– Анна Иванна, как тебя мама называет? – окрикиваю девчушку. Она останавливается и, хитро прищурившись, смотрит на меня.

– А зачем тебе?

– Хочу знать, как мне сократить твое имяотчество, – расплываюсь в улыбке от ее милого кокетства.

– Я хочу, чтобы ты называл меня Нюся, – слишком пафосно для своего возраста произносит она.

– Почему Нюся?

– Мне так нлавится.

Ну тут даже возразить нечего.

– Хорошо, Нюся. Посиди здесь одна пару минут, а мы с Мариной Владимировной поговорим за дверью, ладно?

– Ладно.

– Только постарайся ничего не раз…

Не успеваю договорить фразу, как ваза с нижней полки летит на пол и раскалывается на несколько частей. Благо не разлетается на осколки.

– Пласти. – Нюся закусывает губу и виновато опускает глаза. На нее даже сердиться невозможно. Подхожу к ней и глажу по тонким кудряшкам пшеничного цвета. Такие они, оказывается, необычайно мягкие и пушистые.

– Ничего страшного, – забираю бывшую вазу. – Аккуратнее, больше ничего не разбивай.

Нюся с готовностью кивает. И глаза такие честные-честные. Качаю головой, осознавая, как попал, и иду к выходу. Закрываю дверь и шумно выдыхаю. Маленький монстрик с моторчиком в одном месте остается внутри.

– Милая девчушка, – констатирует Марина, забирает разбитую вазу и подает мне кофе. Благодарно киваю, без сил падаю в кресло и делаю глоток обжигающего напитка.

– Марин, спасай. Что мне с ней делать?

– Ну для начала покормить. – Она опирается на свой стол ягодицами и складывает руки на груди.

– А что они едят?

– Не переживай, я уже все заказала. – Легкая усмешка появляется на ее губах, а в глазах пляшут веселые чертики. – Скоро привезут.

– Что бы я без тебя делал, – сокрушенно качаю головой.

– Женился бы давно. Вон хоть на своей Карине.

– Нет, спасибо. Вот на тебе бы и правда женился, – шутливо говорю я, прекрасно зная, что Марина поймет все правильно и не обидится.

– Опоздал. – Она разводит руки в стороны.

– Да, мой косяк.

– Где ты ее взял? – кивает на дверь, возвращаясь к насущной проблеме.

– На улице, – обреченно выдыхаю. – Сама пришла и утверждает, что моя дочь.

– И ты ей веришь? – Бровь Марины удивленно взлетает вверх.

– Я еще не решил… – уклончиво отвечаю и отвожу глаза в сторону. Мне нечего добавить. Я еще не отдуплился. Нахожусь в какой-то прострации. Все это происходит будто вообще не со мной.

– Лукавишь ты, Козырев, – цокает она языком. – Если бы не поверил, ни за что не привел бы сюда.

Невесело усмехаюсь. Иметь такого прозорливого друга – то еще удовольствие. Марина всегда бьет точно в цель, слишком хорошо знает меня, и смысла ее обманывать попросту нет.

– Скорее сомневаюсь… Ее мать я действительно знал, много лет назад… У нас были близкие отношения, но залет? – отрицательно качаю головой, до конца не веря в это. – Почему не сказала?

– Возможно, были причины. – Марина неопределенно пожимает плечами. – Сама-то она что говорит?

– Да ничего, я ее не видел, – отставляю чашку в сторону и подхожу к прозрачной стене, наблюдая за ребенком. – Нюся говорит, ее арестовали.

– Чем дальше, тем интереснее…

– Да пипец. Угомонилась вроде, – киваю на девочку, которая наконец перестала носиться и села на диван.

– Что-то она мне не нравится… – бормочет Марина и решительно идет к двери.

– Что ты имеешь в виду? – подрываюсь за ней и в следующую секунду раздается лающий непрекращающийся кашель.

– Принеси теплой воды и врача вызови. Срочно!

Наблюдаю за действиями Марины через прозрачную стену и набираю номер своего врача. Гудки сменяются бодрым «алло».

– Ты мне нужен. Срочно, – не терпящим возражения тоном говорю я.

– До завтра не ждет? – Эдуард явно не догоняет всей серьезности ситуации.

– Я сказал сейчас же, – рявкаю в динамик так, что Марина оборачивается на меня и недовольно хмурит брови. Блин, напугал, что ли?

– Хорошо-хорошо, – лебезит, вмиг став сговорчивее, доктор. – Куда подъехать?

