— Идите, идите, сами все увидите! — заговорщически улыбаясь в тридцать два белоснежных зуба, протараторил Базилио.

В торговом зале показался Шанди — он собирался идти по делам и прихватил с собой какие-то документы. Заметив переполох у барной стойки, Шанди с удивлением взглянул на пронырливого официанта и спросил его:

— Что за шум? Базилио, что случилось?

— Привет, Шанди, — с лучезарной улыбкой сказала Мел, ступив на порог бара.

— Мел! — радостно воскликнул парень и бросил кипу бумаг на столик.

— Здравствуйте, донна Жура, — робко поздоровалась гостья с потенциальной свекровью, имевшей довольно строгий вид. — Шанди, я погорячилась в нашу последнюю встречу. Давай забудем тот разговор!

— Я уже забыл его, Мел! Какая радость, что ты пришла!

— Я умываю руки, — вздохнула Жура, глядя на трогательное примирение влюбленной пары. — Чему быть, того не миновать. Даст Бог, все и обойдется. А ты чего уставился, бездельник?! Посетители ждут, а он уши развесил! — отчитала она нерадивого и не в меру любопытного до чужой жизни работника. — Это вам не шутки!

***

Рассвет Жади встречала с тяжелым камнем на душе. Она проворочалась с боку на бок всю ночь будто в лихорадочном бреду — кажется, что и не спала ни минуты. Какой тут сон, когда жизнь вот-вот разделится напополам? «Прошлое и будущее сойдутся перед тобой, как два рукава одной реки, и ты будешь выбирать: идти ли вперед или повернуть назад», — звучал в голове пророческий голос. Вот оно, наступило! Только бы не ошибиться, только бы сделать правильный выбор!

Напряженное молчание за завтраком скрашивало только задорное и беззаботное щебетание Хадижи. Она рассказывала родителям и Рании о предстоящей контрольной по математике, о строгой учительнице и о глупой подружке, которая сказала, что выходить замуж за того, кого выбрал тебе отец или дядя — дикость и позапрошлый век. Жади не смогла сдержать улыбки. Улыбки безрадостной, в которой смешались горькое сожаление о прошлом и нежная любовь к дочери — так не похожей на нее, но такой родной и близкой. Как Жади сможет пережить разлуку с ней?

Саид внимательно наблюдал за первой женой, не пропуская ни взгляда, ни полутона, ни одной мелочи, которая говорила бы ему о ее внутреннем состоянии. Рания заметила, что муж не спускает глаз с Жади, и судорожно сглотнула вставший в горле ком.

— …Лила ничего не понимает, — продолжала болтать Хадижа. — Она думает, что наши женщины несчастны, раз выходят замуж не по любви. А дядя Али говорит, что любовь рождается в браке. Вот моя мама, — взглянула она на мать, а затем повернулась к Рании, — или ты, Рания, разве вы смогли бы сами найти такого мужа, как мой папа?

— Аллах, я даже не могу себе этого представить! — натянуто улыбнулась Рания.

— Это их обычаи, моя принцесса, — возразила дочери Жади. — На Западе люди женятся на тех, кого выбирает их сердце.

Саид метнул в сторону жены ревнивый взгляд.

— Мне не нравятся такие обычаи, — смешно поморщила носик девочка. — Старшие лучше знают, кто достойный жених, а кто нет. Я уже попросила дядю Али найти мне мужа, похожего на моего папу. Он подарит мне много золота, ИншаАлла!

— Главное, чтобы он тебя любил, Хадижа, а ты любила его, — сказала ей мать.

— Конечно, он будет меня любить! Разве дарят золото тем, кого не любят? И я буду любить его, как же иначе?

— Хадижа, дорогая, не отвлекайся на разговоры, — мягко, но в то же время решительно прервал ее рассуждения вслух Саид, — ты опоздаешь в школу. Жади, нам нужно поговорить после завтрака.

— Да, Саид, я готова, — Жади опустила глаза в смятении и поставила чашку с чаем на стол.

— …Итак, я хочу знать твой ответ, — дождавшись, пока домашние покинут их, вопрошал Саид жену. — Ты по-прежнему хочешь развода?

— Неужели ты вправду отнимешь у меня дочь? — в глазах Жади, точно маленькие бриллианты, блестели слезы.

— Не я ее отниму, — ее муж был непреклонен, как скала, и холоден, как лед. — Ты сама от нее откажешься. Таковы наши обычаи, Жади.

— Ты не позволишь мне видеться с ней?..

— Нет. Ты потеряешь всякую связь с семьей, начав жить с бразильским любовником. Ты больше не будешь частью нас, ты станешь как отсеченная сухая ветка. Чему может научить такая мать свою дочь? Нет, Жади. Там, в Фесе, тебя могли вывести на площадь, ты отделалась от плетей лишь потому, что тебя пожалели. Но Хадижа… Ты не сможешь ее видеть, это исключено.

— Я… — от отчаяния Жади глотала воздух ртом, будто выброшенная на берег рыба. — Я передумала разводиться, Саид. Я останусь с тобой ради нее. Снова.

На лице Саида — он превосходно владел собой — не дрогнул ни один мускул, но глаза, полыхнувшие ярким огнем, лучше любых слов говорили о его безграничной радости. Еще одна возможность, еще один шанс завоевать эту непокорную, до боли любимую женщину! Все тем же прохладным тоном он ответил:

— Очень хорошо, Жади.

— Теперь я свободна? — с претензией спросила Жади.

— Не торопись, — губы Саида тронула еле заметная усмешка. — Не спеши, Жади, я должен убедиться, что твоим словам можно доверять.

— Это невыносимо! — топнула ногой от злости женщина. — Прошу, дай хотя бы поговорить по телефону с дядей Али! Мне очень нужен его совет, нужна его поддержка!

— Хорошо, — смягчился Саид. — Ты поговоришь с дядей Али по телефону в моем присутствии. Первое время ты будешь общаться с родней на моих глазах.

— А потом? — напряженно поинтересовалась Жади.

— Потом… Увидим, не будем пока загадывать. Все в твоих руках, — Саид таинственно улыбнулся и легко коснулся губами лба жены, которая тут же инстинктивно отпрянула от его поцелуя. — До вечера, Жади.

========== Часть 15 ==========

Три недели спустя

Лукас томился ожиданием в просторной палате огромной клиники, куда его привезли на контрольное обследование. Поездка представляла собой довольно хлопотное мероприятие: сначала нужно было предельно аккуратно переложить больного с постели на носилки, затем спустить по крутой лестнице, погрузить носилки в медицинский автомобиль, подъехать к приемному отделению клиники и прилично попутешествовать по этажам, чтобы пройти весь маршрут обследования от кабинета к кабинету. Лукас ощущал себя каким-то безжизненным комодом, который таскают туда-сюда. Иногда на него накатывало ощущение полного безразличия к происходящему, иногда — неудержимое желание вскочить и убежать подальше на своих ногах и сопутствующее ему уныние. «Скорее бы все закончилось, и домой», — успокаивал он себя, разглядывая кафельную плитку на потолке.

Леонидас донимал врача целых сорок минут, из-за чего под дверью у доктора скопилась немалая очередь. Наконец сеньор Феррас, солидный и довольный собой, покинул кабинет и направился в палату ожидания к сыну.

— Лукас, я обо всем поговорил с врачом, — с ходу известил он его. — Твоя ситуация не блестящая, но не безнадежная. Слышишь, не безнадежная! Шанс один к ста, но он есть! В США есть клиника, где занимаются…

— И ты почему-то решил, что я попаду в этот один процент? — скептически вскинул брови Лукас. — Папа, просто давай уже поедем домой.

— Я не дам тебе раскиснуть! — строго пригрозил ему отец. — Мы поедем в Штаты без разговоров, а пока должен пройти восстановительный период после травмы. Ты будешь заниматься с реабилитологом, которого рекомендовал Альбьери. Я навел о нем справки: это очень грамотный специалист. Кроме того, сегодня ты познакомишься с сиделкой, она придет к нам во второй половине дня.

— Зачем сиделка? — возмутился от неожиданности Лукас. — Далва неплохо справляется!

— Далва, Далва, — ворчал Леонидас. — Много она понимает! За тобой должен ухаживать специально обученный человек, знающий все тонкости процесса!

— Ты мог бы сначала посоветоваться со мной, хочу ли я рядом с собой чужого человека!

— Это не чужой человек, это медицинский работник, Лукас! Что ты упрямишься как маленький?

— Потому что ты относишься ко мне, как к маленькому! Папа, — Лукас посмотрел на отца с еле сдерживаемой злостью, — я устал повторять: не надо меня опекать, как какого-то несмышленыша, уважай мое мнение!