— Саид разговаривает с сидом Абдулом. Он только что сказал, что не женится в третий раз!

— Да? — Рания сделала разочарованное лицо. — И только-то?

Амина уставилась на нее непонимающим взглядом.

— Рания, у тебя есть еще семь месяцев, чтобы переиграть ситуацию в свою пользу!

Рания лениво поднялась с кровати и подошла к окну, тоскливо глядя за стекло.

— Нет, Амина, ты не понимаешь меня. Не понимаешь того, что я чувствую. Если бы даже я могла… Если бы я могла! — ее глаза покраснели. — Даже тогда я не уверена, что захотела бы оставаться женой Саида. Он не любит меня и никогда не полюбит. А я? Любила ли я его или просто делала все так, как меня научили?

— Что это за речи, Рания?..

— Амина, я ничего не умею в этой жизни. Нам с детства говорили, что наше предназначение в том, чтобы стать женами и матерями. Так вот, женой мне стать не удалось, но я хочу хотя бы быть матерью!

— Быть матерью, но не быть женой? Как это? — недоверчиво прищурилась Амина. — Не хочешь ли ты сказать, что собираешься бежать, как Жади?

— Не знаю, — расстроено надула губы Рания. — Но ведь у Жади получилось!

— Не думай об этом, сестренка, — покачала головой Амина. — Это путь в погибель. Ты не знаешь, какой будет судьба Жади в дальнейшем, один Аллах знает это.

Девушка ничего не ответила, только задернула легкую штору и отошла от окна.

***

Жади, собираясь утром на работу, нетерпеливо поджидала донну Флор с ночного дежурства. Она знала, что та собирается заглянуть на почту. Хадижа еще только-только проснулась и пошла умываться перед завтраком.

В замочной скважине дважды повернулся ключ, и входная дверь со скрипом распахнулась.

— А, Жади, доброе утро! — с улыбкой поприветствовала постоялицу Флоринда. — Как спалось?

— Замечательно, донна Флор, — улыбнулась в ответ марокканка. — Как прошло ваше дежурство?

— О-ох, лучше и не спрашивай. Оперировали экстренно троих, — говорила хозяйка, разбирая сумку. — Чувствую, спать сегодня буду до самого вечера. Хорошо, что Таис поправилась. Бедняжка, она была такая болезненная с самого детства!

— Донна Флор, вы не заходили на почту? — как бы невзначай поинтересовалась Жади.

— Заходила, а что? — удивилась Флор.

— Для вас не было никаких писем?

— Нет, не было, — рассеянно ответила Флоринда, и тут ее посетила догадка, от чего лицо бразильянки расплылось в лукавой улыбке. — Ты ждешь письма?

— Я? — щеки Жади вспыхнули легким румянцем. — Нет, я так спросила, на всякий случай.

— Красивый этот мужчина, Зейн, правда? — с шаловливым взглядом продолжала смущать ее Флоринда. — А еще умный и, по-моему, очень воспитанный. Такие мужчины — большая редкость в наше время.

— Да? — нарочито равнодушно спросила Жади. — Не знаю, мне сложно судить — я почти не видела его.

— А вот он тебя видел. Один раз так точно. Видела бы ты, какое у него было лицо…

— Донна Флор, — решила атаковать ее в ответ марокканка, — а вы никогда не задумывались о том, чтобы устроить свою личную жизнь? Вы еще такая молодая, красивая… Хозяйственная. Вы вполне можете выйти замуж.

— Я? — смущенно улыбнулась Флоринда. — Да ты что, Жади, какая из меня невеста?

— Я знаю одного вашего тайного поклонника, — с игриво-коварной улыбкой наседала на нее Жади. — Мужчина в самом расцвете сил, такой импозантный, веселый… Угадаете, о ком я говорю?

— Нет, — отчего-то помрачнела хозяйка. — Я не догадываюсь, о ком ты говоришь.

— О сеньоре Орестесе, конечно же! — раздосадовано всплеснула руками Жади.

— Жади, — Флор вздохнула и посмотрела на нее довольно серьезным взглядом, — лучше не заводи со мной разговоров об Орестесе. Мы на глазах друг у друга с детства, много чего у нас тут было… Не обо всем я хочу вспоминать. Надеюсь, ты правильно поймешь меня и не обидишься.

— Хорошо, донна Флор, как скажете, — виновато пожала плечами марокканка.

