– Вода поднялась. Нас затопит…
– Надо попытаться самим…
– Будь они трижды прокляты!..
– Главное – без паники… Слышите, стучали…
Сердце у Степки радостно забилось. Он не один.
– Дяденька-а! Где вы? – крикнул мальчик, и голос его был уже не такой глухой.
В ответ раздался стон. Степка сунул руку в карман, фонарик оказался на месте. Свет полосой скользнул по груде тел, лежавших в самых невероятных позах на скамейках и друг на друге. Под ногами блеснула черная вода. Из воды торчали руки и словно хотели схватить Степку за полы его пальто. Он невольно попятился к стенке.
– У кого фонарь? Эй! – услышал он мужской голос.
– У меня! Я тут! Где вы? – крикнул Степка.
– Иди сюда…
– Куда? Тут вода глубокая…
– Свети мне… На меня свети…
В полосе света Степка увидел пробирающегося к нему мужчину.
– Вниз свети, зачем же ты в лицо?.. Вот. Ты ранен?
– Не знаю… Только в ушах гудит очень…
– Контузило… Подожди-ка… Еще живая. Захлебнется, пожалуй.
В двух шагах от Степки он склонился над женщиной, лежавшей в воде, и приподнял ее.
Это была ракетчица. Голова ее беспомощно откинулась назад.
– Держите ее, дяденька… Я помогу, – сказал Степка и спустился в холодную воду.
– Фонарь не урони, – предостерег мужчина. – Без фонаря совсем плохо.
Ракетчица сопротивлялась, когда они ее понесли. Бессознательно она цеплялась за все, что попадало ей под руки, и они с трудом добрались до соседнего подвала. Здесь взрыв произвел меньшее разрушение, и жертв было немного.
Около стены были составлены уцелевшие кровати, на них лежали скамейки, образуя помост. Забравшись на эту площадку, люди жались друг к другу.
Ракетчицу положили с краю помоста. Какая-то женщина стала приводить ее в чувство, растирая виски и хлопая по щекам.
Фонарик свой Степка отдал мужчине.
У стенки кто-то заплакал.
– Опять слезы?.. Товарищи, мы же условились. Главное – без паники, – сказал мужчина.
– И без того воды много, – неожиданно сказала женщина, возившаяся с ракетчицей.
– Сильно прибыла?
– Если так будет прибывать, то часов на десять хватит.
– А за десять часов можно новый дом построить…
– Стучат… стучат!
Наступило молчание, и Степка ясно услышал глухой стук за стеной. Там работали дружинники, разбирая завал.
– Им надо ответить, – сказал Степка.
– Стучали уж, – хрипло ответил кто-то. – Вопрос в том, успеют ли раскопать нашу могилу, пока нас не затопит?
– Конечно успеют, – уверенно сказал мужчина.
Снова наступило молчание, и только где-то в глубине подвала по-прежнему выкрикивал высокий женский голос: «Оленька! Оленька!»
– Чего она кричит? – тихо спросил Степка.
– С ума сошла…
В это время ракетчица пришла в себя и села на краю помоста. Она оглянулась по сторонам и со стоном закрыла лицо руками.
– Успокойтесь. Вы живы… и, кажется, целы, – ласково сказал мужчина, похлопав ее по руке. Затем он повернулся к Степке. – Послушай, паренек, фонарик твой я заберу, а то спички кончились.
– Возьмите, дяденька, – сказал Степка. Ему ужасно нравился этот спокойный и дельный человек.
– Пойду искать. Там еще много живых.
– Я пойду с вами… Я врач, – сказала женщина, возившаяся раньше с ракетчицей, и прыгнула в воду.
Когда они скрылись в другом отделении подвала, наступила темнота и напряженное молчание.
15. В берлоге врага
Мишка пошевелился, и собака сердито заворчала. Положение создалось скверное. Он слышал, как собака бегала вокруг машины, скребла когтями по борту.
– Грумик! Грумик! – ласково позвал он, но в ответ собака залилась злым лаем.
– Чтоб ты сдох! – выругался шепотом Мишка.
Собаки он не видел, но по тому, что она доставала передними лапами борт грузовика, понял, какого роста этот Грумик. Лай его тоже говорил, что играть с Мишкой он не собирался. Время тянулось мучительно долго, и Мишка продрог до костей.
Наконец хлопнула дверь на крыльце, и женский голос позвал:
– Грумик, иди домой!
