***

– Ну и куда мы едем, дяденька?

Юрка увлеченно дожевывал вторую булку подряд, заедая ее чипсами и прихлебывая горький заправский кофе.

– В участок, знамо дело, – равнодушно пожал плечами Бойко. – Куда тебя еще везти?

Юрец заметно напрягся.

– С хера ли это в участок? – он вскинул брови. – Я что – под арестом?

– Пока нет, но сам знаешь, как у нас принято: был бы человек, а статья найдется.

– Тормози. Никуда я не поеду с тобой, уебок.

– Чего?!

– Останови машину, мразь ментовская! – сорвался на крик Киселев, отчаянно дергая ручку. – Останови, я сказал, иначе выверну руль нахрен!

– Здесь нельзя, – фыркнул Вадим, – полоса средняя.

– Мне плевать, я выхожу!

– А чего это ты так завелся? – Вадим скосил на него взгляд: Киселев пыхтел, натягивая шапку и пытаясь одновременно не расплескать свой драгоценный стакан. – В розыске, что ли?

– Сам ты в розыске, – огрызнулся Юрец, безуспешно пытаясь открыть заблокированную дверь. – Я сейчас буду орать в окно, что меня похитили и собираются насиловать, ясно?

– Ясно, – кивнул Вадим, наконец замечая впереди огни долгожданного Пулковского. – Не ссы, домой мы едем, мне сейчас не упало на работе тусить, спать хочу.

Юрец недоверчиво покосился на него, но промолчал. Ручку двери больше не дергал, остановить машину не требовал. Порылся в рюкзаке, который валялся в ногах, достал шнур, воткнул в телефон, чтобы зарядить его, уткнулся в экран. Молчал – и то хорошо.

Вадим поставил негромким фоном музыку, встал в плотный поток на Пулковском.

Ситуация, конечно, требовала осмысления и каких-то решений. В том, где и в какое время Юрка обнаружился им, не было ничего хорошего. Ситуация явно пахла неприятностями и, скорее всего, криминалом. По-хорошему, на Юрца надо было надавить и выяснить, что конкретно он забыл в той глуши. Вот только Вадим знал – с Киселевым это так не сработает: парень уйдет в глухую молчанку и сбежит при первой возможности. Давать ему это возможность Вадим не хотел – все-таки свой, хоть и почти забытый уже парнишка. Если Киселев вляпался во что-то, он свое и так получит, а сегодня им обоим имеет смысл согреться, отдохнуть и выспаться.

Снова скосив глаза на Юру, Вадим заметил, что тот отрубился. Голова смешно болталась по подушке сидения, веки как-то будто болезненно были сжаты, а губы – наоборот – приоткрылись, телефон норовил выскользнуть из ослабших пальцев. Все признаки морального или физического истощения на лицо. Вадим с досадой покачал головой: парня было жалко – неизвестно, сколько километров он так брел под ветром и снегом, прежде чем появился Вадим. И неизвестно, от кого он брел и куда. Складывалось ощущение, что Юрец и сам своей дороги не знал толком. А ведь парень был из действительно хорошей семьи, молодой, симпатичный такой вырос – жалко, если правда пропадет. Таким пропадать не стоило – Бойко был в этом очень убежден.

Остановившись через полчаса на светофоре, Вадим снова обернулся на своего пассажира. Юрка все так же дрых, только лицо было уже было более расслабленным, на щеках появился румянец. При свете городских фонарей Вадим заметил сбитые в кровь костяшки на узких ладонях, ссадину под подбородком, царапину на шее. Похоже, накануне Юрец еще и подрался – прекрасно.

Желтая куртка тоже местами была измазаны какой-то грязью, как и джинсы – с вытянутыми коленями и все в пятнах.

– Что же с тобой случилось, Юра? – пробормотал Вадим, возвращая внимание дороге.

Уже на подъезде к дому ему пришло сообщение от мамы. Та спрашивала, с чего вдруг Вадим заинтересовался судьбой Киселева и просила, что, если он вдруг «проходит по этим вашим каналам», помочь парню, потому что «Юрочка вообще хороший мальчик, только дурак». В целом Вадим был готов с ней согласиться, но только той частью своего «я», которая отвечала за воспоминания детства. Вторая, находящаяся в реальном времени, была не так наивна и смотрела на просыпающегося Юрку с подозрением опытного следователя, у которого к пассажиру накопилось немало неудобных вопросов.

