В приемном покое было не слишком многолюдно: несколько больных людей, ожидавших осмотра врача, их родственники, сотрудники больницы и службы экстренной медицинской помощи, пациенты, спустившиеся с верхних этажей… Мимо стендов бесцельно прохаживался небрежно одетый молодой парень. Он не находил себе места от беспокойства: вертелся по сторонам, дергал головой, а его руки будто и вовсе существовали отдельно от тела и жили своей собственной жизнью — он то оттягивал мочку уха, то заводил кисть за затылок, то сцеплял пальцы замком за спиной. Иногда он застывал в одной позе, задумавшись о чем-то, и становился похожим на неподвижную статую.
Леонидас, войдя в приемный покой, сразу обратил внимание на этого посетителя. Со спины он показался ему невероятно похожим на его сыновей-близнецов в молодости. Тот же рост, комплекция, цвет волос, даже линии шеи один в один. Леонидасу вдруг стало грустно — невольно вспомнился тот роковой день, когда отец и сын навечно рассорились. Там, в гостинице Феса, Диогу точно так же стоял, отвернувшись к окну, чуть наклонив голову набок и засунув руки в карманы брюк. Вернуться бы в тот день и все изменить! Знай Леонидас о близкой трагедии, он не посмел бы ни повысить голос на сына, ни поднять на него руку. И трагедии бы никакой не было… Как жаль, что время идет лишь в одном направлении!
Вдруг парень почувствовал на себе чужой пристальный взгляд и обернулся. Леонидас, увидев его лицо, был готов закричать, но горло сжал спазм, напрочь лишивший его голоса и даже возможности дышать.
Это невозможно! Диогу здесь! Целый, невредимый, молодой и… живой. Как?! Что это — неужели игра воспаленного воображения, причуды переутомившегося мозга, бред? Чудо?.. Предупреждение? Что это?!
Леонидас попытался раскрыть сведенный судорогой рот, но вышло только нечленораздельное мычание. Парень смотрел на него растерянно, испуганно, настороженно, как дикий зверек смотрит на охотника, и было совершенно ясно — он его не узнает. Не узнает и не понимает, почему у незнакомого мужчины, который бесцеремонно уставился на него, по щекам сплошным потоком льются слезы.
Парень попятился к запасному выходу, не в силах разорвать зрительного контакта с остолбеневшим Леонидасом.
— Диогу! — выпалил тот, наконец.
Незнакомец с лицом Диогу ускорил шаг.
— Диогу, постой! — в каком-то исступлении выкрикнул Леонидас и бросился за ним.
Несколько поворотов больничного коридора, опрокинутая тележка с лекарствами, за которые нужно будет непременно заплатить в порядке возмещения ущерба, перепуганные медсестры и тяжелые двери между корпусами. Этот лабиринт снова привел Леонидаса к автомобильной стоянке у больницы. Но он потерял след — вокруг только шумел город и сновали туда-сюда люди, среди которых не было его.
— Диогу! — сдавленным голосом произнес Леонидас и беззвучно зарыдал.
— Леонидас! — из истерики его вывела Эдна, которая буквально минуту назад припарковала автомобиль и спешила в госпиталь. — Что с тобой? Что с Альбьери?! — в панике воскликнула она, увидев, в каком состоянии находится Феррас. — Он жив?!
— Эдна, Диогу! — схватил ее тот за плечи. — Диогу только что был здесь!
— Что?.. — женщина округлила глаза от ужаса.
— Я знаю, ты думаешь, что я несу чушь, но я только что видел его! Как это возможно?
— Я… не понимаю, о чем ты говоришь.
— Я тоже не понимаю, я вообще ничего не понимаю, но он был здесь. Он. Был. Здесь!
— Послушай, Леонидас… — замялась Эдна. — Давай, ты подождешь меня в моей машине, тебе нельзя сейчас садиться за руль самому. Ты в таком состоянии… Но пойми, я не могу оставить Альбьери, я очень нужна ему сейчас!
— Да, да, конечно… — еле слышно шептал Леонидас. — Я подожду. Подожду. Иди к Альбьери, да, иди.
