— Увидели её? — спросил князь.
— Она… как… Боже! Вы были правы! — воскликнул я с шоком и страхом.
— Я только угадал, предположив наиболее допустимую для этой женщины смерть. И меня печалит то, что в день смерти чистого ангела умерла и мерзкая воровка.
Я задёрнул окно шторкой и повернулся к Люциусу.
— Вы порой пугаете меня, князь.
— Я чаще пугаю сам себя, — многозначительно ответил он, вернув взгляд к Софии. — Неужели это конец, Софи? Неужели ты так и бросишь меня одного?
— Вы рвёте мне сердце! — не выдержал я. — Сколько боли в вашем голосе, Люциус, сколько скорби! Я клянусь, я едва держусь, чтобы не зарыдать тут, перед вами, над телом этой добрейшей и прекраснейшей женщины. Умоляю, не говорите с ней. Плачьте, если вам легче, я не подумаю осуждать, но только не говорите!
Он помолчал, смотря на меня. И грустно улыбнулся.
— Раз так, вы тоже дайте волю чувствам. Я вижу, как слёзы дрожат в ваших глазах. Я держусь, потому что думаю, что будет с лордом, когда он узнает о смерти последней леди Старк, которую я привёл на смерть, сам того не сознавая.
Я сжал свои волосы руками, опустив голову и глотая горечь в горле. Что станет с лордом, который лишился жены, а теперь и дочери. Мне было тяжело дышать от давившего чувства скорби и печали. Я не приду на похороны, я не выдержу. Перед глазами проносились все моменты, связывавшие меня с ней. От самого нашего знакомства до этого дня. Ещё недавно она так спокойно и ласково смотрела на меня, меня, который смел злиться на неё за доброту к беднякам, а теперь она такая холодная и тихая, и лишь земля и гроб станут её последним пристанищем. В её красивом нежном мягком теле будут копошиться черви, изъедая плоть, в которую когда-то была заключена самая чистая душа из всех существовавших. Я проклинал себя за то, что в Рождество назвал её игрушкой и рабой мужчины. Хоть я и считал, что женщина должна быть покорной и услужливой, я не имел права так её называть. Лишившись матери, она утешила меня, который был наказан за свой эгоизм и глупость. Она одна плакала над моим вальсом, она поняла, что я рассказывал в нём. Она плакала, когда я говорил о свадьбе с Джильдой, потому что была искренне рада за меня. Она любила меня. Любила Люциуса и Джильду, которая улыбалась ей в лицо, а за спиной звала «покорной самкой». София. Мой светлый нежный ангел София, зачем ты умерла? Зачем ты выпила тот чай? Зачем тебя можно было желать отравить? Ты чистейшее из всех созданий природы, ты воплощение женственности и доброты, средоточие любви и ласки, неужели тебя больше никогда не будет? Неужели твоя душа теперь далеко, с ветром мчится сквозь холод и тьму от земли, устремляясь в небытие? Меня пьянило сладким ядом моё самолюбие и любовь к внешности жены, и я не замечал, как ты прекрасна. Твои дикие глаза, излучавшие свет и надежду, твоя белая кожа и твои волосы, что делали тебя древней скандинавкой, твоё тело, твои изгибы бёдер, твою грудь, твои руки. Твоё лицо, полное безмолвной нежности. Женись я на тебе, а не на Джильде, была бы ты жива? Я умоляю тебя, небесный добрый ангел, вернись к жизни. Дай увидеть тебя ещё хоть раз. Дай коснуться тебя, прошу всеми силами души. Я не хочу жить в мире, где не будет тебя, София. Вернись сюда. Вернись ко мне.
Мы приехали к поместью лорда Роберта, когда гроза разбушевалась, и молнии били во все стороны, а дождь нещадно хлестал в лицо. Несмотря на то, что до дверей поместья от кареты идти, а тем более — бежать было около нескольких секунд, я и Люциус промокли. Нам открыл дворецкий, и ахнул, увидев тело Софии.
— Зовите лорда, но не говорите ничего, — сказал князь. — Пусть увидит сам.
Спустя минуту к нам вышел лорд. Зал пронзил его крик. Опираясь на трость, он быстро подошёл к нам и, роняя слёзы, попробовал взять дочь. Люциус держал её сам, ибо руки лорда Роберта сильно тряслись.
