К вечеру воскресенья Турин принял решение. Он прошел через все сомнения, даже написал спискок «за» и «против» из кучи пунктов, который на всякий случай сжег, долго бил грушу, много курил, часто зависал с дурацкой улыбкой на лице, но итогом стала уверенность, которая была ему так нужна все эти дни, полные странной мании.

Собираясь утром на работу, он с особенной тщательностью брился, попытался даже как-то уложить свои не слишком длинные волосы, поискал толстовку поновее. Весь рабочий день он провел в приподнятом настроении, улыбался клиентам, делал отличные продажи. К метро он летел как на крыльях, заранее зная, сколько времени ему необходимо, чтобы оказаться в нужном вагоне вовремя. Он залетел туда не с улыбкой, но с полным решимости лицом, будто нырял в ледяную воду.

Лёня был не один. Турин понял это сразу по тому, как тот, заметив его, насмешливо улыбнулся и изогнул бровь с сережкой.

«Специально! – сообразил Турин, с досадой плюхаясь на сидение. – Он это подстроил»!

Рядом с Лёне с двух сторон сидели уже знакомые Турину пацаны, которые через голову Лёни обсуждали что-то веселое. Лёня, видимо, до этого принимавший участие в общем разговоре, теперь смотрел только на Турина и улыбался. Турин сжал в руках мобильник, опасаясь, что сейчас со злости швырнет его прямо в наглую рожу.

Если бы «этот» знал, через какой ад из мучений и сомнений прошел Турин, чтобы прийти сейчас сюда, интересно, он бы так же улыбался? Турину почему-то казалось, что нет. А может это и был план – свести его с ума? Турин не был ни в чем уверен.

На переходе Турин не выдержал, догнал Лёню и, подхватив под локоть, вырвал из людского потока.

– Какого хрена?! – тут же зашипел тот, пытаясь вырваться. – Я не один! Правила!

– Я хотел уточнить по цене, – Турин оттеснил его к стене, закрывая спиной от чужих глаз.

– Я уже сказал все, – Лёня привычно сузил глаза, – скидки только постоянным клиентам, ты еще не в их числе.

– Мне это не нужно! – рыкнул Турин, продолжая сжимать его локоть.

– Тогда чего пристал?

– Я хотел спросить, – Турин сглотнул, вдруг пугаясь того, что готов был произнести еще каких-то четверть часа назад с полной уверенностью, что это то, что ему на самом деле нужно.

– Ну? – Лёня нетерпеливо поднял брови.

– Сколько стоит поцелуй? – быстро проговорил Турин. – Я хочу только поцелуй.

Лёня с удивлением распахнул глаза и резко дернулся в бок, будто бы Турин собирался осуществить задуманное прямо здесь. Турин наслаждался произведенным эффектом. Он предполагал нечто подобное, но вживую видеть это было в разы приятнее. Эмоция! Живая, настоящая – не злость, не сарказм, не весь этот напускной выпендреж, а удивление и будто бы… страх?

Турин нахмурился. Он не понимал, откуда мог взяться страх, когда тот сам добровольно и уверенно предлагал вещи гораздо серьезнее и позорнее этого. Лёня уставился на него, открыл было рот, чтобы что-то ответить, но тут его окликнул один из дружков:

– Эй, мужик, все нормально?!

Турин тут же отступил, понимая, как со стороны может выглядеть их общение. Лёня отлепился от стены, покосился на него странным взглядом, подошел к друзьям.

– Все в порядке?

– Да, – он мотнул головой, – пошли.

Турин остался стоять. Он решил подождать следующий поезд.

Конец ознакомительного фрагмента

Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна – то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.

Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.

В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») – идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»

Несколько дней в метро прошли без происшествий. Лёня (Турин научился называть его про себя по имени) не появлялся – то ли прятался, то ли ездил наземным. Турин запретил себе его выискивать и караулить. Он ездил привычным маршрутом, садился в тот же вагон и ждал. Почему-то уверенность в том, что Лёня обязательно вернется, не покидала его.

Иногда Турин думал о том, что половину всего, что касалось Лёни, он сам выдумал, а другую половину – приукрасил. В конце концов, он ничего не знал об этом парне, кроме имени (возможно, ненастоящего) и отрезка его ежедневного маршрута. Однако ощущение, что они друг другу не чужие люди, не покидало его.

Еще странным было то, что Турин почему-то упорно не воспринимал его как парня и, как следствие, не терзался идеями определения собственной ориентации. Лёня был настолько другим, что казалось неправильным относить его к какому-то полу, будто бы такие простые категории ему не подходили. Он был будто бы не совсем человеком даже, а существом – загадочным, непонятным, странно-притягательным – вот и все, что мог придумать Турин. Лёня стал для него явлением, и это явление теперь имело голос, запах, свою манеру излагать мысли, мимику и жесты – не всегда приятные, но интересные, не надоедающие.

Лёня снова появился в пятницу. Турин зашел в вагон и сразу увидел его. В этот раз Лёня ехал один и снова спал, словно не было у них никакой договоренности насчет его одиночных поездок. Это Турина против воли разозлило. Все идеи о том, что Лёня намеренно избегает его, потому что тоже «что-то там думает», сейчас показались Турину наивной чушью. «Этот» дрых как ни в чем не бывало, снова выставив свои тощие ноги в проход и откинувшись на спинку сидения. Турин не удержался, подошел и потыкал его в голень краем кроссовка. Лёня тут же открыл глаза, нахмурился, видимо, пытаясь понять, что происходит и где он. Эти несколько секунд растерянности умилили Турина, – была в них какая-то простота и искренность, которой он никак не мог добиться при их личном контакте. Но вот Лёня осознал, где он и кто стоит прямо напротив него, подобрался и тут же сузил свои глаза.

– Чего надо? – произнес он одними губами.

Турин не стал отвечать – в вагоне было шумно, да и не хотелось прилюдно обсуждать их личные дела. Он неопределенно поджал плечами, как бы говоря: «ты знаешь». «Этот» нервно поерзал на сидении, окинул Турина внимательным взглядом, потом зачем-то глянул на часы, кивнул.

На пересадку они шли вместе. Лёня молчал, на Турина не смотрел, впрочем, ему самому было не до разговоров. Он нервничал. Непонятно было, где и как Лёня планирует осуществлять… эм, свою деятельность. Он был настолько непредсказуемым и непонятным, что приходилось постоянно быть настороже. Турин не был уверен, например, что тот не сбежит прямо сейчас.

Они вышли на Новочеркасской. Лёня тут же уверенно пошел в вправо, хотя Турин знал, что его выход, ведущий к дому, в другой стороне. Их окружал знаменитый на весь Питер круговой подземный тоннель, из которого тут и там торчали лестницы, ведущие на поверхность. Заблудиться здесь ничего не стоило, люди постоянно путались в том, с какой стороны расположен нужный им выход, Турин и сам ни раз плутал здесь. В свое время он выучил только номер выхода Лёни – двенадцатый. Поэтому тем страннее было, что сейчас они шли в противоположную от него сторону. Часть тоннеля ремонтировали и давно перегородили для работ. Там теперь был тупик и, как следствие, валялись бутылки, обертки, отвратительно пахло мочой, и никого не было.

Лёня дошел почти до самого перекрытия, развернулся и вопросительно поднял брови.