В её глазах блеснули слезинки.

— Как же так? — прошептала София.

— Обвиняй меня, если тебе от этого легче.

Она стояла, обхватив себя руками и роняя на землю слёзы. У меня сердце сжалось так, что стало больно в груди. Почему она плачет? Люциус её обидел?

— Он её не любит, — прошептала мне Джильда. — Он это ей сказал.

Мне с трудом в это верилось. Как при таких трепетных отношениях он может не любить её? Однако, часть моей души ликовала и охотно верила словам жены, радуясь, что София свободна. И за это я себя корил.

— Я отведу тебя домой. Идём, — Люциус взял её под руку и повел за собой. А София покорно шла, молча роняя слезинки.

Когда они были достаточно далеко, чтобы не видеть нас с женой, мы вышли из-за дерева. Я грустно смотрел в сторону, в которую ушли князь и леди Старк. Мне хотелось утешить её, как и она меня утешала. Хотелось позаботиться об этом милом ангеле, которому разбили сердце. Бедняжка.

— Мне так её жаль, — сказал я сочувственно.

— Она понимала, что любить в наше время опасно, — холодно сказала Джильда. — Тебе ли не знать.

Я повернул к ней голову, сверля выжидающим взглядом.

— Твои упрёки в мой адрес имеют основания, но в её — нет. Посему не говори так.

Она молчала, горделиво снося мой взгляд. Затем смягчилась, взяв меня под руку.

— Холодно сегодня. Пойдём домой.

Мы вернулись, когда Люциуса ещё не было. Ужинать я не стал, только выпил бокал вина и удалился спать, услышав от жены, что она ляжет позже, пока она направлялась к камину с книгой в руках. В постели я ворочался около получаса, размышляя, как бы утешить леди Софию, но при этом не говорить, что я и Джильда их слышали. Но вино понемногу делало мою голову тяжелее, мысли путанее, и в конце концов, я заснул.

Мне снился дивный лес. Свет солнца пробивался сквозь его листву, давая мне видеть милую лужайку, усеянную ягодами и цветами, посреди которой я стоял. Тут было спокойно и тихо, лишь пение птиц и журчание ручья нарушало эту тишину. Я наклонился к этому ручью, чтобы попить, и увидел перед собой прекрасного оленя. Вернее, самку оленя. Её шкурка была белоснежной, очень мягкой на вид, глаза были большие и голубые, аккуратные копытца, стройные длинные ноги, способные умчать её так далеко, как только можно. Она не боялась меня. Она спокойно наклонилась к ручью и стала пить. Я перешагнул ручей и стал совсем рядом с оленем. Животное отпило и посмотрело на меня. Затем снова вернулось к воде. Я потянул к ней руку и коснулся шерсти. Мягкий ослепительно-белый мех так и манил гладить животное ещё и ещё. Вдруг раздался треск веток. Олень подняла голову, водя ушами в стороны, и посмотрела вверх течения ручья. Я тоже повернулся туда. Там кто-то стоял. В его руке что-то поблёскивало на свету. Я не видел, мужчина это, или женщина, так как фигура была укрыта плащом с капюшоном. Не успел я слова сказать, как олень зашаталась и упала на землю, изо рта её полилась кровь. Мне стало страшно. Я пытался как-то переложить животное, чтобы оно не захлебнулось, пытался звать на помощь, и тут вдруг со всех сторон раздался женский голос:

— Проснись!

Я распахнул глаза, видя над собой потолок спальни. Я жадно втягивал воздух, стараясь успокоить нервы и быстрое от испуга биение сердца. Олень пьёт отравленную воду и истекает кровью. Воспоминание о неудавшейся смерти Софии так отразилось на моих снах? Я немного пришёл в себя, и собрался спать дальше, как только теперь обнаружил, что я всё ещё один. Лунный свет струился по стене, где стояли часы, на которые я бросил взгляд. Сейчас полночь, где Джильда? Я поднялся с кровати, накинув халат, и вышел в коридор. Я дошёл до лестницы, и увидел внизу двоих людей. Статную величавую фигуру Люциуса, и изящную Джильды. Она стояла перед ним, сложив руки в молитве. Тот же ухмылялся краем губ, смотря на неё.

