— Ага-а! — поймал ее на слове Леонидас. — Так вы все-таки делали это вместе!

— Ты хочешь сказать, что нужно было спокойно закрыть глаза на издевательства над несчастной? — возмутилась Иветти. — Всегда знала, что ты, Львеночек, трус, не уважающий женщин!

— Иветти, Иветти! — схватился за голову в отчаянии Леонидас. — Это их семья, их проблемы! Они восточные люди, у них свои порядки, свой менталитет… Вы с Лукасом ни на секунду не задумались, в какое положение ставите меня перед Саидом Рашидом. Ведь он не идиот и прекрасно все понял! Он пришел сегодня утром в компанию и полчаса в открытую глумился надо мной. Ты хоть понимаешь, насколько Саид влиятельный бизнесмен? Контракт с ним обеспечит нам выход на восточный рынок, но только представь, что случится, если репутация фирмы окажется подмочена отвратительной скабрезной историей! Один деловой партнер крадет жену у другого! О поставках за океан придется забыть, я уже не говорю о ситуации на бирже! Я пойду по миру, Иветти, а вместе со мной вся семья: сын-инвалид, невестка, не работавшая ни дня, и внучка-студентка. Ради этого я всю жизнь горбил спину, да, Иветти?! Лишь потому, что ты решила поиграть в благородство и научить феминизму случайную подружку из Марокко?

— Львеночек, давай не будем спорить. Ты все равно останешься при своем мнении, а я при своем.

— Я не собирался с тобой спорить, мне это даром не нужно! Я пытаюсь понять, что мне делать и как выйти из этой ужасной ситуации.

— Знаешь что, пусть этот Саид Рашид боится подмоченной репутации, — хмыкнула Иветти. — Запирал жену дома, обрубал ей все связи, как какой-нибудь средневековый варвар. И ты говоришь мне, что от такого человека зависят судьбы экономики? Теперь ясно, почему мы так отвратно живем.

— Опять демагогия. Иветти, Богом заклинаю, — взмолился Феррас, — если тебе известно хоть что-нибудь, скажи мне!

— Мне ничего не известно. Даже если бы и было известно, я бы не сказала — не в моих правилах предавать дружбу и выдавать чужие тайны.

— Если ты так говоришь, значит, что-то знаешь, — с подозрением прищурился Леонидас.

— В десятый раз повторяю: нет! Но все-таки, куда подалась Жади? Насколько я знаю, в Бразилии у нее нет никого, к кому можно было бы обратиться за помощью в таком деле.

— Саид, похоже, солидарен с тобой.

— Боже мой, я начинаю волноваться! — забеспокоилась Иветти и машинально налила в стакан воды из графина.

— Она начинает волноваться! — передразнил бывшую возлюбленную Леонидас. — За меня она не волнуется, как не волнуется и за Лукаса, который нуждается в дорогостоящем лечении, а может разориться по ее глупости. Зато какую-то залетную чадру она пожалела по полной программе!

— Вот что, Львеночек, иди-ка из моего дома подобру-поздорову! — вышла из себя блондинка. — Строить по линейке будешь своих драных кошек, с которыми ходишь по ресторанам!

— Ты не в себе, Иветти, ты бредишь!

— Я брежу?!

— Да! И учти, если ты продолжишь мне пакостить…

— И что ты сделаешь? — тряхнула волосами Иветти и гордо вскинула голову.

— Я!.. — яростно топнул ногой Леонидас, невольно любуясь, однако, статью и красотой роскошной женщины, от чего злился еще больше. — Я… Я приму меры, вот что!

— Давай-давай, хочу на это посмотреть! — саркастическим смехом ответила она ему.

— Будь ты проклята! — раздосадованно воскликнул Феррас и ни с чем ринулся вон из квартиры.

— Взаимно! — крикнула ему вдогонку хозяйка. — Передавай привет драным кошкам! И Далве, пусть не скучает! Нахал!

Иветти с такой силой захлопнула за незваным гостем дверь, что зазвенела вся стеклянная посуда. Она с минуту стояла у порога рассвирепевшая, возмущенная и совершенно растерянная. Едва приведя мысли в порядок, Иветти пригладила обеими руками слегка растрепавшиеся волосы, глубоко вздохнула и спросила вслух саму себя, глядя в зеркало:

— Так где же Жади?