Лай сменился довольным повизгиванием, но сейчас же собака бросилась к грузовику и снова залаяла.
– Что ты там нашел, Грумик?
Снова повторился визг и грозный лай в сторону машины. Видимо, женщина поняла собаку и, встревоженная, ушла в дом. Скоро двери хлопнули вторично, и во двор с лампой в руках вышел шофер. Жена его стояла с ним рядом. Мишка лежал не дыша, притаившись в углу кузова, но это ему не помогло.
– Что он? Крысу учуял?
– Нет. Ты посмотри, Сеня. Он бы так лаять не стал.
– Ну, хорек забрался. Что там, Грумик? Ищи!
Грумик царапал лапами по борту.
– Ну-ка, подержи лампу, Катя.
Едва лишь шофер встал на подножку и заглянул в кузов, как сразу увидел съежившегося мальчика.
– Верно! Тут кто-то есть… Эй, гражданин! – толкнул он в спину скорчившегося Мишку.
Притворяться дальше было бесполезно, и Мишка нехотя поднялся.
– Ты как сюда попал?.. Постой, постой… Свети-ка на него, Катя. Э-э-э! Да это знакомый! Как же это ты с Петроградской стороны сюда угодил?
– А я с вами приехал.
– В гости? – басил добродушно шофер, помогая Мишке выбраться. – Вылезай, коли в гости приехал, проходи в горницу… Нельзя, Грумик!
Он пропустил Мишку вперед себя на крыльцо и запер за собой дверь.
– Садись, гость, – сказал шофер, указав на табуретку, а сам прошел в конец комнаты к столу, на котором стояла еда, пустая пол-литровая бутылка из-под водки и шипел самовар.
Очутившись в теплой, чистенькой комнате, Мишка стал дрожать, и чем дальше, тем больше, так что через две минуты у него зуб на зуб не попадал.
Жена шофера хмуро смотрела на лихорадящего мальчика и, ни слова не говоря, села напротив.
– Зачем ты приехал? – спросил шофер, принимаясь за прерванный ужин.
– А я сам не знаю, – еле выговорил Мишка.
Хотя его знобило, но голова была ясная, и он не терялся.
– Как это сам не знаешь? Как тебя зовут?
– Степка, – на всякий случай соврал Мишка, вспомнив своего приятеля, дежурившего сейчас где-то на Петроградской стороне.
– Степка?.. Ты рассказывай, рассказывай.
– Сеня, ты погляди, как он замерз. Трясется, бедный, даже смотреть страшно, – с жалостью сказала женщина.
– Ничего, это ему на пользу. Отогреется.
– Дать ему чаю горячего?
– Не надо. Пускай сначала скажет, зачем приехал.
Наступило молчание. Мишка сжал зубы и, затаив дыхание, напряг все мускулы, отчего сразу перестал трястись, и только где-то внутри, под ложечкой, осталась неприятная дрожь.
Собака лежала около хозяина и, положив лапы, смотрела на мальчика. Шофер громко чавкал и тоже не спускал глаз с гостя. Покончив с едой, он подошел к жене и, обняв ее за плечи, сел рядом на один стул.
– Ну так что? Будешь говорить?
– А чего говорить?
– Зачем ты приехал?
– Да так… прицепился, значит, хотел к дому подъехать, а потом машина шибко поехала, я и побоялся соскочить… Ну и, значит, заехал, сам не знаю куда… – сказал он, глядя ясными глазами прямо в лицо шоферу.
Объяснение было настолько правдоподобным, что шофер задумался. Ему ли не знать ленинградских мальчишек! Прицепившись к трамваю, к троллейбусу, к грузовику, они не пропустят удобного случая бесцельно прокатиться в любом направлении. Можно сказать с уверенностью, что если бы им удалось пробраться на аэродром, то и тут они, ни секунды не задумываясь, уцепились бы за шасси первого поднимавшегося самолета. Но тут случай был особый. Мишка относил письмо к «их» человеку и принес очень странный ответ.
Шофер достал из кармана портсигар и молча закурил. Затем вынул часы и посмотрел на них. При взгляде на эти часы Мишка чуть не подпрыгнул. Черные, с золотым ободком, они были как две капли воды похожи на те, что он видел у однорукого и на столе у майора. У мальчика в голове мелькнула озорная мысль.
– Вы не знаете, сколько сейчас времени? – четко сказал Мишка.