– Спасибо, Эф_Имер, что всегда готовы поделиться своим мнением. Вы подбираете… эм… очень эмоциональные формулировки. Однако в ваших суждениях несколько меньше… эм… конструктивности, чем хотелось бы мне, как ментору. Надеюсь, что к следующей практике вы проработаете этот… эм… недочет. Либо же сумеете каким-то образом воздержаться от высказываний.
Ментор Виаль, разумеется, прекращает недозволенные речи настолько быстро, насколько ей позволяет негласный регламент. Но что бы там ни мурчали духоподъемного остальные ораторы, запомнятся Славе Па именно мои слова.
Ведь только я озвучил то, о чем думает он сам.
Теперь я с удовольствием развернул бы кубик и проверил: что там сегодня новенького в верхних слоях Ноо? Однако на практических занятиях это запрещено. Считается, что тут нужна полная вовлеченность. И мне не остается ничего иного, как скучать и считать кессоны на потолке, пока Виаль не решает наконец, что Па достаточно поглажен по головке.
Следующей ментор вызывает в круг внимания Лору Афе́йну. И это уже не столько испытание, сколько показательное выступление. Потому что, несмотря на рост «тетя, достань галактику» и широкую кость, Афейна прекрасно двигается. Хоть с плавностью текущего меда, хоть с резвостью бешеной белки.
Вот ее мне легко представить действующим мехимерником. И, пожалуй, она в чуть меньшей степени слизняк, чем прочие мои соседи по Песочнице.
Но на все, что она сегодня плетет из своего крупного тела, я смотрю вполглаза. Лениво размышляя о том, что надо бы сходить в мастерскую Кар_Вай и потребовать, чтобы та отремонтировала терморегулятор в бууте. Потому что не имеет права барахлить вентиляция в такой дорогой обуви. А на обратной дороге можно будет перекусить в какой-нибудь орфейне… или нет. До следующего родительского доната еще почти месяц, так что шиковать сейчас не очень умно.
К тому же от этих ленивых обжорных посиделок я превращаюсь в какое-то римляничное желе. Рассиропливаюсь. Вот-вот подернусь сахарной корочкой… Лысый мантикор, это меня от голода что ли в такую жуткую гастрономическую образность понесло?
Но ведь правда: если бы ментор Виаль сегодня вытащила в круг внимания меня, то картинка была бы невыразительная. Конечно, не позорище в стиле Славы Па. Но и графично сломать себя в самых неожиданных местах, как в прошлом году, я бы уже не смог. И против рыцуцика Инхо с шестом я бы сегодня не вышел. Не хватило бы, не знаю, азарта? Апломба?
Я любуюсь удивительно точеными для такой массивной фигуры лодыжками Афейны. И украсила она их занятно… Правда, сейчас надписи не прочитать – ноги двигаются слишком быстро. Хотя и не так затейливо, как руки, которые одновременно змеятся и порхают. Красиво, но рискованно – ментор Виаль наверняка пожурит за «сомнительную двойственность». Если не найдет, к чему еще придраться. Но это вряд ли. Да и не будет она ничего другого искать, если можно пощебетать про любимую «целостность образа».
Предсказуемо и скучно. Как всегда.
Я кручу в кармане кубик. Снова зачем-то представляю себя в круге внимания. Представляется нерадостное. Пора, наверное, возвращаться к ежедневным тренировкам. И в орфейнях поменьше рассиживаться. А лучше всего – затеять новую игру, для которой понадобятся гибкость, сила и кураж.
Как назло, ничего подходящего не сочиняется. Пока я перебираю варианты, Афейна успевает дозмеиться и допорхать, вернуться на свое место и выслушать… не знаю, что – я ведь все прозевал. Когда мое внимание возвращается к занятию, Виаль уже всех отпускает. Студенты разбредаются по лекториям. А мне приходится задержаться на выходе.
Я неординарен во многом, но вот с ростом не повезло – рост у меня самый что ни на есть средний. И поэтому Венц даже голову задирать не приходится, чтобы плеснуть мне в лицо взглядом, полным плохо спрятанного возмущения. Я равнодушно присоединяю этот взгляд к коллекции ему подобных. И еще успеваю мимолетно вообразить запястья Венц, связанные ее же косами…
А потом она говорит – очень тихо, но очень четко, так что невозможно усомниться ни в одном слове:
– От тебя сегодня особенно сильно мертвечиной несет.
