— Мирта была права, Мирта во всём была права, — шептала она мне на ухо, осыпая поцелуями. Она едва держалась в сознании. — Почему? Зачем? Всё это было… Его и не было вообще! Одна сплошная ложь. А я люблю лжецов только за одну единственную вещь…

Она шептала что-то, не умолкая. Потом мы заползли в электричку, совершенно свободную в воскресное утро по направлению к Миску. Аня сняла обувь, пыталась уместиться на лавочке, задирая ноги выше головы и упираясь головой мне в колено.

— Почему ты стесняешься? Ты же можешь лечь ко мне на колени.

— А вдруг тебе будет неудобно?

Однако просить её дважды не надо было.

Она улеглась, рассматривая меня. Потрогала мою плешивую бородку.

— Как у лорда Альфреда из Альвийского Залива, — заявила она.

А вскоре и вовсе уснула.

Я не спал, хотя сна мне не хватило и я поминутно зевал. Ехать нам было больше двух часов, так что я вытянул ноги на соседнее кресло и смотрел на пролетающие мимо деревья, поглаживая Аню по голове.

Все эти истории про её бессмертие, про Аннабель Криг Лютую, про другие миры. Оно не укладывалось у меня в голове. Не потому, что я сколько себя помню был тугодумом, а потому, что это расходилось с тем, что я видел. А видел я мило сопящую девушку, что смущается любых проявлений любви.

Во мне не было, по сути, ничего. Ни мужества, ни отваги, хоть и рос я с отцом. Он ушёл когда мне было уже пятнадцать. Почему ушёл? У них с мамой чувства просто иссякли. Причём не у него, а у неё. Она сказала «уходи», а он ушёл. Без скандалов, без сцен, без разговоров. Он учил меня, что если тебе говорят плохое — промолчи. Если бьют, то не дай убить себя, но не давай сдачи. В школе мне было сложновато, но нашлись те, кто заступился за меня, потому что я их поддерживал, говорил добрые слова, помогал. Я рос в любви, и единственное, что во мне и могло быть, то это любовь. И я не про пошлый смысл, не про подтексты, подкаты и съёмы. Я про доверие, внимание и взаимовыручку.

Что я мог дать Аннабель Лютой, совершившей по её мнению несчётное количество злодеяний? Защиту? Нет. Опору? Тоже нет. Безопасность и стабильность? Очень вряд ли. Я мог дать только любовь, и мне казалось, что это сущий пустяк, что мне и дать-то нечего.

Глядя на её миленькое личико я понимал, что ошибался. Это одно из тех понятий, которое обладает суперпозицией — цена любви Шрёдингера. Ведь любовь ничего не стоит для одного человека, а другой не будет знать, как расплатиться за неё за всю свою жизнь. И узнаешь ты о том, как принял твою любовь другой человек, только лишь когда дашь её.

Девушка, что лежала у меня на коленях, приняла мою любовь, и для неё она оказалась ценнее всего на свете.

Аня открыла глаза, посмотрела одними лишь глазами по сторонам, осознавая, где она.

— Ань, а тебя в другом мире в лаборатории секретное правительство выращивало?

— Хахаха, дурак ты. Ой, я тебя обидела? Я не хотела!

Я сидел и улыбался.

— Всё хорошо, Аня. Переставай переживать из-за пустяков. Моя жизнь теперь в твоих руках.

— Это моя жизнь в твоих, — возразила девушка, но залилась краской.

— Ты ответишь?

— В другом мире всё устроено иначе и меня учили. Отец присылал мне лучших учителей. Я жила в большом замке с кучей прислуги, у меня было восемь моих комнат, я могла выбирать, в которой спать.

— И на кого училась?

— Я уже рассказывала, — вздохнула Аня с раздражением. — На кого-то, кто в этом мире был бы на должности начальника, директора или даже министра.

— Тебя раздражает, что я глупый?

Она поджала губы:

— Ага, — коротко кивнула она и смутилась. — Мне казалось, что такого не будет? Что мне делать?

— Добро пожаловать в реальный мир, — вздохнул я, вспоминая всех своих трёх бывших.

— А тебя смущает, что я… Что я… Маша говорила, что я веду себя как… — она залилась краской. Вдохнула, выдохнула: — Как целка!

— Потише, пожалуйста, — попросил я, сдерживая смех.