— София! моё милое дитя, для чего ты меня покинула? — рыдал он, прильнув к её руке. — Моя любимая дочь, моя маленькая леди, пожалей меня. Князь, мистер Колдуэлл, как это произошло? — спросил он дрожавшим голосом.
— Её милость были отравлены, — ответил Люциус с прорвавшимися скорбными интонациями, хоть он и старался выглядеть хозяином положения. — Вы вправе винить меня и подозревать, милорд, но я…
— Бог с вами! — перебил его Роберт Старк. — Вам незачем было творить такое! Я не подозреваю ни вас, ни мистера Колдуэлла. Какой смысл был бы вам? Господи, это что, кровь? — он посмотрел на платье.
В следующий миг лорд пошатнулся и схватился за грудь. К нему подбежал дворецкий, придерживая.
— Сердце, — шикнул он.
— Милорд, вам нужно прилечь, врач строго воспретил вам переживать, — тревожно сказал слуга, увидев труп.
— Можешь ли ты это говорить, видя моё горе?! — крикнул на него с болью в голосе лорд Старк. — Сейчас же найди мне убийцу дочери, я самолично его повешу и… ах!
Его глаза закрылись, и он упал на руки дворецкого. Я перепугался третьей смерти за вечер, отчего подбежал к лорду и принялся проверять сердцебиение и пульс. Я выдохнул с облегчением.
— Он дышит, только потерял сознание.
— Уложите лорда в постель, — скомандовал князь слуге. — Делайте всё, что предписывал врач. Колдуэлл, идёмте, вы будете открывать мне двери.
Я покорно следовал за князем по пятам, а прислуга окружила заботой потерявшего сознание лорда. Люциус уверенно поднялся по лестнице, словно он был хозяином дома, и пошёл по коридору. Он направлялся к спальне, где София в последнюю ночь своей жизни видела сладкие мирные сны. Я открыл, потянув на себя ручку двери, и князь вошёл внутрь. Люциус прошёл мимо туалетного столика с зеркалом, мимо шкафов и цветов, и уложил на кровать тело леди Старк, сложив её руки на животе и убрав со щёчки прядь волос. Сейчас я видел, что кровь была у неё на груди, рукаве и немного на подоле белого платья. Она любила белый цвет, князь как-то говорил мне. И от этого кровь, которой она захлёбывалась, умирая, выглядела ярче. И удручала сильней. Люциус взял со спинки кресла пеньюар и завесил им зеркало. И когда он это делал, пройдя мимо меня, я увидел блестевшую на его щеке одинокую слезу. Одинокую, как и он сам теперь.
Прошло около получаса, когда слуга лорда Старка подошёл и передал, что он очень просит нас остаться на ночь. Я не смел ему отказывать. Ведь он остался один. Без жены, которую он нежно любил, и без дочери, что была его отрадой. Люциус выразил своё согласие молчаливым кивком, сидя на кровати леди Старк и поглаживая её руку. Я послал кучера назад с известием, что буду у лорда до завтра. Мне не было совестно оставлять Джильду. В конце концов, она не видела страдавшую в момент смерти Софию и её бездыханное тело. Комната была окружена двумя гостевыми спальнями, поэтому я и князь расположились в них. Я долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати и слушая грозу, пока по щекам скатывались солёные слёзы. И мне в каждом звуке мерещилась София. Её шаги, её вздохи, её шепот. Но в конце концов, спустя час моих страданий, я всё-таки заснул.
Мне снилось небо. Огромное, бескрайнее голубое небо. И в этом небе я видел ангелов. Они летали, спокойно улыбаясь друг другу, и о чём-то говорили. Я не разбирал их речи, лишь слышал некоторые голоса. И среди ангелов двое были ко мне поближе. Мужского и женского пола. Тот, что был мужчиной, был повёрнут ко мне лицом. У него золотые волосы, голубые добрые глаза, очень красивое и приятное лицо, могучий рост, широкие плечи, немного выпиравший живот, румянец на пухлых щеках. Он выглядел радостным и слегка взволнованным, держа за руки ангела, с которой говорил. Я услышал её голос и обомлел. Это была София. Я сделал к ним шаг, второй, и тут она обернулась. Она улыбалась. И, взмахивая крыльями, летела ко мне, простирая руки, словно хотела обнять.
