– Да твою ж мать! – раздраженно луплю руками по рулю.

В груди горит и кипит. Механизм запущен, я теперь не успокоюсь, пока все не узнаю. Хотя кого я обманываю? Пока не увижу ее. Мне это нужно. Просто увидеть. Просто поговорить. Просто. Просто. Просто. Да нихрена все это не просто!

Да нахрен это все! Резко разворачиваюсь через две сплошные, мысленно посылая совещание к чертям собачьим, и еду к СИЗО. По дороге набираю своего безопасника.

– Внимательно. – Кирилл, как всегда бодр и свеж.

– Кир, мне нужна встреча с этой женщиной, – перехожу сразу к главному, чтобы сохранить время и себе, и ему.

– Когда?

– Прямо сейчас. Я уже еду в СИЗО.

– Дорого.

– Плевать, – сжимаю сильнее руль, осознавая, что сейчас готов отдать многое, чтобы получить желаемое.

– Сделаем, – уверенно отвечает Кирилл. – Инструкции пришлю позже.

Сбрасываю звонок и прибавляю скорость. Надо закрыть этот вопрос как можно быстрее.

Утро давно наступило, а я не могу заставить себя подняться с кровати. За всю ночь не сомкнула глаз и до сих пор спать не хочется. Просто лежу и смотрю в одну точку на стене. Слез больше нет. Они давно кончились, оставив после себя только пустоту и ноющую боль.

Сердце не на месте от тревоги, но все еще размеренно толкается в груди. Медленно схожу с ума от неизвестности. Как там моя малышка? Все ли с ней хорошо? Господи, ведь я даже не знаю, где она. Осталась ли она у Валентины Ивановны? Куда отправляют детей в таких случаях? Только бы с ней ничего не случилось. Она еще совсем маленькая…

Шумно выдыхаю и глубоко вдыхаю, стараясь сохранять спокойствие. Сейчас нельзя истерить. Нужно взять себя в руки и как-то выпутаться из сложившейся ситуации. Помимо воли вспоминается лицо Лютаева, его откровенный, похабный взгляд и гадкая ухмылка. Неприятна дрожь проходит по телу, заставляя сотрясаться каждое нервное окончание, при одной мысли о том, что придется сдаться его воле. Не представляю, как смогу вытерпеть эту пытку, но быть вдали от дочери – пытка еще большая. Ради нее я должна сделать все, чтобы выйти из этого жуткого места. Даже если придется…

Судорожно всхлипываю и зажмуриваюсь. В моей жизни был лишь один мужчина. Иван. Мое тело и душа до сих пор принадлежат ему. Как я могу предать его и свои чувства? Это невозможно. И страшно. Наша любовь была такой яркой, что ее всполохи до сих пор согревают мое разбитое сердце. Жаль, все так быстро закончилось.

Он не хотел детей. Категорически. Я была готова к этому, лишь бы быть с ним. Но каким-то невероятным образом все же забеременела. Хотела рассказать ему обо всем, но Иван не стал даже слушать, передал через свою мать записку и деньги на аборт. Пришлось делать мучительный выбор, и я его сделала. Теперь у меня есть дочь. У нас. Я ни о чем не жалею. Но он об этом никогда не узнает. Я все для этого сделала. Отпустила его, разорвав все возможные связи. Так лучше для всех нас…

– Девонька, ты спишь? – слышу голос сокамерницы и нехотя оборачиваюсь.

– Нет. Что случилось? – сажусь на постели, освобождая место рядом с собой.

– Ты знаешь, где сейчас твоя дочь?

Отрицательно качаю головой и горестно вздыхаю.

– Оставляли соседке, а что дальше…

Неопределенно пожимаю плечами.

– Телефон ее помнишь?

Неуверенно киваю.

– Только домашний. Они у нас похожи.

– Вот держи, позвони ей, – протягивает мне старый кнопочный аппарат. С удивлением смотрю на него, не веря своим глазам, но задавать лишних вопросов не решаюсь. Быстро забираю и прижимаю к груди, словно в этом телефоне мое спасение.

– Спасибо. Господи, спасибо вам огромное. – Не знаю, как выразить свою благодарность. Эта женщина буквально спасает меня от нервного срыва.

– Да ладно тебе. Звони давай, только тихо и недолго. Не больше двух минут.

Быстро набираю номер и слушаю длинные гудки. Сердце колотится, как сумасшедшее, заглушая все другие звуки.

– Алло, – раздается в динамике раздраженный голос соседки.

