Жади не осталась в стороне от радостных приготовлений — она занялась украшением лавки бумажными гирляндами и белыми лилиями. Марокканка делала это столь искусно и профессионально, что Таис, залюбовавшись процессом, поинтересовалась:

— Жади, ты действительно нигде не училась?

— Нет, а что? — улыбнулась Жади, составляя очередной изящный букет.

— Ты так умело все здесь украшаешь, мне бы твой талант, — улыбнулась в ответ молодая женщина. — Мне кажется, ты прирожденный дизайнер.

— Надо же, никогда об этом не думала. Я хотела стать врачом, считала эту профессию почетной, угодной Аллаху и людям.

— Удивительно: ты, мусульманка, помогаешь нам готовиться к христианскому празднику, — заметила Таис.

— Я помогаю, потому что вы мои друзья, — пожала плечами Жади. — А ведь ты знаешь… — она задумалась на пару секунд. — У меня никогда раньше не было друзей. Были родные, близкие люди, которым я могла доверять, а друзей не было. Никого. Не считая Иветти, конечно.

— Ты ни с кем не общалась? — поразилась Таис.

— С дядей Али, с Зорайде, с ларой Назирой… Общение с ней нельзя было назвать приятным, — рассмеялась марокканка. — Гораздо реже — с Латифой, моей кузиной, она уже двадцать лет живет с мужем и детьми в Рио. В доме дяди часто устраивали пышные праздники — ах, если бы ты их видела! — но я ни с кем на них не знакомилась. Не хотела, или просто не получалось, не знаю.

— Я тоже редко куда-то выезжаю за пределы деревни. Я домоседка, всегда была такой, но здесь мы все живем одной дружной семьей, и я не чувствовала одиночества, — Таис сосредоточилась на вырезании новой цепочки гирлянд.

— Ты счастливая, — с белой завистью вздохнула Жади. — Вышла замуж по своей воле за любимого человека, занимаешься, чем хочешь, твой сын рядом с тобой, и тебе не нужно разрываться между любовью к мужчине и любовью к ребенку.

— Ай! — неожиданно вскрикнула ее собеседница и прижала палец к губам. — Я порезалась.

— Сильно? — всполошилась Жади. — Дай взгляну, надо обработать ранку.

— Ерунда, даже не до крови. Не беспокойся за меня.

— Как скажешь, — вернулась к своему занятию марокканка. — Я не знаю, что такое быть замужем по любви. Многие, наверное, мечтали бы о таком муже, как Саид: он недурен собой, богат, заботлив, щедр… Но ведь любят не за богатство и не за щедрость, Таис!

— Любовь не поддается логике, — согласилась Таис. — Иногда мы любим человека без единой причины на это.

— Я любила Лукаса, — с меланхоличной мечтательностью говорила Жади, рассеянно глядя в окно. — В нем было все, к чему я стремилась. Когда я смотрела в его глаза, то чувствовала, что это мой человек, понимаешь? Мой, единственный, с которым мне предначертано быть счастливой! Почему, Таис?.. — она едва сдерживала слезы. — Почему мне не дано было шанса прожить жизнь так, как я хотела, почему меня разлучили с Судьбой?

— Не знаю, что сказать тебе на это, — пришла в замешательство молодая женщина. — Твой муж любил тебя?

— Да, любил, — нехотя и с видимым пренебрежением ответила Жади. — Его любовь меня душила. Она была такой… душной, тяжелой, наваливалась на меня, как огромная каменная глыба. Мне хотелось закрыться от него, спрятаться, не чувствовать ни его ласк, ни прикосновений, не слышать его голоса, который говорил ласковые слова. Правда, со временем я привыкла и думала, что могу полюбить Саида. Я была близка к этому, но…

— Но что? — с большим интересом спросила Таис, заслушавшись рассказом подруги.

— Все померкло перед встречей с Лукасом. Нет, нет у нас в сердце такой кнопки, которая отключала бы чувства. Заглушить их можно, а избавиться… наверное, никогда.

— А Лукас? Почему ты не с ним?

— Лукас оказался труслив: когда он узнал, что я бегу с Хадижей, то отказался от меня. Не захотел помочь нам, испугавшись за свою репутацию. В ту ночь у меня словно спала с глаз пелена, и до чего же это было больно! Двадцать лет любить мечту, которой никогда не существовало на самом деле…

— Он так и сказал, что не будет помогать? — удивилась Таис.

