За окном что-то происходило. Он обернулся. Мила стучала в стекло, а автопилот надрывался по кругу «ПоездкаЗавершенаШеф». Алекс разблокировал автомобиль и выбрался на воздух. Мила сердито выхватила из машины его портфель, и авто отчалило к следующему клиенту.

– Дорогой, все в порядке?

Он отвернулся от нее.

– Дорогой, я не понимаю тебя!

Нужно собраться. Завтра он сядет за свой новый стол и обязательно что-нибудь придумает!

Алекс улыбнулся, и Мила тут же успокоилась, начала щебетать нечто возвышенное. Она вела его в музей, будто собачку на поводке. Громадное здание имело странную форму и тошнотворный цвет. Больше всего оно напоминало экскременты.

– Я знала, что ты со своим чувством юмора оценишь…

Он оценил. Сто лет назад именно так и назвали бы его ситуацию. Сегодня можно было сказать более изящно: «Ты в свободном искусстве, парень». И скоро освободишься вообще от всего – от нового офиса, отличного дивана и от проблем. От своей мечты – тоже. Это слишком дорого, иметь мечты. Ему вот хватило только на два месяца абонплаты этого удовольствия. Целых два месяца он потратил на это!

Никакого дресс-кода в свободном музее, и правда, не было, причем по самому простому принципу: нет одежды – нечего и проверять. На входе, после точки контроля, висела табличка с перечеркнутыми трусами. Под ней все любители современного искусства послушно стягивали с себя манатки, складывали в аккуратные пакеты и запирали в маленьких шкафчиках. На каждой дверце был нарисован знаменитый художник древности. Алексу достался страшный рыжий мужик с повязкой на голове.

– Дорогая, я здесь тебя подожду, – сделал Алекс отчаянную попытку и притулился на узкую скамейку.

– Ни в коем случае!

Мила уже стянула с себя платье, совершенно не стесняясь почему-то, и теперь уверенно справлялась с его застежками. Она вообще была физически очень сильной.

Рядом на скамейку втиснулась массивная женщина и начала расшнуровывать что-то из своих внутренних тайн. Алекс судорожно вскочил и тут же попал в умелые руки Милы. Единственное, что ему удалось, это прихватить по пути яркий буклет из тонкого пластика. В развернутом виде рекламки хватило – прикрыть то, чем Алекс не был готов делиться с обществом любителей свободного искусства.

Зал в музее оказался один – круглый и просторный. Алекс, прицепленный к гордой Миле, семенил босыми ногами и не знал, куда ему смотреть, вернее, куда стараться не смотреть. Музей, похоже, был очень популярным местом, и им пришлось почти проталкиваться через мягкую голую толпу.

Наконец, они оказались у первого полотна. Алекс встал поближе к стене и уткнулся носом в картину. Тут же ему пришло в голову, что это ошибка, – белый холст на стене был девственно-чист. Богатая рама подчеркивала абсолютную пустоту.

Мила глянула на него хитро.

– Ну как?

В данном случае Алекс не знал правильного ответа.

– Мы, кажется, поторопились. Ее еще не успели нарисовать… – попытался он пошутить, хотя и зарекся это делать.

– Да! – с восторгом поддержала его Мила. – Ты понял суть!

– Э-эм… не уверен.

– Нет-нет, все правильно. В этом и смысл. Видишь, как она называется?

Алекс присмотрелся. Блестящая металлическая табличка сообщала, что перед ними «Городской пейзаж. Раннее утро на дороге».

– Ты чувствуешь? Художник не давит на зрителя, ты создаешь в уме собственную картину. И у каждого она будет своя. Правда, удивительно?

Мила задумчиво уставилась на белый прямоугольник.

Алекс рискнул быстро оглянуться и убедился, что все остальные картины выглядят точно так же. Белые, в красивых рамах. Обнаженные посетители медленно перемещались от одного шедевра к другому, что-то обсуждали.

Он прислушался. Рыхлый гражданин неопределенного пола достаточно громко пояснял своему спутнику:

– Некоторые произведения искусства отличаются столь высокой степенью концептуальности и прозрения, что имеют полное право не материализоваться по образцу обычных вещей, продолжая существовать в чистом виде только в воображении задумавшего их художника…

– Мила, – не удержался Алекс от вопроса, – а почему тогда вход такой дорогой?

