Этим утром меня будили нежные поцелуи и шёпот:

— Рафи, а Рафи. Мой пончик, открой глазки.

— Твой пончик хочет спать, — пробухтел я, отворачиваясь.

— Ну открой глаза, милый, у меня для тебя подарочек есть.

Я вздохнул и открыл глаза, смотря на мою пышечку.

— С днём рождения, любимый, — она поцеловала меня и протянула коробку.

День рождения. Вот мне и двадцать. А через десять лет мне станет тридцать, а потом сорок, и можно уверенно сказать, что с математикой у меня всё зашибись. Я чмокнул Софочку в висок и стал открывать подарок. В коробке обнаружилась пижама-панда.

— Померь, должно подойти, — она обняла меня.

Я стал мерить. И через три минуты я стоял перед девушкой в виде панды, только шкурка мне была слегка туговата в области живота, судя по натяжению пуговок. Софа умилительно прыснула.

— Я брала её две недели назад. Ты так быстро толстеешь, мой кругленький.

— Это не я, это живот, — я накинул капюшон и упал на кровать. — И я хочу спать.

— А спать не хочет тебя.

— Ну и кто меня тогда хочет?

— Твоя пампушечка, — она уселась мне на бёдра, обхватив руками брюшко. — Гм. Сладенький.

— Да, пышечка?

— У тебя животик подрос, ты давно взвешивался?

— Наверное, а что? Я не помню.

— Может, глянем, насколько больше стало моего пирожка?

— Твой пирожок не хочет с утра пораньше на Голгофу восходить.

— Ну чего ты? Будто я тебя гнобить буду. Ты же знаешь, — она поцеловала меня в шею, — чем обширнее мой пончик, тем больше любви он требует.

Я протяжно вздохнул и посмотрел на девушку.

— Я тебя люблю, но иногда мне так хочется тебя покусать.

— И я тебя люблю, мой толстенький.

Я ущипнул её за ляжку и поплёлся к весам, зевая и тря левый глаз. Цифра, что я увидел, заставила задуматься.

— Что там? — спросила Софа. Она подошла и встала рядом. — Ого.

Сто сорок девять с половиной. Шестьдесят лишних килограммов. Не успел я начать ныть, как Софит обняла меня и поцеловала.

— Мне до диеты пятьсот грамм осталось, — грустно осознал я.

— Целых пятьсот грамм. Почти килограмм. Ох, ты расстроился? Прости меня пожалуйста, пухленький, мне не надо было тебя с утра пораньше взвешиваться тащить…

— Прощу, если не будешь ругаться.

— Ругаться? Из-за чего?

Я взял её и поставил на весы рядом с собой. Нас двоих они взвешивать отказывались, ибо не показывали больше двух сотен, и мне пришлось слезть. Софа задрала голову к потолку, не желая смотреть на цифры. А я посмотрел.

— Эх, — вырвалось у меня.

— Что? Сколько?

— Да нисколько, ты не потолстела.

— Фух, — выдохнула Софочка, спрыгивая с весов.

На самом деле, я соврал. Моя пампушечка хорошо поправилась, девяносто девять с половиной. Не хочу портить ей настроение. Я-то ладно, я привык, что она меня жамкает и откармливает, а вот она загонится. Софа что-то говорила, чтобы я не расстраивался, но я не слушал. Я просто смотрел на неё, чувствовал её ладошки на своих боках, и тихо радовался.

— … ну хочешь, я тоже отъемся?

Я притянул её к себе и сильно поцеловал.

— Соф, пошли на море.

— На море? Пошли, только давай я вещи…

— Не надо вещей. Мне нужна только ты.

Она прямо растаяла и обняла меня. Я же чмокнул её в румяную щёчку, выглянул в окно и улыбнулся. Бескрайнее голубое небо, вид на лес и море из башен Файрфорта, яркое летнее солнце и нежный ветерок. И ласковая пышечка, что мнёт мои бока и целует, заключая в свои объятия. А впереди всё лето. И целая жизнь.

====== Эпилог. Часть первая ======

Комментарий к Эпилог. Часть первая В эпилоге все внимание сосредоточено на кинке. Я предупредила.

