Тапочек на ногах нет, потому я могу видеть ее обгрызенные ногти. Такие же и на руках, она не стесняется своей вредной привычки (ни одной из них). Но при всей этой внешней небрежности, от нее всегда приятно пахнет, и она достаточно симпатичная, даже когда не старается над этим.
Просто.. мама называет это стилем «хиппи», Нейт «кэжуал», а Питер отмахивается и отказывается разговаривать на тему внешнего вида своей дочери хоть в стенах дома, хоть за их пределами.
– Как Эби? – уточняет мама, грациозно скинув босоножки и, едва касаясь пола, точно волшебная фея, подойдя к падчерице – не было проблем?
– Нет – скучающе отвечает та, толком не раскрывая глаз, точно ее только что выдернули из кровати – спала почти все время.
Остается лишь надеяться, что она говорит об Эби, а не о себе.
– Ты ее кормила?
– Она не кричала. Вас не было меньше часа! – вплескивает, наконец, руками – можно подумать, неделю с ней сидела. Иди сама смотри.
– Нара – одергивает Питер – я сейчас не в том настроении и если не хочешь огрестись за чужие грехи, то лучше держи рот на замке.
– Как страшно – фыркнув, закатывает глаза.
– Не хочешь узнать, как прошла наша встреча? – все еще пытается вернуть разговор в мирное русло мама (что с Нарой невозможно в принципе).
– А смысл? – жмет плечами – ответ я знаю. Дерьмово, как и всегда, потому что твой бывший муженек то еще дерьмо.
Я жду, что Питер теперь уже вконец взбеситься, но это заключение, судя по всему, напротив ему точно бальзам на душу. Мама тоже не спешит ее поправлять за грубость, потому что общая суть ее устраивает. Нейту как-то по барабану и остаюсь только я, но зная склочный характер Нары – мне совсем не хочется прокатиться на хренах в безуспешной попытке отстоять честь отца.
В итоге Питер с мамой уходят в гостиную (как я и ожидала), с шумом закрыв за собой дверь. Нейт, выудив из кармана папин подарок, гордо демонстрирует его Наре. У той впервые за этот день просыпается интерес и, изъяв наушники, она присвистывает, оценивающе их разглядывая:
– Улетная тема.
– Их нам, кстати, подарил дерьмовый бывший муженек нашей мамы – не могу удержаться, наблюдая это лицемерие.
Зная Нейта, он даст Наре еще и походить с этими наушниками, и она еще будет ими даже пользоваться больше, чем он. Притом, что заплатил за них наш отец, которого она при каждом удобном случае костерит.
Нара, вдевая один наушник в ухо, переводит на меня бесстрастный взгляд:
– Ты давно с зелеными волосами не ходила? – злорадная усмешка – или, наоборот, понравилось?
А, ну да. В нашу предыдущую ссору Нара подмешала в банку с моим шампунем красящий пигмент (на удивление стойкий) и я ходила с грязно-болотным (не ярко-зеленым, как на красивых фотографиях) цветом волос еще около недели, всячески стараясь заплетать волосы в косы, хвосты или прятать в капюшонах толстовок, что стали моим вынужденным атрибутом одежды на тот отрезок времени.
– Просто уточнила – тихо добавляю, опустив взгляд, и спешно ретируюсь в свою комнату на втором этаже.
Всю мою воинственность, как ветром сдуло, стоило только представить, что через эти адские унижения с цветом волос придется пройти снова. Хотя, Нара достаточно изобретательна – вряд ли стала бы повторятся. Скорее всего, придумала бы что-то новое и еще более худшее.
Порой создается такое ощущение, что из нас троих я самая младшая (причем с большой разницей) и старшие брат с сестрой постоянно меня тюкают, едва родители отворачиваются.
Не знаю, в какой момент Нейт с Нарой успели так сдружиться, но мы с ним точно никогда не были в таких близких отношениях. В детстве, когда мама еще занималась нами больше, чем собственным отражением в зеркале (а началось это у нее больше трех лет назад, когда мне едва исполнилось 14, а Нейту 13 лет) – мы часто проводили время вместе. Были не друзьями, но хотя бы не задирали друг друга. Могли вместе сыграть в гольф за домом (да, у папы пентхаус был не в пример дому Питера), волейбол или баскетбол. Могли устроить прятки, и сами же потеряться, ища друг друга. Могли устроить войну с водяными пистолетами.