— Я потом гуглила, что это значит. Всё правда, — сжала она зубы, а я хихикал, не мог остановиться. — Что смешного?

— У нас эйчар рассказывала про человеческие качества. Она сказала, что бывает так, что начальник ищет себе дотошного и пробивного парня, которого можно на проект поставить, а получает зануду и самодура.

Аня на мгновение наморщила лоб. Скорость её мыслительного процесса поражала.

— Я поняла, о чём ты, — радостно чуть ли не выкрикнула она громким шёпотом. — И что ты не тупой, а… Инертный?

— Нет, я просто тупой, — вздохнул я.

— Если бы ты был умным, давно бы уже сбежал, — подметила Аня со вздохом.

— Ты меня снова тупым обозвала?

Аня соображала мгновенно и мгновенно залилась краской.

— Прости меня пожалуйста, я не хотела!

Какое-то время она лежала молча.

— Ты не идеальный, — сощурилась она, глядя на меня. — И что с этим делать? Мы с Машей о таком уже не разговаривали.

— Тут рецепта нет. Не у меня нужно спрашивать, потому что мне повезло и ты у меня идеальная.

— Нет, я не такая, — буркнула Аня.

— Я тупой и не способен на глубокий анализ. Так бывшая моя говорила.

— И что?

— Я идеализирую всех девушек, с которыми встречаюсь. У меня было их три и с каждой я расстался. Наверное идеализировать плохо.

Хотя я понимал, что каждая меня просто задушила, продавила, поломала, и я долго потом после каждых отношений приходил в себя.

— Что тебя во мне раздражает? — нахмурилась Аня.

Я принялся перебирать в голове всё, что с нами произошло. Может быть где-то я чувствовал себя размазнёй, а не мужиком. Где-то было чувство, что я ничего не понимаю. Из-за «госпожи» мне было стыдно. Я совершенно не представлял, как я буду с Аней в случае чего ссориться, ведь вместо битья посуды будет ядерный взрыв.

— О боже, не смотри на меня так! — закрылась она снова руками. — Так много всего?

— А ты мысли читаешь? — напрягся я.

— Не читаю я мысли. Я уже говорила, кажется. У тебя и так всё на лице написано. Ну, что ты молчишь?

— Со всем списком можно жить, — резюмировал я.

— Это как? Я же, — она опустила голос до еле слышного шёпота, — людей убивала…

— А мне всё равно. Хотя… — протянул я. — Есть одно.

Она замерла, словно её жизни угрожала смертельная опасность.

— Ну, говори! Говори же! — стала она размахивать руками.

— Ты когда я стейки приготовил, принялась их критиковать, что они с кровью, а так и надо было. Не люблю, когда мою готовку критикуют.

— Я-а… — она вновь замялась, отвернулась мне в колени лицом. — Больше не буду.

— Да ладно, можешь критиковать, — отмахнулся я. — Тебе всё прощу.

Она посмотрела на меня внимательно.

— Макс Шрёдингер, я прощаю тебе, что ты тупой, — заявила она на полном серьёзе. — Чего смешного-то?

Я отсмеялся, погладил её по волосам.

— Я понимаю, почему на тебя запала твоя бывшая жена, — заявила Аня. — Я не понимаю, почему вы разошлись.

— Я не терплю агрессии в свой адрес, — пожал плечами я и Аня закусила губу, замолчав надолго.

Электричка всё ехала, проезжая один населённый пункт за другим. Ближе к городу в Авоськовичах прямо на станции было полно народу, все с плакатами и транспарантами. Я выхватил взглядом «Долой клятых коррупционеров» и «Юдович — подвинь жопу». Политота, от которой я хотел быть как можно дальше.

Аня приподнялась тоже, увидев моё удивление и раздражение. Потом она посмотрела на меня:

— Нам нельзя к тебе.

— С чего это вдруг?

— Тобой будут манипулировать все.

— А я думал, это тебя все ищут, — пожал я плечами.

— Я поняла, буду разжёвывать, — вздохнула Аня. — Меня они ищут, но если найдут, ничего не смогут сделать. А вот тебе они сделать что-то могут. И они знают, что я не хочу, чтобы тебе что-то сделали, — она снова смутилась, взяла мою руку, принялась перебирать пальцы. — А значит, тебя нужно уворовать у меня и меня тобой шантажировать, а тебе причинять боль.