После чая новая сиделка разомлела и прилегла на диван, где и проспала до самого вечера.

Елена Евгеньевна сидела у окна и думала, что вряд ли сможет с ней ужиться. Нужно искать кого-то другого.

Раздался скрип дивана. Таня сладко потянулась:

– Заспалася я, прикорнула на минутку, а вона как быстро стемнело – глаз выколи.

Хозяйка подъехала вплотную к дивану:

– Понимаете, мне нужен человек, который не только по хозяйству поможет, но и разделит со мной беседу, просмотр фильмов, ужин.

– Точно, пошла готовить. Так, а где мясо, ну там, картошка? – Таня по-свойски открыла холодильник.

– Я не ем мяса, – сказала Елена. – И молочное редко.

– Как это? А где у вас хлеб?

– Я не ем хлеб, – спокойно продолжила хозяйка.

– Вот поэтому и болеешь ты, как тут от кресла оторваться? Силов-то нет. Ну ничего, ты со мной ходить начнёшь, увидишь!

Елена выкатилась к холодильнику:

– Как может мясо с хлебом помочь мне ходить? Вы понимаете о чём говорите?! У меня травма позвоночника.

– Да, да, мясо одно не поможет. Будем молитву «Отчим наш» читать и поедем в деревню к бабке моей. Она знаешь как заговаривает! Тебе тоже: поплюёт на спину, даст настой выпить, встанешь и пойдёшь, как миленькая.

На третий день пребывания сиделки, Елена Евгеньевна позвонила сыну и сказала, что отказывается от неё.

– Ты не представляешь, Славик, это совершенно невозможно. Так фамильярничать со мной! Она тыкает, чавкает и разговаривает, когда ест. Когда я предложила ей дезодорант, она знаешь что сказала? «А зачем?»

Она целый день рассказывает про кур на птицефабрике, где работала. Это ж надо! Какой прогресс в её карьере. И, Славик, она не знает кто такие Стендаль, Бродский и Станиславский. Я так не смогу! Как за полгода заплатил? Зачем?

Елена Евгеньевна повесила трубку и расплакалась.

Скрипнула дверь в прихожей, Таня ввалилась на кухню с сумкой, из которой торчал замороженный брикет свиных рёбер:

– Что это ты без света сидишь? Уснула чоль? Сейчас я сумки разберу и пойдём в ванную, набралась поди.

Елена выкатилась в коридор и увидела, что по полу растекается вода:

– Таня! Вода! Потоп!

Таня прибежала из кухни и открыла дверь в ванную. Вода потоком хлынула в коридор, потом в гостиную.

– Ты скажи, как быстро набралась! – она закрыла кран, бросила на пол полотенца и побежала за ведром. – Та тут делов-то. Заодно пол помою.

В дверь позвонили. Елена Евгеньевна поехала открывать. На пороге стоял сосед снизу:

– Вы нас топите! У нас весь потолок на кухне и в коридоре мокрый! Только ремонт сделали!

– Простите! Скажите сколько, мы заплатим, – сказала Елена обреченно.

Сосед бесцеремонно отодвинул инвалидное кресло и вошёл в квартиру. Он увидел стоящую задом женщину, которая энергично собирала воду с пола.

– Вот! Я так и знал! Это уже второй раз! Вы что издеваетесь? Мне ремонт тысяч в триста обойдётся.

Услышав такую сумму, Таня развернулась к соседу лицом:

– Так, кто это у нас кудахчет? Щас закончу и пойдёшь мне показывать свои протечки. Триста тыщ говоришь? А ху-ху не хо-хо!?

Таня с каждым словом придвигалась к соседу, пока не прижала его к стене.

– Женщина! Что вы делаете?

– А то! Обидишь инвалида – дело будешь иметь со мной.

– Хамка! – пискнул сосед и выскочил из квартиры.

Елена Евгеньевна рассмеялась:

– Как вы его! Ну надо же! А я только в прошлом месяце заплатила ему сто тысяч. На кухне кран сломался, а раковина забита была. Воды натекло.

– Сколько? – лицо Тани перекосилось. – От же ж вымогатель! Пусть только сунется к нам.

Таня собрала всю воду с пола и готовила Елену Евгеньевну принимать ванну.

– Я, пожалуй, бельё оставлю, мне неловко, – сказала Елена, расстёгивая блузку.