Прошёл месяц. Мы с Софочкой уезжали ко мне домой, где родители всяко с ней носились и старались угодить. И я, и она старались им объяснить, что она не изнеженная и не капризная девочка, которая может спать только на пуховых перинах, но нас не слушали. Мама отмахивалась от меня и говорила: «Существуют нормы приличия и этикета, которым и ты, кстати, обязан следовать. Тем более в обществе леди из Великой Династии». Позже мы приезжали к Рирзу. Хозяин севера радушно нас принял, и всё было бы хорошо, если бы не лютый холод. Даже летом здесь лежал снег и почти не было видно солнца. Я умудрился простыть, зато моя половинка счастливо скакала по сугробам, укрываясь огненными крыльями. Как же было приятно, когда она обо мне заботилась, пока я болел. Сейчас же мы с ней двигались в её замок. Я хотел было предложить лорду Дарону отпустить Софочку жить у меня, на что он ответил своё неумолимое: «Куда к тебе? В общежитие? Нет, лучше уж осенью ты переезжай ко мне в поместье, а летом можешь гостить здесь, в Файрфорте». Я старался объяснить, что я не круглый год в общежитии живу, но отец любимой не слушал и лишь упрямо навязывал заботу обо мне.

Мы ехали в машине, вдалеке уже виднелись башни замка. Софа дремала на моём плече, я поднял перегородку между задним и водительским сиденьем, и приобнял её животик. Девушка вздохнула, поёрзала и зевнула.

— Мы далеко? — спросила она.

— Через полчаса приедем.

— Класс, я голодная, — она потёрла глазки.

— Я слышу, — улыбнулся я, жамкая её пузико.

Она потянулась и легла мне на колени.

— Чеши пузо боярское, — ухмыльнулась Софа.

— Было бы, что чесать. Совсем исхудала.

— Сам ты исхудал.

— Нет, ты глянь! — я приподнял её, ощупывая живот и бочка. — Ты иссохла и закончилась.

— Ах, какой кошмар!

— Щёчек больше нет, пузика тоже, грудь не грудь больше!

— Да, я один в один стиральная доска.

— Эх, вот раньше была такая красивая. Румяная, пухленькая, пышненькая пышечка. А теперь тебя нет.

— Прошу заметить, я не одна исхудала. — она поднялась и села на мне. — Где вот? Где живот, где всё? Тощий, как слуги у Глейгримов. Тебя откармливать надо, а ты что делаешь?

— А что я делаю?

— А ничего ты не делаешь! Был такой красивый сладкий шашлычок, так ведь нет, он в гости приехал и салатом давится.

— Я мог бы заново откормиться…

— Этим в Файрфорте и займёмся. Отъешься, поправишься, жирок наберёшь, — она гладила меня по щеке. — И снова будешь красивый красавец. С брюшком, щёчками, и жопкой.

— Так, стоп, сейчас-то что не так с моей жопкой?

— Её нет. Была, а сейчас нет.

Я прикрыл глаза.

— Я блин без понятия, как реагировать.

— Кушать и подращивать животик и жопку.

Вздохнув, я улёгся на сидении и потянулся. Спина затекла. Софа легла на меня и стала гладить по животу.

— Ватрушечка.

— Пирожочек, — улыбнулся я, приобняв её.

Вскоре мы были в замке. Там нас вышли встречать родители Софы, держа двойняшек на руках, Верд с Мэхиген и Ренуар. Мы вышли из машины, Софит раскинула руки.

— А вот и мы!

Родители кинулись целовать и обнимать дочь, и за компанию меня.

— Наконец-то вернулись, — улыбался Дарон, дав маленького сына дочери, которая стала его тискать, а сам стал жать мою руку и осматривать. — Гм. Поправился что ли? Хорошенький такой, довольный.

— Наверно, есть немного, — слегка смутился я, положив ладонь на брюшко.

— Не смущайся, — усмехнулся лорд. — Нашёл, чего стесняться.

— Софит! — Мэхиген напрыгнула на Софочку и чмокнула в щёку. — Муа! Вкусно пахнешь. Пошли скорей, что-то расскажу!

— Что-то — это что? — поинтересовался у жены Верд, поздоровавшись со мной.

— Потом узнаешь, малыш. Софочка, двигаем!

— Двигайте в обеденный зал, — сказал им лорд Дарон. — Дети только приехали, голодные, уставшие.

Боже, как давно я не видел этого огромного стола с горой еды. Вроде прошёл-то один месяц, а я так соскучился по вкусностям и традиционным блюдам рода Флейм. Мы все сидели рядом, разговаривали, смеялись, мне было так хорошо. Даже странно было вспоминать, что во время первой встречи милорд Дарон хотел меня прибить. Я ел и ел, когда в желудке не оставалось места, я пил и ждал минут десять, а затем снова начинал трапезничать. Рядом сидела Софа, чья ладошка то и дело ласкала и массировала мне большое тугое круглое пузцо. Через два часа я разъелся до состояния ленивого тюленя, устал дышать, и откинул голову на спинку стула. Софочка посмотрела на меня и приобняла живот.