Эдна по дороге ко входу несколько раз с опаской оглядывалась на старого знакомого, который так и стоял среди машин одинокий, потерянный и какой-то неприкаянный. В этот момент он меньше всего был похож на сурового главу семейства и акулу бизнеса. Это был просто отец, однажды потерявший сына и навсегда оставшийся жить с ноющей болью в сердце.
Но если он видел не призрака, то кого же он видел?
========== Часть 48 ==========
Плотные серые облака, как покрывало, сомкнулись над вечнозелеными джунглями. Река извивалась посреди них длинной синей лентой, убегая к горизонту. Зейн одиноко стоял на палубе катера и смотрел вдаль, погруженный в размышления. Его мысли часто возвращались к личной драме Саида, которую тот поведал ему с такой откровенностью и с таким жаром. И почему только Саид не разыскал старого друга раньше? Почему не поделился своей болью? Двадцать лет тонуть в пучине мучительной страсти и не догадаться послать сигнал о помощи — это очень похоже на Саида. Он всегда был таким, гордым и независимым. Добивался всего самостоятельно. Держал все под контролем. А еще очень не любил показывать кому-либо свою слабость. Должно быть, он дошел до крайней степени отчаяния, если открыл полную ревности и ненависти душу человеку, о котором не вспоминал так долго.
Может быть, это даже к лучшему. Одно дело дружить вдвоем, будучи совсем молодыми людьми, свободными, как птицы в небе, не связанными никакими узами. Совсем другое, когда в дружеские отношения вовлечен кто-то третий. Женщина. Это все меняет. До недавнего времени Зейн считал себя достаточно стойким к женским чарам мужчиной, умеющим разделять долг и чувства, способным поставить в любви точку в любой момент, как только это покажется ему необходимым. Но потом, увидев на фотографии жену старого друга и ее странную, еле уловимую печаль в глазах, Зейн понял, что, повстречай он ее в реальности, сам стал бы рабом страсти. А ему этого очень не хотелось. Он привык подчиняться только себе и не идти на поводу у чего бы то ни было, будь то тяжелые оковы традиций или манящий омут любви.
Катер подплыл к пристани и пришвартовался. Зейн спустился по бортовому трапу и огляделся вокруг: у постовой будки беседовали двое мужчин, по узенькой сельской дороге катались на велосипедах босоногие дети, крыльцо почтовой конторы подметала немолодая женщина в сарафане до колен.
Найти нужный адрес в таком месте было делом нескольких минут, и вот уже Зейн стучался в дверь милого деревянного домика, у террасы которого были разбиты клумбы с цветами, а в глубине участка посажен небольшой огород. Хозяйка, открывшая дверь, с удивлением и недоверием посмотрела на нежданного гостя — статного красавца явно восточной наружности.
— Добрый день, — вежливо улыбнулся он, — вы сеньора Флоринда Менесес ди Канту, я полагаю?
— Да, сеньор, с кем имею честь? — женщина настороженно изучала его взглядом.
Зейн представился и показал ей документы, подтверждающие его личность и право на ведение частной сыскной практики.
— Извините, сеньор, это какая-то ошибка, — хозяйка дома занервничала и от растерянности едва не захлопнула дверь перед его носом. — Я не сделала ничего такого, чтобы меня расспрашивала полиция или детективы, и никто из моих родных и близких тоже не делал ничего предосудительного.
— Я понимаю ваше удивление и прошу прощения за столь внезапный визит, — Зейн вполне ожидал такой реакции, — но все же позвольте мне хотя бы войти и изъяснить в нескольких словах свои намерения?
— Ну… Если вы настаиваете… Прошу, проходите.
Зейн вошел внутрь и окинул взглядом маленькую прихожую, почти сразу же переходящую в кухню. Возле мойки сушились три вымытые чашки и три тарелки — хозяйка жила не одна. Это обстоятельство не то чтобы удивило Зейна, но заставило задуматься на секунду-другую.
— Итак, сеньор, чем я обязана вашему визиту? — сеньора ди Канту сложила руки на груди и по-прежнему с опаской посматривала на гостя.
— Я действую по просьбе возлюбленной вашего сына, которая хочет, чтобы я расследовал обстоятельства его гибели. Но я не мог вначале не обратиться к вам как к его матери. Донна Флоринда, — Зейн старался быть как можно более деликатным, — чтобы начать расследование, мне нужно ваше разрешение.