Вильгельм, я обращаю эти слова к тебе и прошу у тебя заранее прощения, зная, как ты будешь зол, когда дочтешь до этого момента. Я должен был сообщить это ранее, однако посчитал, что это станет для вас двоих ощутимым ударом, а для кого-нибудь другого — оружием против тебя, поэтому я молчал, хотя после смерти Феодоссия обязан был раскрыть тебе, что не он твой родной отец и, что он знал об этом, знал и молчал, думая, что это сломит тебя, отрезав твой путь к престолу. Только к твоему совершеннолетию Феодосий по чистой случайности узнал от давно ушедшей на покой фрейлины (определённо мучимой совестью), что его младший ребёнок умер при рождении вместе с матерью. Это была дочь. Ее подменили другим младенцем, потерявший мать, чтобы избежать виселицы и возможно обеспечить хотя бы одному ребенку лучшее будущее.

Король попытался обезопасить всем этим свою дочь, а меня — знающего обо всем — сделать ее мужем. Будь ты негодяем, оно помогло бы нам официально защититься от твоих предполагаемых посягательств. Однако вышло все совершенно не так, как он себе воображал.

Как говорят, ingorancia non est argumentum, Вильгельм. Незнание — не аргумент. И я каюсь в своей глупости и надеюсь на твое прощение. В знак моей скорби и привязанности, какую я испытывал к своим родным еще с раннего детства, когда мы были с тобой только-только знакомы, я прикажу нескольким лучшим моим лекарям остаться в Ла Круа, дабы следить за здоровьем Его Высочества Клодия, твоим и ваших приближенных. Я заранее об этом распорядился, поэтому ни единого отказа с твоей стороны не приму ни в каком виде. Твоя сестра и моя кузина Джейн умерла не столько от родов или от болезни, ее убило то, что убивало миллионы до нас и убьет миллионы после — человеческая глупость и месть.

Если что, моя помощь всегда к твоим услугам.

Санчо Брис