— Так вот почему ты приехал обратно в Бразилию, — догадался Зейн.

— Именно! И самое ужасное, что я оказался прав в своих подозрениях! Худший из всех возможных сценариев воплотился в жизнь. Она танцевала для бразильца полуголая в развалинах, как последняя одалиска, а мне врала в лицо, что шла покупать танцевальный костюм и отдала свою одежду бедной женщине. Я полюбил самое лживое создание на свете, друг мой. И до сих пор люблю.

— Ты ослеплен страстью, Саид.

— О нет, не начинай свои лекции по философии! — раздраженно ответил марокканец. — Что может знать о страсти одинокий человек вроде тебя?

— Страсть — это все, что причиняет душе страдания. Но ты прав, не стоит сейчас отходить от темы. Продолжай.

— Я и в самом деле дошел до исступления. Когда этот бразилец дерзнул заявиться в Фес, я решил его проучить. На празднике я подмешал ему в питье снотворное, но его по ошибке выпил другой человек. Лукас струсил, — усмехнулся Саид. — Я видел в его глазах дикий испуг, страх за свою шкуру. Аллах, как он был жалок в этот момент! Он просто ничтожество, пустое место! Он думал, что я хочу убить его, и из-за этого прятался на крыше от моих людей. И сорвался.

— Саид! Эта история нравится мне все меньше и меньше, — покачал головой Зейн.

— С этого момента все окончательно пошло прахом. Жади требовала развода, а я не давал… Не мог. Не хотел отдавать ей Хадижу, и однажды они обе исчезли. Жади оставила записку.

Саид суетливо полез в дипломат и достал тоненькую папку. Дрожащими от нервного напряжения пальцами он извлек оттуда пару бумаг и фотографию.

— Вот, можешь прочесть. Не знаю, даст ли эта записка тебе какую-то информацию, но я на всякий случай решил принести.

Зейн задумчиво взял бумагу в руки и погрузился в ее изучение.

— Я долго думал, — продолжал Саид, — где Жади может спрятаться. В Рио у нее есть одна странная знакомая, бывшая невеста отца Лукаса. Они общались незадолго до побега, и я подозреваю, что именно эта женщина помогла Жади, но я не уверен. Я серьезно разговаривал с Леонидасом Феррасом, пока это не дало никакого результата. Возможно, если я ужесточу условия…

— Что еще ты взял с собой? — перебил его египтянин.

— Анонимное письмо, — Саид протянул ему еще одну записку. — Подброшено несколько дней назад к дому Мохаммеда. А это, — очередь дошла до семейного фотопортрета, — Жади и наша дочь Хадижа.

Зейн забрал у него фотографию. И вдруг строки, написанные торопливым, но красивым почерком, которые он только что читал, ожили и задышали. Зейн был уверен, что видит в глазах нарядной красавицы с портрета ту же самую боль, которую он неосязаемо почувствовал через послание. Женщина улыбалась, но лишь устами, взгляд же ее был печален. Он кольнул Зейна в самое сердце, обжег, опалил его душу, презиравшую низменные любовные страсти.

— Ну что, Зейн, ты согласен? — с лихорадочной надеждой спросил друга Саид. — Ты возьмешься за это дело?

Египтянин, помедлив пару мгновений, вернул все бумаги их хозяину.

— Прости меня, Саид, я не могу.

— Что?! Почему?

— Я не буду разыскивать эту женщину, — твердо повторил Зейн. — Она сбежала потому, что не видела иного выхода. Она не хочет быть с тобой, Саид, отпусти ее.

— Да как ты смеешь! — в глазах Саида сверкнуло разочарование вперемежку с обидой и яростью. — Как ты смеешь судить меня?!

— Я тебя не сужу, Саид. Я лишь говорю, что птица вырвалась из клетки, и я не буду помогать тебе возвращать ее туда.

— Ты… — сквозь зубы цедил марокканец. — Я считал тебя другом, братом, я открыл тебе душу! А ты говоришь мне такое!.. Ты предатель, Зейн, ты предал дружбу, которая была между нами, ты растоптал ее ногами. Знаешь что, недаром наши пути разошлись! Дядя Абдул был прав: человек, отошедший от традиций, как вырванное с корнем дерево — ни на что не годен. Такому нельзя доверять!

— Я смолчу на твое оскорбление, — спокойно произнес Зейн, с горечью глядя на старого друга. — Ради нашей клятвы.

— Нет больше никакой клятвы! Забудь обо всем, Саид Рашид для тебя умер!

