрождаемся мы.

Игра взглядов продолжалась недолго. Пришлось на шаг отступить:

— Воистину, Сестра.

Её цепкий взгляд, за мгновение оценивший кинжал в моих руках и подворотню, говорили о великолепной подготовке. Она не испугалась, а лишь досадовала о своей небольшой неудаче, полностью вернув над собой обладание.

— Велено тебе послание передать.

Она потянулась за пазуху, но мой перехваченный для броска нож её остановил. Ей было невдомёк, что во мне боролись гордость рукопашника и покорность пса. Первая отворачивалась от схваток со слабым полом, а вторая тыкала носом в устав и приказывала действовать строго по правилам. Пока я рассуждал, она уже протянула письмо с той же синей сургучной печатью. «Яд розовой лягушки не имеет запаха и цвета, оставаясь на предметах ещё долгое время. Одно прикосновение убивает человека быстрее, чем он успевает понять, что его отравили», — слова наставника по ядоварению принёс с собой морской бриз, заставив меня натянуть на руки перчатки. И то, что девушка держала письмо голыми руками, не позволяло мне расслабиться. Яд мог быть на другой поверхности.

Правильно истолковав мои действия, девушка хмыкнула, и сейчас казалось, что она смотрит на меня сверху вниз. Конечно же, никакого подробного приказа чёрным по белому написано не было. Каждое такое послание зашифровывалось методом Геварта, поэтому подобные послания напоминали письма внуку от любимой бабули: «Милок, как твои дела? Мы с дедушкой так по вас соскучились, когда же вы навестите нас, родненькие?..». И так далее. При этом в письменной форме присылаются лишь самые обычные задания, в то время, как действительно серьёзные принимаются нами только устно.

Поискав какое-нибудь очередное тайное послание, я покосился на девчонку, осмотрел тёмное одеяние каю со скинутым капюшоном и заглянул за плечо на сумку. Грязные пятна на штанах, чуть всколоченные волосы, наполовину опустевшая торба, замаранные сапоги и осунувшаяся от усталости спина говорили о длительном путешествии.

— Гончая… — вычитал я её позывной из письма, окончательно приняв решение. — Здесь ни слова о слежке за мной. А ведь даже написано, где я живу.

Возможно, я перегибал палку. Любой другой на моём месте пожал бы плечами и, недолго думая, сопроводил бы её в штаб, накормив по ходу вкусными местными пирожками тётушки Лейлы. А тут ещё выясняется, что она носит звание алгунира, что выше моего звания рядового. Однако, похоже, она никогда ещё не сталкивалась с так называемым «псом государя», действующим строго по уставу.

— Рядовой, не забывайся!

Её глаза сверкнули сталью. Она знала, что пёс обязан повиноваться, вот только устав согласен с ней не был… Спрятав письмо, я выдержал взгляд Гончей, которая напряглась, увидев нож, блеснувший в моих руках.

— К тому же…

Ей пришлось замолчать, уклоняясь от просвистевшего клинка. Промазал я нарочно. Мой выпад оказался для неё очевидным, и, судя по хрустнувшей в её руке скорлупе, драться она не собиралась. К подобным подаркам я оказался подготовлен лучше неё и отпрыгнул в сторону от слезоточивого облака. Мой отскок и последующий за ним выпад стал для Гончей неожиданностью. Прежде, чем алгунир успела среагировать, я схватил её за одежду. Пёс, добравшийся до добычи, ни за что не разожмёт челюстей.

Левое плечо чиркнула сталь, но я успел уклониться, и урон оказался не серьёзным. В ответ открытая ладонь толкает вверх её подбородок, зажимая в захвате вооружённую руку. «Полёт ястреба» — один из смертельных приёмов. В оригинале необходимо делать резкий удар, из-за чего противник заваливается назад, ломаются шейные позвонки, и происходит защемление нервов. В идеале ещё бы крутануть шею, и тогда мгновенная смерть обеспечена, но мне надо было лишь скрутить противника.

Охнув, она не успела понять, как оказалась на спине. Болевой приём и оружие выпало из её ослабевшей руки. Повернув девчонку на живот, сел сверху, крепко зажав ей руки. Дышать и открывать глаза было опасно — вокруг ещё витало облако перца и металлической стружки, оседавшей на плечах.

Быстро связав её руки надёжным узлом, я отволок алгунир подальше от слезоточивого облака. Откашлявшись, Гончая столь гневно посмотрела на меня, что её мысли прямо-таки можно было прочесть по глазам. С моего плеча сочилась кровь, а соль, входившая в состав слезоточивой смеси, только сильнее раздражала рану.

— Не смей трогать, рядовой! — рявкнула алгунир, когда я полез в её сумку.