– Валентина Иванова, это я, Вика, – тараторю быстро, чтобы сэкономить время.

– Чего тебе? – бурчит недовольно та.

– Как там Анечка? С ней все в порядке?

– Понятия не имею.

– То есть как? Ее забрали? Куда?

– Никто ее не забирал. Сама сбежала. Куда не знаю.

– Как же так? – судорожно всхлипываю и неосознанно повышаю голос.

– Сама разбирайся.

В телефоне глухая, звенящая тишина. Мое сердце тоже, кажется, останавливается. Хватаю ртом воздух, словно рыба, и не могу сказать ни слова. Сокамерница забирает у меня из руки телефон и быстро прячет его.

– Что она сказала? – спрашивает, нахмурившись.

– Что дочка вчера сбежала от нее…

Не успеваю договорить, в коридоре слышатся звучные шаги. В следующую секунду дверь с характерным лязгом открывается и входит надзиратель.

– Альпинская, на выход.

Вздрагиваю и поднимаю на него глаза.

– К тебе пришли.

Каждое слово врезается в меня и прожигает насквозь. Липкий страх медленно ползет по позвоночнику, вздыбливая каждый волосок на коже. Зябко веду плечами, чтобы прогнать это неприятное ощущение, и послушно поднимаюсь на ноги. У меня нет ни сил, ни средств для борьбы. Я связана по рукам и ногам. Мне срочно нужно выйти отсюда и найти дочь.

Меня ведут по уже знакомому маршруту. Внутри все дрожит и переворачивается. Каждый шаг отдается болью в сердце. Иду словно на эшафот. Хотя так и есть. Сдавшись этой мрази, я потеряю себя. Перестану уважать. Стану обычной подстилкой. Но зату спасу своего ребенка. Честь и гордость – не слишком высокая цена. Я готова ее заплатить…

– Лицом к стене.

Послушно исполняю. С меня снимают наручники, открывают дверь и небрежно толкают внутрь.

– У вас десять минут.

Поднимаю голову, морально готовясь к своему унижению. Но вижу перед собой другого человека. Он стоит лицом к окну. Я вижу лишь спину и сжатые в замок руки, но без труда узнаю его.

– Ванечка, – неосознанно шепчу сухими губами. Голова предательски кружится, а ноги становятся ватными. Хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и часто-часто дышу, не веря в происходящее. Как? Почему? Зачем?

– Здравствуй, Вика. – Он медленно поворачивается и впивается в меня строгим взглядом. – Вижу, ты меня узнала. Тем лучше, – поджимает губы, но глаза не отводит. Рассматривает, как вещь в витрине магазине, но не приближается.

Дрожу под его взглядом, но сама не понимаю почему. Сердце истошно вопит, болезненно сжимается в груди и отчаянно рвется к нему. Ничего не изменилось. Я по-прежнему принадлежу этому мужчине. Одного взгляда достаточно, чтобы я ползла за ним на край света…

Как же я соскучилась по этим глазам цвета грозового неба. По нежным, но в то же время жадным губам. По лукавой улыбке с озорными ямочками на щеках. Неосознанно впитываю его образ, стараясь запомнить каждую мелочь. Господи, какой он стал. Хотя почему стал, он всегда таким и был. Высокий, статный, красивый, как греческий бог. Легкая небритость придает ему мужественности. От него так и разит уверенностью и спокойствием. Это уже не Ванечка, а Иван Сергеевич.

– Поговорим? – сухо спрашивает и кивает на стол посередине комнаты. Голос, холодный и чужой, пронзает меня насквозь. Не успеваю выставить защиту и дергаюсь от пропущенного удара. Больно, но стискиваю зубы и терплю.

Неуверенно киваю и на негнущихся ногах иду туда. Иван дожидается, пока я присяду на лавку, и садится напротив.

– Ничего не хочешь мне рассказать?

Меня пробивает электрическими разрядами от его голоса, от тембра, но я усилием воли заставляю себя оставаться спокойной и равнодушной.

– А должна?

– Ну мало ли… – хмыкает и складывает руки на груди. – Может, есть что-то чего я не знаю, хотя должен был знать?

– Не припомню такого.

Не понимаю, куда он клонит, и чего хочет, тоже не понимаю. Зачем явился через столько лет с такими нелепыми вопросами? Я от него ничего не скрывала. Ну, может, чуть-чуть приукрасила свои отношения с Димкой, а тот мне просто подыграл.