– А, – Альфонсо махнул рукой, – даже через шиповник не прошли. Одного змеи сожрали, другого шипами застрелило. Чуть меня не зацепило.

– Деньги хоть отдали?

– Да, деньги я теперь вперед беру.

– А чего ты их фиалкой не накормил? Она успокаивает нервы, возможно они бы даже и прошли.

– Слишком много чести,– Альфонсо запустил ложку в чугунок и, вытащив ложкой комок картошки, начал усердно на него дуть. Когда же ему надоело напрягать щеки, он стал напрягать язык и заговорил:

– Сам я наелся.

– Случайно упал?

– Да. Споткнулся.

Гнилое пузо отправил в рот дымящуюся картофелину, и, громко чавкая, проглотил горячую порцию даже не поморщившись. Ел он всегда как в последний раз: быстро, громко и все подряд, плотно и тщательно набивая щеки, не оставляя во рту ни капельки свободного пространства. И ухитрялся говорить при этом.

– А кто они были?

– Представились проигравшимися в наперсток крестьянами, которым одна дорога – либо самоубийство, либо стать ходоками, заработать денег и отдать долг. Ребята даже не заморочились с легендой; дураку было понятно, что они солдаты, причем солдаты одни из лучших – поскольку очень тупорылые и самоуверенные. На самом деле скорее всего степейцы – говор больно похож на тамошний.

–Ты хочешь сказать, что это шпионы?

– Скорее всего. Видимо не хотели попасться кому либо по дороге, попытались пройти лесом к себе обратно.

Гнилое пузо бросил ложку на стол и, достав с ближайшей полки, висевшей прямо над столом, глиняный кувшин с молоком, начал усердно и очень настойчиво пить, так что кадык его, казалось, не успевал возвращаться обратно. На просьбу Альфонсо оставить ему молока, в кувшине гулко булькнуло – вероятно, это был положительный ответ. Наконец Гнилое пузо оторвал от себя крынку, протянул ее Альфонсо и громко отрыгнул воздух. В лесу, за забором из массивных бревен, раздалась какая то возня, окончившаяся злобным рыком, потом звонким лаем – лиса напала на енота, и, судя по всему, огребла за свою жадную дерзость. Лес жил, и эта жизнь прочно, двумя ногами стояла на смерти.

– Нашел кому травы сбагрить? – спросил Гнилое Пузо.

– Есть один виконт среди местной знати который поставляет в высшие круги анаэстеду. Обещает проход через ворота без проблем, но берет дешево. Есть еще некий Волк – самый опасный вор и разбойник, негласно управляет тамошними разбойниками, без него в них ничего не делается.

–Отлично, тогда я буду работать с Волком, а ты с виконтом.

– Как всегда, самые лакомые кусочки тебе достаются.

– Ну да, я как всегда на самое людское дно.

Альфонсо промолчал.

Лес был мощным оружием, страшной силой, дающей почти безграничную власть, но отдавал он ее крайне неохотно, расплачиваться приходилось кровью, страхом и болью. Для человека решающей силой в лесу являлась, за отсутствием толстой шкуры и сильных мышц, знания, за каждую крупицу которых приходилось платить очень дорого.

Альфонсо вышел во двор и поплотнее затянул веревку на штанах – жизненно важная процедура, если учесть, насколько быстрее и маневреннее становится человек, когда с него не спадают штаны, философски прищурился на солнце и взял в руки большой камень, килограмм на пять, который лежал у двери.

– Девять кругов, – сказал он Гнилому пузу.

– Десять, – ответил тот категорично.

Альфонсо вздохнул, поднял камень на уровень груди, и побежал вокруг избы.

– Все отлично, – подумал он на девятом круге, – можно идти. Но на повороте Альфонсо вдруг почувствовал слабость – он сжал зубы, чтобы не уронить камень, но отравление чертополохом прошло не до конца – голова кружилась все сильнее, и лишь избавившись от груза, не добежав полкруга, Альфонсо смог кое-как отдышаться.

– Вот и результат – еще пару дней придется поваляться здесь, – резюмировал Гнилое пузо. Он пошел в избу, провожаемый ненавистным взглядом, собираться в путь, и вскоре из избы стали доноситься проклятия, грохот немногочисленной посуды, скрежет печной заслонки. Что то звонко упало на пол.

Альфонсо прекрасно знал, чего стоит малейшее недомогание в лесу, чего стоит медлительность, отсутствие выносливости, неспособность быстро бегать. И все равно он ненавидел Гнилое пузо, потому что тот был прав, и выходить наружу было смертельно опасно. Даже опаснее, чем обычно. Да, знания в лесу были страшной силой, но этой силы катастрофически не хватало.