— Лукас никогда не говорит такие вещи напрямую, — отрицательно помотала головой Жади. — Он начинает искать оправдания, дает пустые обещания, придумывает сотню причин, почему не может сделать то или это прямо сейчас. Я знаю, что ему тяжело — он остался парализованным после покушения Саида, но ведь я не просила многого! Я просила лишь убежища для нас с дочерью!

— Парализованным? — в ужасе переспросила Таис, побледнев.

— О чем беседуете? — бодро спросил Эрик, заскочивший в лавку.

— Да так, ни о чем, обсуждаем последние новости, — улыбнулась ему жена, ответив на поцелуй.

— Впечатляет! — воскликнул он, оглядевшись в магазинчике. — Кто это так постарался? Жади, неужели ты?

— Вы оба преувеличиваете, — со скромной улыбкой возразила Жади. — Это просто красивые цветы, они сами по себе отлично украшают любое место.

— Такими темпами ты скоро переберешься в дизайнерский салон в Белен и забудешь о нас, — добродушно заметил Эрик и обратился к жене: — Таис, милая, нам нужно кое-что обсудить, идем со мной.

Таис, уходя, пожала плечами, как бы извиняясь перед Жади, на что та ответила ей легким кивком. Оставшись в лавке одна, марокканка весело и беззаботно, как птичка, напевала мелодию, которую много раз слышала в исполнении служанок на кухне в доме дяди Али. Она закончила составление букета и хотела немного прибраться за прилавком, как вдруг ее заставил вздрогнуть от неожиданности хрипловатый мужской голос:

— Очаровательно! — воскликнул притаившийся в дверях деревенский ловелас по фамилии Диас. — Позвольте искренне восхититься вашим пением, сеньора!

Ловеласа в нем выдавало все — вальяжная поза, взгляд с поволокой, нагловато-сахарный тон. Красавцем его назвать было нельзя, но тот уверенный вид, с каким держался Диас, не позволял допустить даже сомнения в его неотразимости.

— Добрый день, сеньор, — ответила ему Жади, сделав равнодушно-деловое выражение лица. — Вы хотели что-то купить?

— Да, любезная сеньора, — наигранно встрепенулся Диас, — мне бы килограммов пять муки и два литра молока.

Жади невозмутимо взвалила мешок с мукой на весы и с каменным лицом принялась стучать деревянными счетами.

Испанец, внимательно наблюдавший за ней, завел разговор издалека:

— Знаете, сеньора, так радостно увидеть новое лицо в этой глуши! Вы не представляете, что значит из года в год каждое утро здороваться с одними и теми же людьми. Жизнь в деревне так сера и уныла!

— С вас шесть реалов.

— Прошу, — Диас галантно протянул деньги продавщице. — Я слышал, сеньора, что вы прибыли с юга — вот где жизнь кипит ключом! Я давно задумываюсь над тем, чтобы покинуть Пара и перебраться в южный штат…

— Что-нибудь еще? — Жади бросила на него выразительный взгляд, означавший, что неформальная беседа нежелательна и, более того, в принципе невозможна.

— Что ж, — слегка откашлялся в усы Диас. — Пожалуй, остальное у меня есть. Позвольте мне отблагодарить вас услугой за услугу. Если вам когда-нибудь понадобится плотник, только позовите — Фабио Диас лучше всех в округе умеет обращаться с деревом!

— Я приму к сведению. Всего хорошего, сеньор Диас, — натянуто улыбнулась Жади.

Диас вышел из магазинчика ничуть не расстроенный. Он мечтательно вздохнул и расплылся в довольной улыбке:

— Королева! Клянусь Девой Назаретской, прирожденная королева! Какое достоинство, какая грация! Просто к ней не подберешься, но так даже лучше — тем желаннее победа. Ну, Диас, настало время для главного сражения в твоей жизни!

***

— Мам, мы правда пойдем к пирсу вместе с остальными? — недовольно спросила Хадижа, глядя, как мать прихорашивается перед зеркалом в комнате.

— Да, моя принцесса, зачем нам сидеть дома, когда все веселятся и празднуют? — с улыбкой ответила Жади и подошла к дочери.

— Но это не наш праздник, — покачала головой девочка. — Представляешь, как рассердился бы дядя Абдул, если бы узнал?