— Мысли читаешь, — парень блаженно улыбнулся. — Вон у нас мост все никак не может построиться, а хотят-то — разводной, чтобы реку не перекрывал, а то из-за подвесного только проблемы сплошные.
— Я рад, что ты проглядываешь жалобы.
— Да я в них живу! Герда каждый день приносит мне по стопке и говорит, мол, читай. Ну я и читаю, кратко тезисами выписываю их содержание и передаю вам с Дженеврой.
Я поморщился, благо моего лица мой спутник видеть не.
— Так вот, как у вас дела делаются. А я-то думал, как так быстро все прочитывается.
Робин продолжил:
— Джейн больше никого до этого не допускает, будто секрет какой, что оттуда на днях кто-то навернулся…
Ребенок. У меня будет ребенок.
Сосредоточившись на ускорившемся биении своего сердца, ощущая, как по мере удаления от Ла Круа какая-то невидимая нить постепенно все сильнее натягивается и в конце концов просто рвется.
Робин замолк, наш разговор оборвался, и мы продолжили наш путь в звенящей тишине таинственного Огнива.
========== Часть 5 ==========
— Стой, Вильгельм, подожди! — мое запястье обхватили тонкие пальцы — я застыл, заслонивлись от слишком яркого света зажженного фонаря. — Что с тобой?
— Все в порядке, — собственный голос показался мне глухим и каким-то неестественно низким, я прокашлялся, глаз отдал пульсирующей болью. Натянутая, едва начавшая заживать кожа на рассеченной губе снова треснула. Кончиком языка я ощутил вкус крови.
Отец, несмотря на мягкий покладистый характер, в моменты раздражения делался настоящим тираном. Будучи эталоном морали и нравственности для своих людей, в отношениях со мной он не имел в своем характере никакой сдерживающей терпимости. Вероятно сказывался его преклонный возраст, потому что в моей памяти еще были живы воспоминания о его заботе и участии, но в какой-то момент его словно подменили. Стоило мне нарушить одно из установленных им правил, как мягкий, надтреснутый от возраста тембр моментально взлетал вверх, а рука опасно заносилась для удара.
О таких говорят «в тихом омуте водятся черти». Его заместители и помощники — статные, как на подбор, сухие старички, важные и серьезные, во время таких вспышек гнева лишь безучастно наблюдали за происходящим и приподнимали острые подбородки, иногда кивая в знак согласия.
За время правления Феодоссия Второго ‘Светлого’ государство Де Данслис не приняло участия ни в одной войне и официально не участвовало ни в одном вооруженном конфликте в других странах. На публичных выступлениях Его Величество скорбно говорил своему народу о том, что сила их земли не в кулаках, а в той мирной стороне силы, которая предпочитает оборону прямому нападению.
Феодоссий с юности рьяно выступал на стороне религиозного развития, строил скромного убранства церкви, храмы и часовни. За первые двадцать лет его правления появилось огромное количество церковно-приходских училищ, где можно было получить дешевое среднее образование; были созданы сотни общин, материально поддержаны несколько разных религиозных культов, а люди, принадлежащие к ним — вне зависимости от вероисповедания — особенно старейшины, коих насчитывалось более двух сотен, стали одними из самых уважаемых в Де Данслис людей.
Феодоссий долго не мог определиться, какой из религий отдать предпочтение, и в итоге решил не выбирать. После смерти своей жены он приблизил к себе трех религиозных деятелей — по одному от каждой веры — и сделал их своими советниками.
Однако после скандального ухода нашего брата Джорджа в монахи и его публичного отказа от престола, отец изгнал своих советников из страны, отдал приказ об уничтожении всяких упоминаний старшего сына в рукописях и документах.
С тех пор отец взялся за наше с Джейн воспитание с особым усердием, уже не питая никаких иллюзий насчет нашего «самообразования», которым он называл обучение у ряда учителей, приходивших к нам исправно каждое утро кроме седьмого дня недели.