Но все это было стараниями мамы, потому что всякий раз, когда возникала ссора (у детей это неизбежно, а у подростков тем более), она журила нас и напоминала, что брат и сестра всегда должны быть вместе и горой друг за друга, кто бы что не думал и как бы на кого не злился.
Об этом легко помнить, когда тебе всегда напоминают и закрепляют эффект каким-то поощрением, точно дрессированных собак.
Но как раз, когда мы только стали входить в подростковый период – когда Нейт впервые узнал о порнухе, а я о косметике – мама узнала о старении и всем, что может его предотвратить.
Нейт стал все больше задираться, пытаясь в школе среди своих друзей выставиться за мой счет. И у него это отлично получалось – ведь над зубрилой легко стебаться, даже если ты ее брат. Перестала существовать мама, которая в такие моменты журила и призывала не допускать, и уж тем более не создавать самим, подобных ситуаций. А отцу было откровенно все равно (в те последние полгода до их с матерью расхода, он все реже появлялся в стенах дома). Тогда, за неимением заступника, я стала давать отпор сама в том единственном, чем умела– перестала помогать Нейту с учебой, перестала давать ему списывать и он скатился на одни D5 в считанные недели.
Естественно, когда пытаетесь насолить друг другу в школе, это переносится и домой. А когда вы систематически только и живете тем, как бы побольше насолить другому – о каких сестринских/братских узах может идти речь?
Потом, в течении того года, когда маму бросил отец и она еще не успела познакомиться с Питером, нами вновь занялись. Мама привела в порядок поведение Нейта относительно меня (в ход шло и изъятия мобильника, и интернета, и даже общения с друзьями, вследствие чего брат пытался сбежать из дома, но это не принесло особых успехов). После чего проделала такую же работу со мной относительно него – как бы это странно не звучало, но она убедила вновь давать ему списывать, чтобы оценки брата улучшились (из-за них он долгое время и не мог стать капитаном баскетбольной команды – да, как бы нелогично это не звучало).
Естественно, поскольку ее работа над нами постоянно мешалась с работой над собой любимой – закреплением результатов никто не занимался. Потому мы, вроде, перестали открыто враждовать и в принципе могли адекватно общаться, но до друзей было далеко.
Когда же они с Питером поженились и съехались мы, казалось, напротив должны были сплотиться, как никогда, против долбанутого отчима – но тут нарисовалась Нара. Каким-то образом Нейт в считанные сроки с ней сдружился на почве общих интересов в музыке или фильмах (ужастиках), которые они постоянно смотрели в гостиной (когда телевизор не был занят криминальными новостями Питера), и естественно до сплочения со мной «против всех» ему уже не было никакого дела.
У него появился другой «союзник».
Перед тем, как закрыться у себя в комнате – заглядываю в детскую Эби. Младшая сестра лежит в колыбельке. Нагнувшись, вижу, что она действительно спит. Поправив одеяло, теперь уже захожу в противоположную ей комнату (когда Эби только родилась – ее люлька была в спальне родителей на первом этаже, так что ее крики не были для меня адовым воем через стенку).
Закрываю дверь, снимаю джинсы и футболку, после чего натягиваю домашние шорты и майку. Волосы собираю в хвост, после чего поворачиваюсь лицом к зеркалу. Большому, в пол, зеркалу, встроенному в шкаф-купе.
Улыбнувшись, машу отражению рукой в привычном с детства жесте:
– Привет, Кевин!
После чего подхожу к зеркалу и несколько раз дышу на него, создав эффект запотевания на небольшой части зеркальной поверхности.
Отойдя на пару шагов, жду.
Наконец, на запотевшей части начинают прорисовываться буквы, точно кто-то старательно и кропотливо выводит их по зеркалу своим пальцем, пока они не складываются в корявое: