– Неправда! – я рявкнул, наплевав на все. – Ты надеешься, что он изменился! Но такие не меняются, ты знаешь это!

– Я тоже не меняюсь!

Юлий вскочил, схватился за бутылку. Напряжение между нами уже искрило. Я знал, что в любой момент произойдет чертов взрыв. Дождь за окном неожиданно стих, что только добавляло тревожности. Затишье за окном казалось предвестником бури в доме.

– Ты не хочешь, чтобы я его нашел, потому что так потеряешь меня, – проговорил Юлий в звенящей тишине. – Ты поэтому его ненавидишь.

Я молчал, не собираясь вестись на каждую его провокацию.

– Я найду Диму, мы поговорим, – он сузил глаза. – Ты не сможешь мне помешать.

Я прикрыл глаза. Где-то в глубине души я всегда знал, что все закончится именно так. Что наша дружба с Юлием – мой займ у судьбы; что однажды придется платить по счетам, отдавать то, что никогда мне не принадлежало. Я не хотел, чтобы это случилось сейчас, я так не хотел всего этого!

– Поехали со мной в Берлин? – в голосе Юлия неожиданно послышались тихие, почти просящие нотки.

Я смотрел на него: светлые полупрозрачные глаза, непропорционально большой нос, пухлые губы, которые он любил поджимать по старой привычке, торчащая из ворота олимпийки тощая шея. Худой, бледный, не особенно симпатичный, с острым языком и неуемными демонами в голове, которые гнали его от города к городу в поисках новых эмоций, ощущений и отвлечений. У меня перед глазами проносились наши приключения: пляжи Европы, музеи, бесконечные кафе и бары, номера гостиниц, которые мы забывали, как только сдавали ключи. На моем холодильнике громоздились магниты и фотографии – воспоминания о счастливых деньках, которым теперь пришел конец. Я всегда шел у Юлия на поводу, поддерживал любую дурную идею, срывался на другой конец города или континента просто так – потому что хотел. И потому что он знал, что я сам хочу этого.

С бурного окончания их с Димой истории прошло пятнадцать лет. И столько же – с начала нашей. В одном Юлий был прав – мы выросли.

– Нет, – я покачал головой. – Туда я с тобой не поеду.

Юлий вспыхнул, по его лицу пошли некрасивые красные пятна. Он принялся орать, называя меня хреновым другом, ссыклом, придурком. Он брызгал слюной, был готов лезть в драку, порвать со мной навсегда. Я хранил молчание. Я знал, что он никуда не денется.

Как Юлий все эти годы знал, что я не исчезну, так и я теперь остро понимал это в отношении него. Может быть у меня не было над ним той власти, что сохранилась за Димой даже спустя столько лет, но я уже давно не был Артуром – парнем Вити из общаги. У нас с Юлием была своя история.

– Пошел нахуй! Я поеду один!

Юлий выскочил из моей квартиры, на ходу впрыгивая в еще мокрую куртку. Я прислонился к стене, тяжело выдохнул. Мой самый страшный кошмар начался.

Пол кухни был в крупных и мелких осколках – в порыве ярости Юлий шибанул бутылкой об стену. Я мрачно смотрел на это.

Будущее было неопределенно, но одно я знал точно: он наверняка найдет Диму и наверняка расскажет мне об этом. Что бы ни воображал себе Юлий, я был его единственным другом.

Весна в Берлине не торопилась начинаться.

Под ногами хлюпал мокрый грязный снег, с неба сыпал такой же. Пройдя длиннющие коридоры огромного аэропорта и чуть заплутав в них от рассеянности, Юлий наконец вышел на свежий воздух и вздохнул полной грудью.

Справа от него стояли автоматы по продаже билетов на автобусы, идущие в город. Юлий выбил себе один, не глядя толком, в какой район едет. Ему в целом было все равно – он знал: ему достаточно оказаться внутри мегаполиса, а там он разберется с тем, куда ему нужно. Он уже бывал в Берлине раньше – по работе, проездом, просто так. Невольно пришла в голову мысль о том, что они могли столкнуться с Димой здесь случайно. Выходило забавно: в Питере Юлий всегда опасался такой неожиданной встречи и только в Европе чувствовал себя защищенным «железным занавесом» из государственных границ, которые, как ему казалось, Дима преодолеть не сможет. Европа стала его местом для движения, свободной зоной без границ и обязательств. Выходило, что он ошибался. Дима обнаружился в самом центре свободы Юлия.

