–Тот, кто силен в вере, не видит особых трудностей в борьбе с демонами, – самодовольно ухмыльнулся Альфонсо. – Для меня это не было трудной задачей.

Это была полная победа гордости Альфонсо над богатыми, заносчивыми, увешанными побрякушками жирными дворянами, которые смотрели на него разинув рты, откровенно боялись его и теперь боготворили. Медленно, преисполненный восторга, с чувством сошедшего с небес божества, протер Альфонсо коготь об рукав своей грязной рясы, и положил в карман. Проклятый кончик когтя моментально нашел дырку и вылез наружу, испортив достойный описания в летописи момент, но этого никто не заметил.

Это не было трудной задачей.

Только, вдруг, острой резью скрутило живот – затрещал в ушах ужасающий гул, раздались в голове вопли уже почти разорванных людей, запахло кровью. Липкое месиво на лице, скользкие от выпавших внутренностей камни Стены, лопнувшая в длинных когтях голова – раздавленный предсмертный крик, все это помнила голова, а хотел исторгнуть из себя желудок. Альфонсо не знал о будущих кошмарных снах, не замечал, что теперь его руки сильно дрожат при воспоминаниях о первом дежурстве, не видел свою белую, захваченную сединой макушку головы…

Это было просто. Сложнее было бороться с рвотными позывами и такими воспоминаниями.

– Уведите, – махнул Аэрон страже рукой, не уточнив при этом, кого уводить. Прикоснуться к Альфонсо побоялись, по этому просто шли рядом, пытаясь всеми силами состряпать грозный вид.

На этот раз Альфонсо не заперли в темнице – позволили свободно бродить по территории замка под неусыпным наблюдением дворцовой стражи, ошивающейся неподалеку. Но это все было мелочью, главное, в саду была она – прекрасная, как заслоняющая жаркое солнце прохладная тучка (причем и по форме была похожа), с походкой, похожей на походку гуся, порхала она от цветка к цветку с лейкой… Богиня создательница, она даровала жизнь самым прекрасным (после нее конечно) созданиям на земле – цветам, поливая их водой. Вот капелька воды попала ей на руку, заискрилась, на солнце, вот ветер поднял вверх прядь ее сальных волос, вот пятнышко грязи на щеке – Альфонсо ловил каждое ее движение, и не мог отвести взгляд. Физически не мог.

– Скажи хоть слово, я умру за тебя, – метался он в пожаре своих мыслей, больше похожих на агонию любви, мечтал подойти к ней и боялся до дрожи – прошлый опыт подхода страшил его.

–Только бы не выползла королевская дочурка, только бы не выползла, – молил Альфонсо всех богов на свете, которых знал и которых не знал, но мгновения сгорали быстро, а счастье не могло длиться вечно. Замок стал готовиться к пиру по случаю победы над демонической птицей: притащили столы, накрыли их прямо в саду, под старыми липами, расставили лавки, выгнали (о, сволочи) Иссилаиду, и мир померк.

Расфуфыренные лживые «леди» со своими толстыми, утрамбованными в дорогущие камзолы мужьями – блестящие, увешанные драгоценностями, с лицемерными улыбками, прячущими страх и ненависть, поздравляли они «героя Стены», пожимая руки, думая, что делают честь «проходимцу».

Соизволила явиться и королевская чета, притащили и Аленку, и сад наполнился тостами, стуком бокалов, звуками разрываемой на куски дичи , разговорами.

– Расскажите, граф, – пропыхтел один из стариков, устав жевать и отложив кроличью ногу в сторону, – как же вы умудрились убить эту птицу?

Все вмиг затихли и повернулись, отчего Альфонсо тут же стал центром внимания. Впору бы гордиться – тебе оказала честь разговорами самая высокая знать в стране, даже сам король и королева внимательно слушали, но, боже, как же он их всех ненавидел, ведь они отняли его Иссилаиду, которую прогнали из сада, дабы, очевидно же, знатные дамы не чувствовали себя страшилами по сравнению с ней.

– Сила духа и истинная вера помогли мне, – хотели они услышать от него, и Альфонсо хотел им это сказать, но эти слова застряли в горле, зато вылетели другие:

– Кинжалом. Продырявил ей голову насквозь.

– Но говорят, Черных птиц нельзя убить человеческим оружием? – спросила графиня, сидящая через двух виконтов от Альфонсо.

– Кто говорит?