– Смотри не чуди, – сказал Гнилое пузо, выходя из избы запихивая кинжал в ножны. Одет он был в стандартную для разгуливания по лесу экипировку: хлопковая рубаха, черная, кожаная куртка, ужасно теплая в такую жару, плотные штаны из бязи, подпоясанные конопляной веревкой с заправленными кончиками – что бы не цепляться ими за каждый репейник, черные сапоги без каблуков, из дорогой свиной кожи, намазанные жиром и сажей. Из – за спины торчала ручка арбалета, закрепленная так, чтобы ее можно было легко и быстро вытащить, и при этом он не отвалился бы во время акробатических номеров, неизбежных в лесу. Гнилое пузо был молод, подтянут, мускулы его рельефно бугрились под одеждой, и если бы не позорное имя, которое ему дали из за его нищей семьи, которая не смогла купить имени получше, то Альфонсо весь извелся бы от зависти.

Гнилое пузо попрыгал на месте проверить, не звенит ли где что, не вываливается ли нож, хорошо ли прикреплен арбалет, и, махнув Альфонсо рукой, легко водрузил свое плотное тело на двухметровый забор (дверей в заборе не было), с другой стороны забора глухо бухнуло.

– Удачи, – крикнул ему Альфонсо. И ответа не услышал. Так и должно было быть.

Два года бродил Алеццо по странам разным, многотрудным и опасным был этот путь, но спасали его молитвы и дух Агафенона Великого от разбойников, собак бродячих, да чудищ Сарамоновых. И услышал он как то глас Агафенона Великого:

– Пришла пора тебе выполнить миссию свою, Алеццо. Злое дело хочет Сарамон учинить: наслать он хочет пса своего злобного, Кариизия на семью царскую Эгибетуза – страны богоугодной и глубоко меня почитающей. Возьми же меч этот Светлый, да срази пса адова. И послушал Алеццо Агафенона Великого, и взял меч громы извергающий, и сразился с псом Сарамоновым, псом черным, псом адовым. Три дня и три ночи дрались они не на жизнь а насмерть, и возопил тогда Кариизий:

– Пощади меня, монах Ордена Света, будешь ты у Сарамона в почестях, власть и силу великую пожалует он тебе. Все что хочешь проси, все исполнится.

– Не нужно мне твоей силы черной, – молвил Алеццо, не нужно мне никаких почестей от Вероотступника – умри же, исчадие адово.

И поразил он Кариизия мечом своим, и спас семью королевскую от погибели черной.

– Благодарствую, спаситель наш, – молвил на то король Аэрон,– говори чего хочешь, ничего не пожалею для тебя, ни золота, ни почета.

Да только молвил на то Алеццо:

– Пожрать бы супу горохового, постного, кушать хочется, а больше ничего не надобно мне. Но помните – Агафеноном Великим послан я на спасение к Вам, почитайте его да благодарите. А я, скромный монах Ордена Света, лишь орудие Его.

– Так стань нашим новой мессией, – молвил на то король Аэрон, – отстроим церковь тебе златоглавую, будешь сеять ты зерна Света в этой стране Великой, да последователей своих соберешь, будет у нас Армия Света.

Послушал слова его Алеццо, и увидел, что хорошо это, богоугодное дело это, и остался в Эгибетузе – основал Церковь Света…

Сказ о жизни великого Алеццо дэ Эгента,

святого – основателя Ордена света

Часть 2 стих 1

Альфонсо проснулся ближе к обеду уже на бегу. Кое – как попав спросонья в дверь, он выскочил во двор и ринулся к сараю, споткнулся на ровном месте, едва не упав и не сломав себе шею, трясущимися от нервного возбуждения руками расковырял ключом замок, распахнул дверь, чуть не сорвав с петель. Шмякнув, с размаху, пятой точкой об захрустевшую от нагрузки табуретку, Альфонсо схватил перо элитной Агатской курицы, и, разбрызгивая направо и налево дорогущие Степные чернила, начал ими пачкать дорогую Степную ивовую кору. Щедрыми, размашистыми движениями, сотрясая стол, он фанатично рисовал, прикусив от напряжения губу, когда же вдохновение схлынуло так же внезапно, как и накатило, Альфонсо остановился и долго смотрел на получившиеся каракули: он видел этот предмет во сне, даже стрелял из него синими стрелами по зеленым собакам, и теперь сравнивал изображение этого предмета, нарисованном на коре, с изображением, оставшимся в памяти. Смотрел он долго, но на что это похоже не мог понять даже приблизительно. Потом он упорно листал древние книги, которые имел – по пять раз просматривал все пять штук, смотрел на картины, нарисованные несмываемыми чернилами, но рисунка такого предмета не нашел, и вышел из сарая удрученный и задумчивый.