– Как это? А кой тогда в ванную лезть в одежде? Ты как этот, Ипполит, – и Таня громко рассмеялась собственной шутке.

Она тёрла до красноты костлявую спину Елены Евгеньевны, напевая «Расплетайте девки косы».

Елена Евгеньевна щурилась от пены, сползавшей на глаза:

– Я в ванной не мылась с тех пор, как прошлая сиделка ушла. Три месяца уже.

– А я ни разу не сидела в ванной. У нас душ летний. А зимой грею воду, в тазике моимса и ничего, не умерли.

К третьему месяцу проживания Тани, Елена Евгеньевна привыкла к тяжелым шагам, сотрясающим хрусталь в серванте, к голосу-трубе, зовущему пить чай. Смирилась с Таниной привычкой пить рюмку водки за обедом и ужином для аппетита, от стресса или для настроения.

Таня меньше стала покупать мясо, а ела вместе с Еленой Евгеньевной овощные супы.

Она заметно постройнела, талия уменьшалась с каждым днём.

В мае, когда сын отвёз их на дачу, Елена Евгеньевна по вечерам читала вслух Бунина. Его короткие рассказы про женщин так впечатлили Таню, что в один вечер, она расплакалась.

– Как же так? Рассказ будто про меня писан: и тоже Таня, и тоже горничная у помещицы. Только не 2017, а 1917. А чувства те же. Была у меня такая любовь, была.

А на следующий день пришла соседка Валя и сказала, что от сосны падает к ним в огород слишком много иголок. И рядом ничего не растёт.

Елена Евгеньевна как обычно, почти смирилась с тем, что Валин муж спилит дерево завтра. Но, увидев Танин взгляд, она выкатилась на дорожку, выдохнула, тряхнула челкой и сжала кулаки:

– А мне нравится наша сосна. Мне она не мешает. Она гамак держит, а мне для спины важно, в гамаке. Вот.

Елена Евгеньевна посмотрела на Таню, которая одобрительно кивнула.

Таня прожила у неё почти три года, пока однажды сын не привёл на дачу рабочих чинить крышу. Один из них, Петя, крепкий мужичок невысокого роста бросил взгляд на сиделку.

Елена Евгеньевна видела, как Таня срочным образом обновила гардероб на ближайшем деревенском рынке, прикупила красное платье и две нарядные блузы в цветок.

Вечером, когда рабочие уходили, Таня переодевалась в привычные шаровары и футболку. К концу дачного сезона Петруша засобирался домой в Тобольск и позвал с собой Таню.

А у Елены Евгеньевны появилась новая сиделка, Мариам, но это уже совсем другая история.

Мишка верил, что ему выпал шанс – впервые за четыре года работы в компании предложили пройти собеседование на должность менеджера. Наконец-то его потенциал руководителя заметили, отметили, увидели! В своих мечтах он уже стоял на сцене в лучах софитов, листал презентацию, лазерной указкой обводил регионы. Обращался к аудитории:

– Я вижу коллег, с которыми работал прежде. Они так и остались в зале, а я – на сцене. Я добился! Я смог!

Поведение Миши изменилось. Он перестал разговаривать с сотрудниками. Стал замкнутым, на все вопросы отвечал: «Занят!»

Мысленно он подвёл черту: это не мой уровень. Самара – провинция. Мой город – Москва!

Впервые он не отдал зарплату жене. Пошёл в магазин, купил дорогой синий костюм, галстук, рубашку и оксфорды – цельнокроеные туфли из одного куска кожи.

Увидев покупки, жена попыталась закатить истерику, но Миша отрезал:

– Хватит, хреново пожили. Меня переводят в Москву!

Жена ойкнула и запричитала:

– А как же я? Как же я?

– Устроюсь – заберу!

На кухне разложил диван, решил спать отдельно.

– Мне нужно подготовить презентацию. Ты меня отвлекаешь!

Ночью он слышал плач жены. Вопреки собственным ожиданиям, обрадовался: «Что, трудно жить с гением?»

В аэропорт Михаила провожали всем коллективом. Радовались, смеялись, по очереди пожимали руку, желали успешно пройти собеседование, вернуться менеджером.

– Держись! Крепись! Не посрами Отечество!

– Уволю всех до единого, – сам от себя не ожидая, на прощание сказал он.