Взбешенный Саид подскочил с места, схватил дипломат и стремглав ринулся к выходу. Зейн долго молча смотрел ему вслед, а перед глазами у него стояло лицо прекрасной женщины. Женщины, которую он ни разу не видел вживую и, вероятно, никогда не увидит, но которая потрясла его стойкое к женским чарам воображение всего парой наспех написанных фраз. «Какая ирония, — усмехнулся сам себе египтянин. — У каждого Ахиллеса есть пята. Кажется, я обнаружил свою».

========== Часть 36 ==========

В одном из центральных районов Рио посреди высотных зданий расположился громоздкий офис продовольственной компании Бартоломеу Варгаса. Пятиэтажное сооружение и его территория, огороженная высоким забором из металлических прутьев, занимали около тысячи квадратных метров. Здание не отличалось изяществом архитектурной мысли: внешний облик офиса компании, в целом, отражал характер ее владельца — грубый, простоватый, но твердый и несокрушимый, как скала.

Сеньор Бартоло, немного грузный мужчина средних лет с громким басовитым голосом, этим утром был не в лучшем настроении. Он без конца висел на телефоне, раздавая указания подчиненным, и ругал их почем зря.

— …Вы связались с Форту-ди-Мош? — сурово спросил по телефону глава компании. — Я хочу знать, какого черта они спят? Мы договаривались о поставках еще в позапрошлом месяце! Слышать ничего не желаю об отсрочках, это их проблемы. Да, — кивал он, слушая человека на другом конце провода. — Да. Вы меня поняли. Разберитесь, уж будьте так добры.

С раздражением швырнув трубку на рычаг, сеньор Бартоло надел очки и сосредоточенно уставился в монитор компьютера. Спокойно поработать ему не дал новый звонок.

— Варгас, — рявкнул в телефон мужчина. — Нет, я не в курсе. Почему вы вообще звоните мне по этому вопросу? Звоните в отдел поставок, там что, нет никого? Зачем я этих дармоедов содержу, по-вашему? До свидания. Дурдом, а не компания, — ворчливо добавил он себе под нос и вновь занялся делом.

Не прошло и десяти минут, как к Варгасу постучалась секретарша.

— Сеньор Бартоло? — робко спросила она, сжимая под мышкой планшет с бумагами.

— Я занят, донна Алисия, — не отрываясь от компьютера, ответил директор.

— Там пришла ваша дочь, говорит, что по срочному делу.

— Что?! — очки сеньора Бартоло резко свалились ему на нос. — Сегодня не мой день, черт возьми! Выставите ее за дверь и скажите, что часы приема окончены.

— Но…

— Никаких но! Я не банкомат, кроме того, у меня нет ни времени, ни желания выслушивать ее глупые истерики.

— А выслушаешь, — Клаудиа протиснулась через секретаршу в приоткрытую дверь и встала в воинственную позу напротив отца.

— Ладно, донна Алисия, придется мне разбираться еще и с этим, — шумно вздохнул Варгас, глядя на дочь, растрепанные короткие волосы которой делали ее похожей на фурию. — Чего тебе, Клаудиа? Кончились деньги на выпивку и кутежи?

— Я требую свою долю в компании. Деньгами, — не обращая внимания на едкое замечание, решительно заявила девушка.

Хорошо, что в этот момент сеньор Бартоло не пил свой любимый кофе, иначе он рисковал бы им сильно поперхнуться.

— Я не ослышался? — тихо свирепея, переспросил он. — Ты требуешь… долю? Свою? Здесь? Ты пьяная?

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, — невозмутимо продолжала Клаудиа. — Отдай то, что принадлежит мне, и я тебя больше не побеспокою. Ты вообще меня после этого не увидишь.

— Подожди-подожди, — затряс головой Варгас, будто пытаясь пробудиться ото сна. — С чего ты взяла, что тебе здесь что-то принадлежит? Ты хотя бы день работала в фирме? Ударила пальцем о палец хоть раз? Ты только тянешь и тянешь с меня деньги, бездельничаешь и обвиняешь меня во всех смертных грехах!

— Это ты еще дешево отделался, — хмыкнула Клаудиа. — Скажи спасибо, что не сидишь в тюрьме, хотя должен был.

— Господи, опять ты начинаешь! — всплеснул руками мужчина. — Сколько раз повторять, что я не трогал твоего пастуха?! Ничего я ему не сделал, ни-че-го! Он сам накачался дрянью и сел за руль, при чем здесь я?! По-твоему, я подсадил его на иглу?