– А тебе не приходило в голову, что пиджаки это уже сделали?
– Конечно, они это сделали. Но со мной-то результатами не делились. Да и выводы из одних и тех же фактов мы можем сделать разные.
Рур кивает. Потом говорит:
– Ты видел меня в Чешуе.
Неожиданный переход.
– Было дело.
– Я там… договаривался… – он снова морщится, будто глотнул подкисшего меффа, – об участии… в бое с мехимерой.
Это должно быть шуткой. Рур любит шутки. Хоть и не такие острые, как я.
Это и может быть только шуткой.
Но два красных пятна, проступающие у него на скулах, упрямо лезущий вверх острый подбородок, пальцы, вздрагивающие, когда он смахивает с виска каплю пота… Он так и не снял теплую куртку… и, судя по всему, говорит серьезно. И боится тоже всерьез.
– А я был уверен, что люди дерутся с мехимерами только в городских страшилках и плохих визновеллах.
– Значит, у тебя есть шанс убедиться, что иногда ты ошибаешься. Хочешь взглянуть на городскую страшилку? С безопасного зрительского места.
– То есть, ты меня зовешь… эм… поболеть за тебя?
– Вроде того.
Рур меня бесит. Со всеми его углами, вихрами, усмешечками и острыми взглядами… Всегда бесил. Может быть, даже сильнее, чем идеальный солнечный слизнячок Тимофей Инхо. Но, что бы там ни говорил этот рыцуциками укушенный я-третий, я – не живодер. Поэтому я говорю:
– Видишь ли… Не хочется тебя разочаровывать, но у человека нет шансов голыми руками завалить вывернутую мехимеру. Даже какую-нибудь мелкую и простенькую, вроде мехозяйки, кулинарки или поисковика. А если ты слышал истории о том, что это кому-то удалось, то это уж точно городские байки.
Кое о чем я умалчиваю. На самом деле любую мехимеру – гавкнутую силой обстоятельств, вывернутую случайно или вывернутую нарочно – в общем, любую, ставшую опасной, все-таки можно вырубить. Причем, именно голыми руками. Для каждой из них изначально прописывается структурная уязвимость. Слабое место, прямо как у героев архаичных сказок. И если ты мехимерник, то сможешь его найти или как-то почувствовать.
Честно говоря, когда Ро нам об этом рассказывал, я не очень понял, как именно это происходит. Возможно, потому что и сам мехиментор знает об этом только в теории. Распространяться об уязвимостях запрещено, чтобы не провоцировать излишне любопытных на эксперименты. Потому что излишне любопытным даже такой аргумент, как «это способен сделать только мехимерник» может показаться требующим личной проверки. Вряд ли такие эксперименты привели бы к травмам, ведь не вывернутые и не гавкнутые мехимеры для людей безопасны. Но все же Совет Голосов, как всегда, решил перестраховаться.
В общем, даже реши я наплевать на запрет и рассказать Руру об уязвимостях, ему бы это ничем не помогло, поскольку он не мехимерник, а будущий координатор работы Ноо… или кем он там планирует быть после Песочницы. Так что единственное, что я могу для него сделать – это предупредить о последствиях. Но, судя по тому, что его острый подбородок все так же упрямо задирается вверх, я его не убедил.
– Это общее место. Неуязвимость мехимер, я имею в виду. А общие места – это далеко не всегда истина… Так ты хочешь посмотреть бой?
– Это должно быть… любопытно. Но я не понимаю, на кой тебе сдалась моя компания?
– Мне нужен кто-то, кто в случае, если мне… не повезет, оперативно доставит меня к эскам.
– И, конечно же, первый о ком ты подумал – твой близкий друг Эф_Имер,– скептически тяну я.
А потом понимаю.
– А-а-а, ясно. Остальные… ты им не сказал. Потому что они-то как раз – друзья. И ни за что не пустили бы тебя в эту костедробилку. Связали бы, сели сверху или нашли другие способы. Но ни на какой бой ты бы не попал. А вот я – известный любитель веселых шуточек про боль и унижение. Ну, и в целом сволочь. Поэтому я отговаривать не буду, а как раз наоборот – вприпрыжку побегу смотреть. М-м-м… занятненько. Но есть ли тогда гарантии, что я, как ты выразился, «оперативно доставлю тебя к эскам»? А не подожду полчасика-часик, чтобы продлить удовольствие?
– Гарантий нет, – всерьез соглашается Рур. – Но есть вероятность, что ты не захочешь рисковать союзом, ради которого пожертвовал своей рыжей красой. К тому же, это в Песочнице ты – самая неприятная аберрация человеческой натуры. А в городе, знаешь… встречаются экземпляры пострашнее. И по крайней мере часть из них будет наблюдать за боем. Так что ты, в общем, приемлемый вариант. Если тебе интересно, то выдвигаться нужно сейчас.
Разумеется, мне интересно. Рур все правильно просчитал: я не могу отказаться от возможности увидеть вывернутую мехимеру. А еще – тех, кого он назвал «экземлярами пострашнее».
И… это странно, но я ощущаю за него некую ответственность. Как за одного из союзников. Вряд ли он позвал бы меня, будь у него другие варианты. Значит, если я откажусь, он поедет один. И мехимера его, разумеется, поломает. Может быть, не слишком сильно. Но… кто знает.
Лучше, если с ним буду хотя бы я.
До Чешуи мы едем на мехимобиле. Удовольствие разорительное, но платит Рур, так что почему бы и не прокатиться?
Ночной Мантикорьевск плавно скользит мимо окон. Если задаться целью, можно насчитать десятки, если не сотни мимолетных сцен, вырванных из историй, которые я никогда не узнаю. Прохожие тянут за собой или толкают перед собой огромные длинноногие и длиннорукие тени с несоразмерно крошечными головами. В то золотом, то празднично-пестром, то подводно-синем искусственном свете все лица кажутся таинственнее, чем днем.
Даже Рур, на острые черты которого заоконные пейзажи накладывают быстро мелькающие маски, сейчас похож не на хорошо знакомого мне слизняка, а на кого-то другого… Я ловлю вспышку узнавания: текущие по сосредоточенным лицам тени, неуютное молчание, теснота мехимобиля, предчувствие крови…
– Кстати, о городских страшилках и плохих визновеллах про мехимер… По-моему, мы сейчас прямо как Сей_Ти и Арни_Арди из «Мехимахии». Когда они едут ловить ту рогатую тварь.
– Не-а, никаким местом. – Рур резко встряхивает косой челкой. – Они братья… и они друг другу нужны. На моего брата ты не похож… к счастью… для обоих.
Эти слова он шелестит себе под нос, так что я не уверен, точно ли расслышал. А вот следующие разобрать гораздо легче:
– Мы друг другу в лучшем случае полезны, Эф_Имер. И только сегодня.
– Вообще-то я имел в виду только картинку, – я очерчиваю рукой салон мехимобиля.
Рур еще раз встряхивает челкой, с каким-то странным ожесточением, и ничего не отвечает.
Некоторое время мы едем в тишине. А потом он разлепляет узкие губы и спрашивает, с видимой неохотой, как будто это я заставляю его говорить:
– Да, кстати. Чем бы ни закончилась эта ночь, я бы на твоем месте не распространялся о своей… причастности. Особенно при пиджаках. Ну, и при ребятах тоже.
– С пиджаками понятно. Но что касается Инхо и компании… Это же твое решение – побоксировать с мехимерой. Разве можно меня тут в чем-то обвинить?
– Ты меня не остановил. Для них этого будет достаточно.
– Занятно. Не очень логично, но я учту.
Мы опять молчим. Полосы света и тени продолжают разукрашивать сосредоточенное лицо Рура. Но смотреть на это не слишком интересно, и я уже собираюсь снова переключиться на созерцание ночного Мантикорьевска, когда рыцуцик вдруг спрашивает:
– А ваши эти семнадцать правил мехимерики… Тебе никогда не казалось, что они все немного смахивают на суеверия? То есть, что они больше про ритуал и магическое мышление, чем про реальную осторожность, предусмотрительность… практичность? Особенно первые три. Разве эти запреты на антропоморфный облик, агрессивный облик и любые предпосылки для внутреннего конфликта – разве они гарантируют, что… знаешь, никогда не случится никаких… накладок?
Я пожимаю плечами.
– Мне никогда не казалось. Кажется – это когда ты не уверен. А в этом случае я как раз уверен: все семнадцать правил нужны, в основном, для психологического комфорта. Призваны создавать видимость, что все продумано. Что никаких… как ты сказал, «накладок»? – не случится. Что все гладко, мило и безопасно. Хотя никто до сих пор понятия не имеет: как мехимеры там внутри себя существуют, после того, как вырастают из промхитиновых семян. И почему некоторые не вырастают. А другие, хоть и очень редко, вырастают, а потом гавкаются, – я снимаю шапку и провожу ладонью по вспотевшей макушке. А потом договариваю:
