— Рафи? Всё нормально, дорогой?
— Да… хух… я наелся.
— А десерт? — Дарон кивнул в сторону больших и красивых пирожных, что стояли на позолоченном блюде. — Не будешь?
— Милорд, я… — я не смог закончить. Пирожные. С нежным шоколадным кремом, тающим на языке бисквитом, аккуратной ягодкой на верхушке. Я смог лишь вздохнуть, пока по моему отвердевшему круглому брюшку скользили ладошки любимой женщины. — Ммф… можно я в комнате десерт съем, а?
— Да, конечно. — закивала Софит.
— Это вандализм, — уверенно сказал Дарон.
— И распущенность, — с такой же интонацией кивнул Флейм, впихнув в себя кусок ветчины.
— Зачем есть в комнате? Во-первых, есть стол с приборами, во-вторых это крысятничество.
— Папа. Крысятничеством называется мелкое воровство.
— И таскание еды в свои комнаты, как в норы.
— Ну мы один разик, ну папочка, ну пожалуйста.
Благородный лорд Флейм простонал.
— Один раз. Только из-за того, что вы приехали.
— Спасибо, папуль. Люблю тебя, — Софа крепко чмокнула его в щёку, а потом взяла меня за руку. — Рафи, пошли. Встать сможешь? — тихо задала она мне волнующий вопрос.
— Постараюсь, — ответил я, поднимаясь.
Через десять минут мы были в комнате, а служанки принесли три подноса еды, среди которой были и те самые пирожные. Софочка полулёжа устроила меня на кровати, поднесла ко мне блюдце и присела рядом. Я вздохнул.
— Не хочу, — капризно сказал я.
— Мой сладенький, в чём дело? Желудочек болит?
— Я сам есть не хочу. Покорми меня.
У неё аж глаза заблестели. Флейм нежно прошлась рукой мне по животу.
— Конечно. — она взяла ложечку и подцепила кусочек. — Открывай ротик, Рафи.
Я съел пирожное. Затем ещё два. А затем фрукты — бананы, яблоки, апельсины в шоколаде. Целое блюдце. В животе всё тянуло и давило. Простонав, я сполз на кровать и стал лежать.
— Плохо?
— Да… ммф, мамочки… тяжело…
— Мой бедняжка, — Софа нависла надо мной, массируя брюшко обеими ладошками. Легонечко чмокнула в щёку. — Ох, какой горячий, тебе жарко? Давай разденемся.
Она стянула с меня свитер. Снова поцеловала в щёку, наглаживая пузо, и взяла кусочек пирога.
— Нет, больше не могу, — простонал я.
— Ну конечно можешь, милый. Посмотри, это всего лишь маленькая долька. Неужто не вместится в такой большой животик?
Я сглотнул. Съел, чувствуя, как пирог сползает вниз по пищеводу и остаётся где-то рядом с переполненным желудком.
— Умничка. Давай ещё немножко?
— Соф, мне больно… нгх… й-я уже не могу, — хныкал я.
— Мой толстенький мальчик, — она продолжила делать мне массаж животика. — Но ты маловато скушал. В прошлый раз ты съел на пирог больше. Ох, ты чего так смотришь? Ты снова проголодался?
— Только не сладкое… мф, есть остренькое? Хочу остренькое.
— Остренькое… — протянула она задумчиво, смотря на подносы. — Гм. А, да, вот. Жаркое с острым соусом пойдёт?
— Кусочка полтора… ну Софа, ну честно больше не вместится…
Она кивнула и нанизала на вилку кусочек, подула, и поднесла ко мне. Я съел. Дальше уже ощутил рвотный позыв.
— Рафи? Рафи?!
Я жестом ладони попросил её подождать, кое-как заполз головой на подушку и закрыл глаза, начав втягивать воздух носом, а выдыхать ртом. Через пару минут стало полегче. Я открыл глаза и прильнул к ладошке Софы.
— Подташнивает?
— Мгм.
— Извини пожалуйста, я… я как-то… увлеклась… прости, — она виновато опустила голову и прижала к себе мою руку.
— Всё хорошо, — тяжело дыша сказал я. — Ммф, спать хочу… и пить… дай водички, пожалуйста?
Софа дала мне напиться, и я решил погрузиться в сон после сытного обеда. Булочка улеглась рядом, нежно массировала мне пузечко, и целовала, шепча ласки. Я задремал на её плечике, слушая:
— Мой любимый розанчик. Мой сокровенный вкусненький пончик. У кого такой большой животик? Ох, ты уже спишь. Спи-спи, сонное ты брюшко. Люблю тебя. — и я улыбнулся. И я люблю тебя, моя милая пампушечка.
Следующим утром я проснулся, потянулся, чмокнул спавшую рядом Софочку и обнял её.
— Буууууулочка. Мяяяяягонькая, — довольно мурлыкал я. — Слаааааденькая.
— Ну отстань, — сонно пробухтела девушка, утыкаясь в подушку.
— Не-а. Моя плюююшечка, моя пыыыышечка.