– Священники, – графиня замялась, сказала робко, словно стесняясь.

– А кто из них пробовал? – спросил Альфонсо и остервенело принялся за утку, кулинарно униженную яблоками. Мельком он посмотрел на Бурлидо и со злорадным удовольствием отметил про себя, как лицо его почернело от злости из-за сказанных слов.

– Феноменально, – крикнул один из герцогов, – так весь секрет легендарного убийства заключается в том, что надо было ударить птицу в голову кинжалом!

– Как оказывается просто, – улыбнулась королева. – И неужели не было страшно?

Альфонсо бросил ножку утки, угрюмо оглядел присутствующих – белые, холеные лица, которые за всю свою жизнь палец о палец не ударили и почему? Благородная кровь от рождения. В чем заслуга, родиться в нужной семье? Откуда столько гордости в этих кусках человеческого мяса, запакованных в дорогую одежду? Хотите сказку, благородные, пафосные речи, героизм и отвагу? Извольте.

– До жути. Просто птицы разрывают людей в воздухе – рвут на части так, что те лопаются, как пузыри, и тогда сверху льется дождь из крови, кишок и дерьма. На мне повис глаз, затек за воротник, а вот оторванная рука, прилетевшая сверху, сжимающая распятие, чуть не стукнула меня по голове торчащей костью.

Вкушавшая жареного соловья виконтесса за другим концом стола подавилась и закашлялась, Аленка побелела, готовясь падать в обморок, ее увели вызванный Дюпон и двое стражников, остальные напряженно молчали. Альфонсо же продолжил есть, как ни в чем не бывало, хотя есть уже не хотел.

– Это чудовищно, да упокоит господь души падших, но как же граф, вы схватили демона, если он нечеловечески быстр и сверхловок, как и положено исчадию ада? – елейным голосом, вкрадчиво спросил Бурлидо.

– Никак, – спокойно ответил Альфонсо, – это он меня схватил, поднял в воздух и потом мы вместе упали в реку – когда я ее ударил ножом.

– Вы безусловно, самый храбрый человек, которого я видела, – сказала графиня, пытаясь заполнить гнетущую паузу, возникшую после резких слов Альфонсо и спасти пир от смерти, и этим комплиментом заслужила несколько ревнивых взглядов в свою сторону. Видимо, она была красива по современным меркам, поскольку даже угрюмый Аэрон, сверкнул на нее глазами и стал еще угрюмее. Королева перехватила этот взгляд и сильнее поджав губы, уткнулась в тарелку, ковыряясь в ее содержимом. Ненависть придворных мужчин к Альфонсо, появившаяся после слов красавицы, была настолько сильной, что казалось, была видна в воздухе, хотя, конечно же, это был просто туман.

– Давайте же выпьем за столь храброго и отважнейшего победителя черной птицы, – а вот графиня ничего не замечала, по этому и не останавливалась, усугубляя обстановку своим вниманием к “победителю”. Тот посмотрел на ее шею, потом ниже, вздохнул внутри себя – до прелестницы Иссилаиды – как ослу до лучшего скакуна, и поднял бокал с вином.

– Если Ваше величество не возражает, – сказал Альфонсо медленно, глядя на короля, – я хотел бы сказать тост.

Королева почуяла неладное и замерла, с вилкой в руке, переглянулась с первым советником. Бурлидо выпрямился. Король кивнул, пока еще вообще не чувствуя ни атмосферы пира, ни грядущей на него смертельно-бестактной катастрофы.

– Я хочу, – Альфонсо остановился. Можно было еще передумать, но нет, он продолжил, тщательно пытаясь сдержать ненависть к собравшимся, которая все равно протекала сквозь дружелюбный тон голоса, – выбить за настоящих дворян по крови, за благородных, воспитанных людей, являющих собой цвет человечества. Когда я убил птицу, мы с ней упали в реку – я выплыл, а она утонула, и мне пришлось пройти через Нижний город…

Альфонсо посмотрел на стол: сверкали жиром недоеденные заячьи почки в тарелках графинь, лежала на боку несчастная истерзанная утка с обнаженными ребрами, плавал в листьях капусты осетр, рядом со своим несостоявшимся потомством – красной икрой, благоухал над столом паштет из печени гуся, растопырил обугленные уши зажаренный молочный поросенок на огромном блюде, лежали невостребованными кабачковая икра (тазик), соленья, грибы…