– В офис ко мне, – благо адрес знает.

– Что взять с собой?

– Не знаю, – начинаю судорожно соображать, как вкратце изложить ситуацию. – Ребенок пяти лет. Сильно кашляет, – слышу очередной приступ, убираю трубку от уха и просовываю руку в дверь. Через несколько секунд возвращаю обратно. – Слышал?

– Да. Еду.

Сбрасываю звонок, беру теплую воду и иду кабинет. Отдаю Марине бокал, она осторожно поит Нюсю.

– Ну как ты, малышка? – присаживаюсь рядом с ней на диван и осторожно глажу по тоненькой ручонке.

– Нормально, – бормочет в ответ, угасая на глазах.

В груди нещадно ноет. Так жалко этого крошечного и совсем незнакомого мне человечка. Непривычные, чужие эмоции растекаются внутри, делая уязвимым. Я не готов к этому. Я не хочу этого. Но противостоять не получается. За такой малюсенький промежуток времени этот ребенок умудрился стать центром моей вселенной. Это просто немыслимо. Невозможно. Невероятно.

– Что с ней? – поднимаю глаза на Марину.

– Температура поднялась… – Она склоняется к малышке и касается губами лба. – Тридцать восемь, не меньше.

– Только что же все нормально было, – раздражаюсь, не понимая, как такое вообще возможно? Может, я что-то сделал не так?

– Не знаю, – разводит она руки в стороны. – Может, было чуть лучше…

– Эдик скоро приедет. Пока ждем, что можем сделать?

– Давай для начала ее разденем.

Быстро стаскиваем одежду, оставляя ребенка в колготках и маечке. Марина приносит плед и накрывает ее до пояса. Затем на лоб опускает холодный компресс. Ждем.

– Есть кто живой? Где мой пациент? – раздается голос Эдика из коридора. Подрываюсь и иду ему на встречу. Распахиваю дверь, он едва не врезается в меня.

– Иди давай сюда.

– Кто это у нас? – Эдик расплывается в улыбке, увидев девочку.

– Дочь, – хмуро сообщаю ему, подталкивая ближе к дивану.

– Не знал, что у тебя есть дети.

– Я тоже, – бормочу себе под нос.

Он сразу включается в работу, надевает перчатки и достает все необходимое из небольшого рюкзака.

– Мне нужно больше света.

Марина торопливо щелкает выключателем и загорается основной, яркий свет. Все зажмуриваются, лишь Эдик никак не реагирует. Действуя быстро, меряет температуру и прощупывает лимфоузлы.

– Как тебя зовут? – Он мягко улыбается, пытаясь найти контакт с ребенком.

– Анна Иванна, – хмурится девочка, с подозрением посматривая на него.

– Ну что, Анна Иванна, давай посмотрим, что с тобой? Открой ротик, – достает деревянную палочку и фонарик.

– А уколов не будет? – уточняет она и предупреждающе сводит брови.

– Не будет. – Эдик смеется и прижимает руку к своему сердцу. – Клянусь старой черепахой и всеми ее родственниками.

Девочка удовлетворенно кивает, видимо, поверив ему, и открывает ротик, послушно позволяя себя осмотреть.

– Ну что там? – Молчание Эдика вымораживает. Скажи ты, что с ребенком, и осматривай дальше.

– Ничего критичного. – Он поворачивается ко мне и поправляет толстые очки на носу. – Всего лишь фарингит.

– Одно слово уже звучит критично, – выдыхаю я и качаю головой, не имея ни малейшего представления, что со всем этим делать.

– Лечиться будем?

– Я не люблю лечиться, – ворчит Нюся и исподлобья посматривает на меня.

– А болеть любишь? – говорю первое, что приходит в голову.

– Нет… – хмурится она еще больше, но потом обреченно вздыхает. – Плидется лечиться.

– Вот и умничка. – Эдик расплывается в улыбке и набирает какой-то сироп в шприц без иглы. – Давай-ка выпьем вот это от температуры. А потом я твоему папе напишу, что делать дальше. Ты выполняй все, что он скажет, а через три дня я приеду и проверю, как дела. Хорошо?

– А ты не обманешь? – хитренько прищуривается она, становясь похожей на лису.

– Ни за что, – клятвенно обещает Эдик и вливает ей в рот лекарство из шприца.

Нюся с довольной улыбкой укладывается на подушку. Эдик достает блокнот и что-то быстро пишет, а я странно нервничаю.