Тем временем его вспыльчивость, так исправно контролируемая на публике, с возрастом лишь усугублялась. С некоторых пор он предпочел лично присутствовать на наших с Джейн занятиях, считая, что так контролирует процесс обучения, не осознавая, что своим присутствием и постоянными комментариями в адрес несовершенства стандартных учебных процедур лишь мешал. Однако никто из нас не имел никакого права выказывать своего к этому отношения.
Что до нас, Джейн, как вторая по возрасту, была его любимицей. Единственная дочь. Пожалуй, этим она была обязана своей внешней схожести с нашей бабушкой по отцовской линии. Ко мне же отец постепенно начал относиться с настороженной холодностью, будто я был нежеланным бастардом, а не его законнорожденным сыном.
Меня отличал бонзово-рыжий, почти багряный цвет волос, доставшийся мне в наследство от кого-то из старших родственников. Пожалуй, кроме веснушек, между мной и отцом во внешности не было более ничего общего, однако суть наших сложных отношений с ним лежала в другом.
Если обходить его болезненную суеверность по отношению к цвету моих волос (по причине которой меня так и не покрестили), то с самого рождения на мне было поставлено страшное клеймо.
Он считал меня убийцей моей скончавшейся от родильной горячки матери.
Я выдернул запястье из чужой хватки и снова попытался уйти.
— Да подожди же ты… — Джейн осторожно повернула к себе мое лицо, другой рукой подняв фонарь повыше, чтобы лучше рассмотреть следы побоев. Я покорно посмотрел ей в глаза, устало выдыхая.
— Теперь довольна?
Чтобы ей не пришлось вставать на мысочки, я склонился к ней. Дженевра нахмурила темные брови, холодным пальцем опасливо касаясь расползающегося по скуле синяка.
В ее темных испуганных глазах отражался огонь свечи, хрупкая ладонь скользнула в мои волосы, и, задув свечу, оставляя нас в кромешной тьме коридора, девушка притянула меня к себе, крепко обняв за шею. Мне пришлось склониться еще сильнее вперед, лбом утыкаясь в ее плечо.
Мы всегда встречались в этой почти заброшенной части поместья, где по моей просьбе отец разрешил отвести мне комнату. Вероятно, от того что опасался непосредственной близости. Ему часто грезилось, что я горю желанием забрать у него власть, о чем он подробно рассказывал, вычитывая меня за очередную провинность.
«Я все знаю, щенок, ты хочешь моей смерти, но не дождешься, я все знаю.»
Я же с детства шарахался от любой мысли о троне Де Данслис как от чумы, в некоторой степени напуганный словами отца, но, в остальном, просто боящийся принять на себя такой груз ответственности.
Мы всегда знали, что королем станет Джордж, и это казалось нам чем-то предопределенным, поэтому, когда он ушел, мы, откровенно говоря, сильно растерялись. Его всю жизнь воспитывали как первого наследника. Кого интересовали принц и принцесса на несколько лет младше него?
На прощанье Джордж крепко нас обнял и, кажется, тихо попросил прощения. Я никогда не забуду тот день, когда он уехал. Прижавшись лицом к толстым прутьям решетки в окне, я долго наблюдал за его удаляющейся фигурой. Когда-то в будущем, через десять лет или больше, я получу от него первое письмо, но до тех пор для меня он будет оставаться лишь еще одним мертвецом — вторым на моей памяти.
Я медленно осел на пол, опускаясь перед сестрой на колени, теперь обнимая ее за бедра, щекой прижимаясь к ее животу. Я успокаивался. Ярость, воспламенившаяся после моего разговора с отцом, постепенно угасала. Он уехал, я не увижу его еще несколько недель.
Какое счастье…
Чужие пальцы перебирали мои волосы, едва ощутимо почесывали за ухом, накручивали длинные пряди.
Я прижался кончиком носа сквозь легкую ткань к ее пупку, осторожно, боясь испачкать ее ночную рубашку кровью.
— Он снова был недоволен твоими успехами в учебе? — Дженевра успокаивающе покачивалась из стороны в сторону.
— В том числе, — выдохнул я, в раздражении на отца пальцами сминая ткань на ее бедрах.
— Тшш, успокойся, — снова усыпляющие поглаживания вгоняют меня в негу.