— А вот и наша Хадижа пришла! — обрадовалась хозяйка, увидев на кухне девочку.

На ее лице не осталось ни тени смятения.

========== Часть 58 ==========

Маиза приводила себя в порядок, стоя у зеркала в бежевом коктейльном платье с глухим вырезом. Спиной она чувствовала осуждающий взгляд супруга. В конце концов Маиза не выдержала этого немого порицания и сказала, не оборачиваясь:

— Не надо так смотреть, Лукас. Все это нравится мне не больше, чем тебе. Но кто-то должен пойти и проследить за соблюдением приличий, хотя бы элементарно встретить гостей. Ведь твоего отца не переспорить.

— Правильно, иди, Маиза, — со сквозящей в голосе обидой произнес Лукас. — Моего отсутствия все равно никто не заметит, да еще с такой-то заменой, а твоего отсутствия светская хроника не выдержит.

Маиза развернулась к нему лицом и сложила руки на груди.

— Думаешь, мне доставляет удовольствие улыбаться всем вокруг, когда на душе скребут кошки? Но лучше уж так, чем полоскать грязное белье на виду у общества. Я прихожу в ужас, когда думаю о том, какие пересуды будут звучать сегодня за нашими спинами. Я не развлекаюсь, Лукас, а принимаю удар на себя.

— Мнение общества — это единственное, что тебя беспокоит? А вот я чувствую себя преданным. Преданным собственным отцом, Маиза! Он сейчас будет принимать поздравления, слушать высокопарные льстивые речи, представлять всем мою копию как своего сына… Даже думать противно, — Лукас нахмурился. — Мел и та в восторге от этого клона!

— Мел вообще свойственно не очень хорошо разбираться в людях, — заметила Маиза.

— Позавчера я слышал, как в соседней комнате играла гитара, смеялись и громко разговаривали люди. Знаешь, кто это был? Судя по голосам, это были… — он сделал паузу, — клон, Мел, Далва и мой отец! В комнате Диогу, как тебе такое?

— Я скажу тебе больше, сеньор Леонидас хочет сделать капитальный ремонт в этой комнате и поселить там клона.

Побледневшее лицо Лукаса вытянулось от потрясения.

— Я не верю, — резко помотал он головой. — Отец не может так поступить, память Диогу для него священна!

— Увы, Лукас, — вздохнула Маиза. — В доме появился новый кумир, уж ему-то никто не станет запрещать менять обивку дивана. Подожди, он еще выгонит всех нас на улицу.

— Хорошего же ты обо «мне» мнения, — мрачно усмехнулся Лукас.

— Лукас, это незнакомец, человек с улицы, от него можно ожидать чего угодно! — Маиза не распознала черного юмора в интонации мужа.

— Тогда почему этого никто не понимает? Почему все принимают его с распростертыми объятьями? Неужели надеются переписать на чистовик мою никчемную жизнь?

— Я согласна с тобой, это ужасно, — дернула плечами Маиза. — Если бы я увидела свою молодую копию, сошла бы с ума. Мне и на твою-то смотреть не особо приятно.

— Почему?

— Это… больно. Думаю, боль — подходящее слово. Я начинаю думать о твоем прошлом, о своем прошлом, о том, что упущено, что не сделано, что сделано не так. Я вдруг стала так отчетливо видеть свои ошибки, что мне от этого не по себе. А обиднее всего то, что их уже нельзя исправить. Время не поворачивается вспять, к сожалению.

— Альбьери будет на празднике? — вдруг спросил Лукас.

— Кажется, он приглашен.

— Попросишь его подняться ко мне? Хотя… — больной задумался. — Нет, не надо, лучше не надо. Кто бы ни прорывался ко мне этим вечером, я не хочу никого видеть.

— Поняла, — кивнула Маиза. — Я передам твои пожелания сеньору Леонидасу и Далве.

— Спасибо, — сухо поблагодарил ее муж и уставился в окно на улицу, где начинало вечереть.

***

В саду играла живая музыка, к особняку постепенно стягивался цвет общества. Именинник, одетый с иголочки, принимал поздравления, светясь от гордости и счастья. Солидные мужчины в деловых костюмах и элегантные дамы в вечерних платьях наводняли гостиную, украшенную электрическими гирляндами и цветами. Далва в ярко-голубом атласном костюме и в бусах из мелких жемчужин, которые она надевала по самым исключительным и торжественным поводам, ходила по дому с гордым видом распорядительницы праздника.