– Приехали? Жрать охота!

Юрка сонно моргал, мгновенно превращаясь в того парня, который «хороший, только дурак». Допрос откладывался. Вадим отбил маме «ок» и вышел из машины.

Уже поднимаясь на свой этаж, Бойко получил еще одно сообщение. Цветочный выслал файл на Киселева Юрия Петровича 24 года, прописка Москва.

Пока Юрка возился в прихожей, стаскивая кроссовки, Вадим прошел на кухню, поставил сразу чайник и воду для пельменей, открыл файл. Присвистнул он скорее ради театральности, потому что удивлен не был – нечто подобное он и предполагал: Юра был под завязку набит приводами, предупреждениями, арестами и штрафами. Тут были и парковки, и вандализм, и сопротивление органам, и пьянство в неположенном, и драки, и несогласованные митинги. Не меньше двадцати приводов. И ни одного серьезного.

– Кучеряво живешь, капитан Бойко! На денежки простого народа такую хатку купил, а? – Юрка прошлепал из коридора в кухню и застыл, прислонившись плечом к косяку. – Все разворовываете бюджет, я смотрю, не стыдно вам!

Вадим тяжело выдохнул и пошел кидать пельмени в кипяток. От мамы пришло еще одно умоляющее сообщение: «если он тебе попадется, не бросай ради меня, помоги! Я Юру с младенчества знаю, душа болит за него, как за сына»!

– Слышь, капитан, а ты Путина видел? Или там Шойгу? – раздалось за спиной.

Вадим выдохнул еще тяжелее, подумал о том, что наверняка очень пожалеет, что ввязался во все это, и занялся ужином. Юрка забрался с ногами на стул и включил какой—то ютюб-канал на своем телефоне.

На работе капитана Бойко ожидали привычные завалы из задач и документов. Вадим честно пытался максимально сконцентрироваться на них, но мыслями все равно возвращался к оставленному дома Киселеву.

Накануне Юрка вырубился, только опустившись на кровать – как был, в своей футболке и грязных джинсах. Бойко был не в восторге от такой антисанитарии в своей постели, но тут же напомнил себе те многочисленные ночи, когда он сам валился туда прямо в форме. У Киселева явно был так себе денек, а точнее -деньки, а, если верить сплетням от мамы, то и недели, так что требовать от него соблюдения каких-то правил, пусть даже элементарных, казалось негуманным.

Когда Юрка уснул, Вадим еще какое-то время наблюдал за ним, поражаясь тому, как плохо и болезненно тот выглядел. Бледный, худой, в ссадинах, с синяками под глазами. Вадим даже проверил его руки, но кожа была чистой. Впрочем, Бойко прекрасно знал, что в нынешние времена колются мало – у молодежи хватало и других способов испортить свою жизнь и здоровье.

Сам он заснул только под утро, все размышлял о Юрке, вспоминал прошлые беззаботные летние деньки и теперь страдал от головной боли. Киселев на завтрак не поднялся – так и продолжил дрыхнуть, когда Вадим ушел на службу.

– Тебе, может, помощь нужна? Мозговой штурм?

Чимикин наконец заметил его страдания и подошел проведать. Павел весь светился, как и все последние дни. Он только что пришел с мороза, в руках красовался неизменный стаканчик из «Свидетеля». Бойко невольно улыбнулся: как мало человеку оказалось нужно для счастья – смазливый парень под боком, который тебя кормит – только и всего.

– Не откажусь, – кивнул он хмуро, пододвигая стул, чтобы Павел мог поставить свой рядом, – глянешь дело?

Следующий час Чимикин вникал в детали, потом еще столько же ушло на обсуждение возможных вариантов дальнейших действий. Две головы традиционно оказались лучше, чем одна, особенно – если это не голова Цветочного, так что к обеду у Вадима было целых три новых зацепки, которые требовалось проверить в кратчайшие сроки. Поблагодарив друга, Бойко заскочил в кофейню, перекинулся парой слов с Лексом, сыронизировав на тему его свежего засоса, вогнал парня в краску, перехватил сэндвич и укатил проверять версии Чимикина. От новых возможностей в почти безнадежном деле у него поднялось и настроение, и прибавилось сил.