А результат? Пшик на палочке. Или даже без палочки.

С тех пор Стрелок выходил на охоту еще дважды – в конце сентября и в начале октября. И койки по соседству с М_Акианом заняли орф-словесница Ива Лау и какой-то кондитер со смешным именем. Он, кстати, пока единственный, кто очнулся. Но, насколько я понял из тех информационных ломтиков, которыми нас кормит Ноо, в голове у него что-то гавкнулось. Всерьез так, без шансов на починку.

Все это, конечно, изрядно взбаламутило нашу идиллию. Кое-кто из студентов даже уехал. А из тех, кто остался, многие наверняка закидываются успокоительным и обнаруживают сердце трепыхающимся в горле, когда слышат шаги за спиной.

Честно говоря, мне и самому вечерами бывает не по себе.

Потому что нет, Стрелок – это не я. Как бы ни косились на меня рыцуцики. И сколько бы ни расспрашивала меня своим джазовым голосом пиджачка Марфа Лионэ, которой нужно хоть кого-то подозревать. А я, как ни крути, удобная кандидатура. По крайней мере, если смотреть со стороны.

Вот только я никогда не любил непоправимых действий. Да и веселья в том, что делает Стрелок, на мой вкус, – никакого. Но чтобы выяснить это, пиджачка должна задать мне правильные вопросы. А она всегда спрашивает не о том.

Вот и сегодня Лионэ затеяла бессмысленную болтовню о синтетических ядах. Рассчитывает поймать кого-то на оговорке? Надеется на то, что Стрелок не удержится и прихвастнет знаниями?

Судя по второму имени, девчонкой Лионэ любила помахать самодельным мечом в Пятнистом бору – поиграть в спасительницу исчезающих чудовищ.

Но тут у нас чудовище не воображаемое. И защитники ему не нужны.

– Эф_Имер, органическая химия – это ведь один из ваших профильных предметов. Не хотите присоединиться к нашему разговору?

Видимо, я смотрел на Лионэ слишком долго и слишком пристально. Теперь придется что-то говорить. Что-то слегка обидное и в целом бессмысленное. Потому что ничего полезного я предложить ей все равно не могу. Раздумывая над формулировкой, я пропускаю между пальцев гладкие рыжие пряди. Один из спутников Лионэ, имя которого я не потрудился запомнить, вцепляется взглядом-репейником в мое лицо. Довольно неприятно. Особенно если есть причина – или привычка – трепетать.

Хорошо, что у меня нет ни того, ни другого.

– Вы совершенно правы, органическая химия – один из моих профильных предметов. А вот групповое дуракаваляние – нет. Но я все равно вас внимательно слушаю. Считаю, сколько раз прозвучит слово «теоретически». Пока двадцать три, но я немного отвлекся в начале, так что мог пропустить разок-другой.

Лионэ чуть наклоняет голову.

– Почему именно это слово?

Я пожимаю плечами:

– Оно лишает веса все остальные. Теоретически возможно слишком многое. Что ни возьми – все теоретически возможно. Спросите меня, например: «Можно ли создать мехимеру, которая будет погружать человека в состояние… как там эски говорят? Близкое к коме. Теоретически?»

– И вы ответите?..

– А вы не догадываетесь? Что теоретически возможно. Но преступно и неэтично, разумеется.

Я вижу, как напрягаются мышцы вокруг ее рта.

– Возможно – в принципе? Или возможно – для вас? Теоретически.

– Вы что, заподозрили меня… в гениальности? Приятно. Но нет, у меня пока не было шанса проверить, насколько я новатор в мехимерике. Так что возможно – в принципе. И теоретически. А еще, кстати, теоретически возможно, что в одно прекрасное утро на подоконнике вашего кабинета найдется забытое Стрелком «жало». Заряженное, для вашего удобства, тем самым нейротоксином. Или чем-то другим. Туда вполне можно запихнуть тех же мехимер, если придумать, как уменьшить их до уровня микроорганизмов. Теоретически.

– Ясно. Жаль, что мне пришло в голову нарушить ваше молчание. Боюсь, время, потраченное на этот диалог, было потрачено… не слишком продуктивно.

Я широко улыбаюсь джазовой пиджачке, демонстрируя, как мало меня волнует ее раздражение.

После этого беседа еще какое-то время скачет по кочкам зрения, периодически скатываясь в ямы прискорбного невежества. Я слушаю не очень внимательно, потому что диалог с Лионэ заставляет меня вспомнить о Большом Луу – мехимере, которую я пишу. И которую должен вырастить к концу пятого курса, чтобы получить разрешение на работу. У меня вспыхивает сразу несколько любопытных идей насчет ее внешнего вида, с которыми хочется поиграть немедленно.

Но приходится ждать, пока день кривоватым вихляющим колесом докатится до вечера.

Через историю искусств, которую в нужных местах обнажает для нас Павла И́мберис. Эта пожилая тетка, состоящая, по-моему, наполовину из ртути и ржавой проволоки, а наполовину из поэзии мертвых цивилизаций – единственный ментор Песочницы, которого я по-настоящему уважаю. Правда, безо всякой взаимности.

Через марш-бросок сквозь октябрь в мастерскую Домны Кар_Вай и обратно.

Через обед, съеденный в приятном одиночестве.

Через час внутренней тишины, положенный каждому студенту.

Через неординарную математику.

И, наконец, через музыкальный час, на котором нас мучают каким-то ископаемым хоралом.

Когда же я добираюсь до мастерской и устраиваюсь за рабочим кубом, выясняется, что за день утренние идеи успели выцвести и подрастерять свое обаяние. Но уходить из-за этого я, конечно, не собираюсь. Повозиться с Большим Луу, даже без конкретных задач – все равно удовольствие. Персональный кубик проигрывает что-то из рабочего плейлиста, но я почти не слышу музыку. Слишком увлечен.

В шею болезненно тюкает. Я машинально дотрагиваюсь до этого места. Нащупываю что-то маленькое, гладкое и прохладное. Уже проваливаясь в хищный черно-бурый туман, я все-таки успеваю повернуться к двери в мастерскую. Ничего толком не вижу. Одни плавающие цветные пятна да смазанный силуэт среди них. Кажется, невысокий.

Жаль, никому уже не рассказать…

Вытаиваю. Из черно-бурого. Медленно.

Неподъемные веки.

Хрупкие мысли.

Все, что длиннее нескольких слов – разва…

Нет запахов. Звуки? Непонятно.

Но жестко. Неравномерно. Прохладно… кажется.

Ладони оттаяли. Под ними трава. Кажется.

В сущности, все – кажется.

Потому что во мне…

Ломаются и тают. Мысли. Думаю снова.

Был выстрел. Потом туман. Но я понял, успел…

Ломаются. Опять.

Еще раз думаю.

Я – мехимера. Нет, не то.

Я – мехимерник.

Да. Но тоже не то.

Я мехимерник. Во мне мехимеры.

Маленькие. Очень…

Как это называется?..

Нано… кажется. Да.

Стрелок – гений.

А я… Еще в мастерской.

Или уже в эс-комплексе.

Но еще я здесь.

Где – здесь?

Здесь есть трава. Нет запахов.

И мехимер… нет. Но это – кажется.

Ведь они есть— в моей крови. В моей голове.

Поэтому я – здесь.

Могу поднять веки. Наконец-то. Впрочем…

Много серого наверху. Двигается.

Я люблю серый… кажется.

Серый наверху двигается быстро. Как будто его двигает…

Все еще ломаются.

Ломкие мысли. Раздражают.

Стрелок – мехимерник. А пиджаки не знают.

Ха. Или не ха.

Наоборот. Жаль.

А я ведь сказал им.

Почти сказал. Смешно?

Нет. Не смешно.

Неуютно и некрасиво.

Сверху серое. Небо? Да… кажется.

И быстрые облака. Сильный ветер.

Все это – кажется. Но я чувствую, что жестко. Что прохладно.

Что по руке кто-то ползет.

Могу повернуть голову и посмотреть. Муравей. Могу стряхнуть.

Могу приподняться на локтях и оглядеться.

Могу думать. Наконец-то.

Зрелище унылое. Дурная бесконечность, заросшая короткой бурой травой. На горизонте пятнышко. И вроде бы, оно двигается.

А вот я – нет.

Потому что приподняться-то я могу, а встать не получается.

Надеюсь, что только пока. Потому что пятнышко на горизонте все-таки двигается. И может оказаться чем угодно.