— Люциус, я люблю вас, — говорила Джильда. — Знали бы вы, как я страдала, когда вы и София… ревность сводила меня с ума!

Что это? Я очень хотел, чтобы это было продолжением того кошмара о белом олене, но к сожалению, это не было сном. Жена признавалась в любви моему другу, пока я спал и не подозревал ни о чём! И это после того, что я верил, будто бы она любит меня!

— Бедная юная леди, — заговорил Люциус спокойно, однако великое презрение и осуждение звучало в его тоне. — Замужняя леди. Как же вас угораздило влюбиться в такого, как я?

— Вам ли не знать! — она взяла его руку. — Я полюбила вас, едва узрев. Я всеми силами души хотела быть вашей до скончания дней, но отец заставил выйти за другого. За эгоистичного и поверхностного богача, ведь мы…

— Вы на грани разорения, — договорил за неё князь. — Лорд Керрингтон неудачно сыграл со мной, и ещё несколькими почтенными джентльменами в вист, потому я это знаю. Потому он и не выдал бы вас за меня. Я бы и не взял.

Я стоял в шоке. Так она лгала мне. Она никогда не любила меня, а лорд имел меня единственным знакомым с таким состоянием. Он повелел дочери очаровать меня, и у неё это получилось. А я, глупец, верил ей и любил!

— Люциус, взгляните на меня. На моё тело, за которое боролись десятки аристократов. Неужели я не могу вам нравиться? — Джильда провела вдоль своей талии руками.

— Моя дорогая, даже сама Венера не создала бы столь отвратительный союз.

Чувство боли и горя смешалось с восхищением. Люциус поистине был мне другом. Честным и верным. Сейчас я обожал его, как никогда прежде.

— Думайте что хотите, любить вас я не перестану. Каждую ночь я вижу сны, где вы и я вдвоём. Я вас прошу, не лгите. Я знаю, как вы на меня смотрите.

— А знаете ли вы, о чём я думаю, когда на вас смотрю? — Люциус сжал её запястья, яростно смотря в глаза. — Я думаю о том, какое дивное тело порой даёт Господь, и какая мерзкая душа шлюхи в этом теле вырастает. Я не стану с вами спорить, вы красивы. Но однажды смерть оставит свой отпечаток на вашем личике, сделает синей, иссохшей, ужасной. Такой, какая вы на самом деле.

— Тогда чем вам так нравилась София? Ах, нет, не говорите. Эта доброта, эта вечная улыбка. Если бы вы знали, как я злилась на неё за то, что она заняла моё место в лучах вашего внимания и ласки.

— И поэтому её отравили? — рычавшим злым голосом сказал князь, страшно улыбаясь ей.

Джильда? Она убийца? Моя собственная жена?!

— Я… откуда вы… — оторопела женщина.

— Считайте наивным своего мужа, но не меня. Вы настолько забыли своё место, что посчитали себя выше Бога, раз приписали себе право обрывать чужую жизнь? Да ещё и чью — Её!

— Что в ней особенного, раз вы так говорите?! — сорвалась Джильда, выхватив у князя свою руку. — Раз на то пошло, я ненавижу её! Ненавижу и проклинаю всеми силами души эту покорную самку за то, что она была любима вами!

В этот миг злость кипела во мне. И мне показалось, что Люциус сейчас ударит ей пощёчину. Но он не тронул её. Он только ухмыльнулся. Страшно. Зловеще.

— Вы слышали наш разговор сегодня в парке, — спокойно начал он. — Вы решили, что я разбил её сердце, раз она стояла в слезах. Это было не так. Я сказал ей о вас.

— Что? — изумилась со страхом Джильда.

— Она знает, кто и зачем её отравил. Но она не желала вам той участи, на которую вы попытались обречь её. От того она и плакала. Понимая, что вам уже не спастись.

— Вы пойдёте в полицию? — она усмехнулась одновременно горько и надменно. — Меня не посмеют судить. Муж будет меня защищать.

После этой фразы терпение моё кончилось, и я вышел к ним из тени, сложив руки на груди и смотря на жену. Та ахнула и побледнела, увидев меня. Люциус же продолжал спокойно злорадно улыбаться.