Автобус весело катился в сторону города, Юлий косился на пассажиров, будто бы каждый из них мог теперь представлять для него опасность. Парадокс заключался в том, что сам он ехал на встречу к тому, кто был опаснее всех. Это раздражало. Как и правота Артура, уверяющего, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Юлий знал, что не выйдет, но упрямство было сильнее его. Как раньше.

Уже внутри города автобус неожиданно встал. Юлий не особенно хорошо понимал немецкий, тем более, что пассажирами в основном были эмигранты, но понять, что что-то сломалось, было не трудно.

Он вылез в холодную мокрую улицу, поправил на плече рюкзак, замотал плотнее зеленый вязаный шарф и огляделся. Все это напоминало события многолетней давности. Тогда он тоже оказался в вроде бы знакомом городе, искал свое новое место жительства, а нашел – Диму и проблему на многие годы вперед. Прикуривая, Юлий хмурился, размышляя, что ему теперь стоит делать. Он достал телефон, хотел было написать Артуру, что долетел, но вспомнил про скандал, после которого они, видимо, больше не были друзьями.

Юлий сунул телефон в карман, сделал пару глубоких затяжек. Артур никуда не денется.

Он огляделся, пытаясь сообразить, в какой части города находится. В Берлине с этим было просто: история города наложила на архитектуру неизгладимый отпечаток. Отличить восточную часть от западной не составляло труда.

Мрачные однотипные шестиэтажки, огромные проспекты, ряды одинаковых грязных окон. Юлий скривился. Он всей душой ненавидел это и недаром старался реже появляться в Польше, а больше в Питере. Здесь он тоже точно не станет жить.

Было около полудня, так что он не торопился. Он выбирался из восточных районов пешком, пересекая перекрестки и не задерживая взгляд ни на чем, кроме светофоров.

Пришло сообщение о том, что в квартире, которую он поспешно снял, пока ожидал свой рейс, все готово для заселения: ключ в ящике, код такой-то. Курить и шуметь запрещено. Юлий усмехнулся: на его памяти не было жилья, где бы он выходил на перекур дальше балкона. Этому его, кстати говоря, тоже научил Дима, который смолил в кровати, не парясь ни о комфорте, ни о приличиях.

Дима…

Юлий знал, что уже находится в районе его студии. Понимал это по тому, как изменилась архитектура, как на улицах стало больше кафе, баров, людей. Он мог бы открыть скаченную в телефон карту города и выбрать маршрут, но все еще малодушно не делал этого. Он взял кофе на вынос, посидел на скамейке какой-то полупешеходной аллеи, поглазел на видневшуюся здесь телевизионную вышку. Дождь прекратился, тучи разошлись. Все вокруг вроде как повеселело.

Юлий упрямо не доставал телефон, чтобы свериться с адресом, старался не смотреть на названия улиц и указатели. Подспудно оттягивал момент встречи, несмотря на то, что прилетел специально за этим.

Артур был прав: Юлий понятия не имел, что собирается сказать Диме. Он сам ушел, забыл и закопал их общее бурное прошлое. Он неплохо жил все эти годы, полные свободы, событий, людей и городов. Юлий не любил Берлин, но, перемещаясь сейчас по его улицам, с удивлением отмечал про себя, что Диме подходит это место. У Берлина было дерзкое, сильное лицо, таящее в себе скрытую угрозу, которая сейчас в общем-то была не видна, но тень которой присутствовала в самом воздухе города. Эмигранты, немцы, подозрительно глядящие друг на друга прохожие, зажатые, дерганные, не похожие на расслабленных ленивцев из южно-европейских городов. У до этого безликого для Юлий города теперь появилось лицо – Димино.

Дима совершенно не изменился. Юлий поразился этому, глядя на мутную фотку Андрея. Он не растолстел, как стало со многими, не облысел, поскольку всегда ходил с очень короткой, почти под ноль стрижкой. Он обзавелся татуировками (попавшая на фото рука в черной перчатке была сплошь покрыта рисунками), скорее всего – новыми морщинами, и наверняка – собственной историей. Это поражало больше всего.