========== Часть 25 ==========

Дом Мохаммеда после известия об исчезновении Жади с Хадижей напоминал гудящий военный штаб. Хозяин бегал от собственной торговой лавки до дома и обратно в компании своего родственника Мустафы и без конца охал, ахал и причитал о позорном несчастье. Его жена была обеспокоена не меньше — она переживала не только за судьбу сумасбродной кузины и маленькой племянницы, но и за судьбу всей семьи, ведь бегство Жади из дома мужа нанесет сильный удар по репутации Рашидов, и один Аллах знает, во что может вылиться этот скандал. Любопытным Самире и Амину было велено подняться наверх и не выходить из своих комнат, по крайней мере, до обеда. Расспросы детей о случившемся пресекались их отцом на корню — не стоит подавать подрастающему поколению дурной пример и тревожить их неокрепшие умы.

Градус паники слегка сбивал, как всегда, спокойный и рассудительный сид Али, хотя и он был встревожен ситуацией не меньше остальных. Оставшись на кухне наедине с Зорайде, он без злобы, но со всей серьезностью начал расспрашивать перепуганную служанку о подробностях происшествия.

— Говорю же вам, сид, — оправдывалась она, то краснея от стыда, то бледнея от страха, — Жади обманула мои глаза и уши, я ни в чем не виновата!

— Зорайде, — тяжело вздохнул Али, — поздно выяснять, кто виноват, а кто нет. Нужно думать, как помочь Жади и Хадиже выпутаться из западни, в которую они угодили по неразумию Жади, и не увязнуть в беде еще больше. Если тебе известна хоть какая-нибудь малость, не таи ее от меня. Я не твой враг, Зорайде, я не стану тебя наказывать. Есть Тот, Кто гораздо выше меня, и Он не терпит лукавства. Помни, твоя ложь обернется против тебя на Страшном Суде.

— Хо… хорошо, сид Али, — сдалась Зорайде. — Жади говорила мне незадолго до вчерашнего вечера, что хочет бежать под покровительство Лукаса.

— Лукаса? — задумчиво переспросил Али, теребя короткие седые волоски на подбородке. — Что ж, это многое объясняет. Я попробую наладить с ним контакт и воззвать к его благоразумию. Аллах всемогущий, ну и положение…

— Вы думаете, что Лукас знает, где Жади с Хадижей?

— Я почти уверен в этом, Зорайде. Хотя-я…

Старый марокканец устало опустился на деревянный стул, склонил голову и подпер ее ладонью.

— Я очень боюсь, сид Али, — призналась Зорайде, присев рядом с ним.

— Ты знаешь что-то еще? — с подозрением взглянул на нее Али.

— Нет, сид, но…

— Ты что, гадала?!

Зорайде вместо ответа виновато потупила глаза.

— Это грех, Зорайде! Будущее известно только Аллаху, Он не одобряет тех, кто пытается приоткрыть его завесу! — рассердился старик, но после некоторой паузы все же спросил: — Что ты там такого страшного нагадала?

— Это очень странное видение, сид. Река, два рукава реки, а на их пересечении водоворот, который затягивает в себя все живое и неживое. Что бы это могло значить, сид Али?

— Река, водоворот… — не без раздражения повторил Али, встал со стула и направился в гостиную. — Это просто чепуха, не имеющая смысла, как и все гадания. Больше не делай этого.

***

Рания успела многократно пожалеть о том, что добровольно ввязалась в авантюру первой и страстно любимой жены Саида. Жади больше не было в их доме, но она полностью заняла мысли мужа, не оставляя ни просвета, ни щелочки, ни шанса для кого-либо еще. Пусть это выражалось в страшном гневе, способном смести все на своем пути, но все же это были живые и горячие чувства. То, чего Саид даже на толику не испытывал к Рании, что невероятно ранило молодую жену.

Прислуга вела себя тише воды ниже травы — все были до смерти перепуганы яростью хозяина и про себя подозревали и винили друг друга. Вряд ли у кого-то могла возникнуть мысль, что соучастницей беглянки являлась ни кто иная, как новоиспеченная хозяйка, которая битый час неподвижно сидела в гостиной, ожидая мужа.

Саид вернулся к обеду. За прошедшие ночь и утро он побледнел и будто бы осунулся и состарился. Одному Богу известно, чего стоило ему снова переступить порог наполовину опустевшего дома, где больше не было слышно звонкого смеха Хадижи, заводной музыки для танцев и голоса Жади. Он быстро прошествовал куда-то в комнаты, проигнорировав робкое приветствие второй жены.