– Ты что? Знаешь, сколько это стоит на аукционах? – рассмеялась она.

Алекс вдруг подумал, что не тем бизнесом он занялся.

– Дорогой, сейчас я покажу тебе свою любимую картину…

Мила потянула его куда-то в самый центр голых телес, и Алекс опять судорожно прикрылся буклетом. В ярком свете, который был направлен на картины, но отражался от однообразных белых поверхностей, он чувствовал себя как на сцене. Теплый бок Милы рядом немного успокаивал, но и смущал одновременно.

Они подошли к «Вечернему небу, полному глубокого мечтанья», потом полюбовались на «Птичий щебет». Алекс слышал птичек как-то в записи, поэтому покивал с видом знатока. А вот «Победу технологий над плотью» он не смог оценить в полной мере, хотя, по словам Милы, это тоже была ее любимая работа.

Алекс бросил взгляд в сторону и случайно засмотрелся. У соседнего полотна стояла пухленькая женщина и с восторгом рассматривала очередной белый квадрат. Вроде ничего особенного в ней не было, но фигурка не отпускала, заставляла возвращаться взглядом к округлым линиям и изгибам. Женщина была похожа на небольшую скрипочку.

– Я все вижу! – беззлобно заметила Мила, и Алексу стало стыдно.

Он добропорядочно начал глазеть на Милу, но понял, что она почему-то на скрипку не похожа. Ее фигура была идеальной: длинные ноги, где надо – мышцы и мускулы, вполне достойный размер – там, где его ожидаешь увидеть. Однако Алекс прекрасно осознавал, что он никогда не «пускает слюни», глядя на нее. Он всегда считал, что это и лучше. Ведь долгосрочные отношения нельзя основывать на животных желаниях. Они когда-нибудь пройдут. А вот внутреннее родство душ…

Мила пошла к следующему полотну, и он не удержался, еще раз глянул на «скрипочку», но к ней уже подошел какой-то «барабан».

– Кстати, свободное искусство было изобретено именно в начале двадцать первого века, – прошептала Мила ему на ухо, чтобы не мешать людям вокруг создавать в своих головах шедевры. – Его долго не понимали, считали мошенничеством. Но сто лет спустя оно получило новое дыхание. Сейчас ведь начинается мода на ретро. Скоро я буду совсем не оригинальна со своими привычками, – она вздохнула и глянула на него, ожидая нужных слов.

Алекс хотел сказать, что он любит ее вовсе не из-за старинного стиля, но тут вдруг вспомнил про свою проблему. Ведь у него случилась катастрофа! Нет больше игры. Нет денег. Нет идеи. Зал, полный голых людей и пустых картин, показался душным тупиком. С ненавистью он уставился на очередной белый квадрат, на котором неведомый художник не стал рисовать «Волшебный лес. Яркие пятна», чтобы не давить на зрителей.

«Волшебный лес» и «Яркие пятна»… сочетание этих слов почему-то показалось Алексу знакомым и приятным. Где он мог их слышать? Голые люди исполняли странный однообразный танец, мерно перемещаясь вокруг.

Пустой квадрат вдруг наполнился цветом, звуком и формами. Алекс, свободный от одежды и от своих стереотипов, глядел во все глаза на картину настоящего волшебного леса. Видел яркие деревья и одинаковых фей со смешными крыльями как у бабочек… Ретро, значит, сейчас входит в моду и, скорее всего, продержится в топе пару месяцев? Этого должно хватить. Тем более, если поймать волну на взлете…

Он искренне прижал к себе Милу и чмокнул ее в щеку. Сухопарый знаток искусства рядом, собравший на своем теле признаки всех полов сразу, некоторые даже в двойном количестве, неодобрительно покосился на него. Скорее всего, нагота в храме свободного искусства ни в коем случае не подразумевала физического контакта и вольных мыслей.

Через три минуты двадцать пять секунд Алекс уже хлопнул рыжим забинтованным мужиком и начал быстро вызывать индивидуально-общественный транспорт. На двоих. Без детской капсулы. Без капсулы для питомцев. Все пассажиры с подтвержденными медицинскими справками. Обязуюсь соблюдать чистоту и порядок – галочка, чтобы ей пусто было.