— Рафи, блин, — Софа залезла с головой под одеяло. — Дай поспать.
— Нет. Сонное брюшко больше не сонное. У меня хорошее настроение, и я передаю его тебе.
— Если ты продолжишь передавать мне своё настроение, я передам тебе своё. Тапком.
— Я вытерплю всё во имя любви, прелесть моя.
— Так, всё, ты наказан, — она забрала моё одеяло и столкнула к краю, а сама разлеглась поперёк кровати. — Раз не спится, займись чем-то.
— Вот ты ворчишь, а я тебя всё равно люблю, — улыбнулся я.
— Мгм, успехов, — зевнула рыжая и продолжила спать.
— Вредная пампушка, — я чмокнул её в щёку и поднялся с кровати.
Шторы наверное лучше не открывать, пусть спит, в самом деле. Я ещё раз потянулся и поплёлся в душ. Оттуда я вышел довольный жизнью, ероша полотенцем волосы, и накинул махровый жёлтенький халат. В углу комнаты я заметил весы. Интересно, сколько я сейчас вешу? Месяц назад я был на краю, а сейчас? Так, ну, ел я не так уж и много. И ещё я болел, а ещё в дороге выматывался. Я определённо был должен похудеть. А вчера… а вчера не считается. С подобными оправданиями я взошёл на весы. И у меня едва не вырвались маты. Хорошее настроение объяла тревога, вина и паника. Месяц назад я был сто сорок девять. Сегодня я вешу сто пятьдесят шесть кило. Видимо, у меня всё-таки вырвался писк или аханье, потому что Софа недовольно повернулась.
— Ну я же… оу… — она увидела, что я стою на весах. — Ты чего такой перепуганный?
— Да я… а я…
— Много? — Софа приподнялась на кровати.
— Дофига, — я опустился в кресло, взявшись рукой за голову.
Девушка укуталась в одеяло и приползла ко мне. Обняла.
— Сколько?
— Сто пятьдесят шесть. Я помню наш договор, и… ммф, я не хочу на диету, — заканючил я, надеясь услышать её «ну конечно, мой кругленький, не хочешь — не истязай себя, пойдём, покушаем, чтобы ты не нервничал?».
Но надежда моя осталась надеждой. Софа вздохнула, приобняла меня и поцеловала в макушку.
— Я понимаю, что не хочешь. Но тебе нужно. Придётся немного похудеть, сладенький.
Хорошее настроение испарилось, у меня предательски задёргалась нижняя губа. Софа наклонилась и поцеловала меня.
— Моя булочка, ну чего ты? Тебе так обидно?
— Ты меня не любишь.
— Я?!
— Иначе бы на диету не садила.
Да, я сволочь. Но я ленивая сволочь. Поймите правильно, я очень люблю её, я знаю, что она обо мне заботится, но если б вы ещё вчера обжирались до отвала, а на следующий день узнавали, что придётся ограничить себя в еде, вы бы тоже начали отпираться. Софа бросила возмущённый взгляд.
— Да как тебе… — она осеклась. Я догадываюсь, о чём она думала. Она винила себя в том, что хочет меня ограничить от вкусной еды. Она очень трепетно носилась со мной с того дня, как я чуть не умер, и сейчас скорее всего рассуждала, стоит ли ей ругаться со мной. Софа вздохнула и обняла меня, ероша волосы. — Рафи. Я очень тебя люблю. Я уже однажды потеряла тебя. Второй раз я такой боли не переживу.
Мне стало стыдно. Я смотрел в пол и утыкался носом в тёплое одеяло, что свисало на обнимающих меня руках.
— Милый, всего-то шесть килограммов. С твоим весом они уйдут очень быстро, за месяц, или даже меньше. Я люблю тебя таким, правда, ты ведь знаешь. Это не ради моей прихоти, это ради твоего же здоровья. Пожалуйста, сладенький, ну пожалуйста.
— Ладно, — тихо согласился я и кивнул.
— Давай я с тобой худеть буду? — она нежно улыбнулась, гладя меня по щеке. — Я не хочу, чтобы ты шпинатом давился, а я рядом сидела и шоколадки уплетала.
— И ты будешь со мной все шесть килограммов?
— Все шесть, — кивнула девушка. — И потом все сто пятьдесят.
Я слабо усмехнулся. Обнял её. Внутри было странное чувство. Я был и благодарен ей, что она посидит на диете со мной, но обида всё-таки шелушилась где-то в груди. Я сам понимаю, что слишком толстоват и давно надо было остановить себя и перестать жиреть, но я как-то откладывал. А тут раз — и на меня смотрят ласковые, полные заботы и любви глаза и ещё и не указывают, а упрашивают и умоляют меня скинуть шесть несчастных килограммов. Нет, я справлюсь. Я много вешу, если я побегаю и повпихиваю в себя зелень недельки две, я очень быстро сгоню немного жирка, а потом можно будет снова объедаться и откармливаться, пока Софочка меня гладит и массирует тугой животик.