И даже ноздрями демонстративно дергает.
Я не столько задет, сколько удивлен. Потому что слизняки обычно такого не говорят. Если случается в их жизни что-то неприятное – например, я – то от них все равно редко чего дождешься, кроме обтекаемых беззубых словечек. Ибо – этика.
А тут внезапно такое смелое хамство. Пусть голосишко на последнем слове и дрогнул, но ведь держится, как… как валькирия, готовая устроить кому-то валькирдык.
Нет, не кому-то – мне.
Ответить Венц я не успеваю. Хотя должен бы. Иначе чего она стоит – моя живописно замаранная репутация? Но момент упущен, Агния Венц уже развернулась и отправилась по каким-то своим делам. Мне остается только пожать плечами и отправиться по своим. Ничего страшного, будет еще случай просветить ее насчет того, что ядовитые зубы – вредная мутация для слизняка.
А пахну я, кстати, осенним лесом и осенним лисом. Во всяком случае, что-то подобное нашептывала одна из моих амурок. Та, которая любит рыжих, плохую поэзию и позу наездницы.
Да, пора, наверное, признаться: если я сумел создать впечатление, что моя жизнь полностью лишена симпатий и объятий, то так и было задумано. Не смог удержаться. Чуть больше темных оттенков, чуть шире мазки – и портрет получается намного выразительней. Но рано или поздно стало бы очевидно, что не настолько я занятный психопат. Когда возникает острая потребность в объятиях, я отправляюсь в город и пытаюсь найти подходящие. Чаще всего, получается. И тогда я даже даю себе труд побыть вежливым, внимательным и забавным.
Если бы об этом узнал Герман Сам_Эди, наш ментор по этике, то наверняка добавил бы мне баллов. Но я ему, конечно, такого не рассказываю. Предпочитаю быть для него чем-то вроде ходячей зубной боли. То есть тем же, что и он для меня.
Мысли мои не зря свернули в сторону этики. Поскольку именно она стоит в моем расписании следующей. К счастью, в очередной раз проверять терпение на прочность не приходится – в лектории вместо Сам_Эди нас встречают пиджаки. То есть, официально они, конечно, «защитники прав и свобод». Но кто же будет их так называть, если есть удобная альтернатива? Я даже предполагаю, что они сами это словечко и запустили в народ – пока остроумный народ не выдумал чего позаковыристей.
Пиджаки пришли втроем: один умный, один красивый, и один – на всякий случай.
Хотя нет, вру. Внешность у всех троих, скорее, государственная. Даже пиджак женского… эм… покроя нельзя попрекнуть милой мордашкой. Зато голос у Марфы Лионэ́ с приятной джазовой хрипотцой. За последний месяц мне не раз приходилось его слышать. И, подозреваю, еще не раз придется.
Тут, пожалуй, самое время рассказать о том, что пиджаки делают в Песочнице. И о том, кого студенты боятся больше, чем меня, хотя и не знают в лицо.
То есть, о Стрелке.
Первую его жертву нашли месяц назад, на первой же неделе учебного года. Оскар М_Акиа́н – красавчик, будущий эко-футурист, эталонный слизняк. Чьими-то стараниями – ни жив, ни мертв. Эскулапы, как наши, так и приглашенные из Зеленой Спирали, развели руками и сказали что-то вроде: «Бла-бла-бла, неизвестный нейротоксин, бла-бла-бла, состояние, сходное с комой, бла-бла-бла, будем наблюдать». В переводе на человеческий это означает, что они понятия не имеют, ни с чем имеют дело, ни как помочь бедолаге.
Но, по крайней мере, след на шее не проморгали. И даже сумели определить, что оставил его стандартный микродротик для пневматического инъектора – так называемого «жала». Что, впрочем, не особенно упростило поиски стрелявшего, поскольку такие инъекторы используются достаточно свободно. Да, для того, чтобы купить «жало», нужно иметь высокий этический статус – то есть, мне, например, его бы не продали – но это еще не означает, что его невозможно раздобыть каким-то не вполне официальным путем.
Тут, разумеется, подключились пиджаки. Началась суета, беседы и расспросы. По всем жилым и учебным этажам Песочницы бегала суставчатая служебная мехимерка, собирала какие-то данные.
