Более того, смелые эксперименты по телепатическому внушению простейших приказов привели к плачевным результатам. Доброволец, голодный студент, согласившийся стать подопытным кроликом за 50 копеек в день, заболел менингитом. Симптомы проявились совершенно неожиданно - и настолько ярко, что поначалу экспериментаторы впали в отчаяние. Скрыть факт болезни уже было невозможно, а лечить студента опасно.
- Что, если это не менингит, а реакция на электромагнитное излучение?
Вероятно, болезнь вызвало непомерное нервное напряжение и бесцеремонное вмешательство в работу мозга - рассуждал Барченко.
Юноша несколько дней лежал между жизнью и смертью, потом неожиданно резко пошел на поправку. Скептики предрекали непоправимые изменения в его психике, но, к счастью, студент пришел в себя, не утратил ни памяти, ни рассудка. Опыты решили приостановить в декабре 1916, под самые рождественские каникулы. Закрывая дверь лаборатории в Соляном городке, Александр даже не догадывался, какие чудовищные испытания ждут его в новом, 1917 году...
Февральскую революцию Барченко встретил нейтрально. Интересовался он не новорожденной русской демократией, а долгожданной отменой бюрократических препон. Теперь Александр стал сам себе издателем, учредив кооператив "К свету". Реклама гласила, что "К свету" сосредоточится на выпуске оккультной и научно-просветительской литературы русских и зарубежных авторов, отвечающей на вопросы о смысле бытия, бессмертии души, секретах древних цивилизаций. Ему казалось: издательство - хлебное, настоящее дело, это надолго. Мечтал подарить российским читателям переводы новых книг по спиритизму, которые из-за войны запоздали на несколько лет. Обрадовавшись, что снова разрешили получать книги и журналы из Европы, он выписал кучу спиритических и оккультных изданий. Сел переводить очерки о метемпсихозе (переселении душ) с французского, задумался....
В окно ударил глухой отзвук трассирующей пули. Это бесновалась разложившаяся матросня Балтийского флота, разоружая и подстреливая офицеров. Александр - из тех, кто имел полное право признаться: ветер истории сшиб его с ног. Вторая пуля рикошетом вонзилась в стекло. Осколки разлетелись по всей комнате. В детской зарыдал маленький сын.
Русская смута, предсказанная - или накликанная медиумами - началась.
Тамку Кондиайнена Барченко повстречал случайно, на большой петроградской толкучке, выискивая старинные книги и оккультные предметы. К нему привязался странный, заросший халдейской бородой, человек, предлагая купить то высушенную омелу, то связку орлиных когтей, то саамский бубен. Александр лениво отбивался.
- Не нужны мне орлиные когти! Вырвали у курицы!
- Сами вы курица! - ответил торговец, Таамила не узнаете! Это ж я, ваш ассистент Кондиайнен! Думал, вы давно на холмах Галиции сгинули или в плену у австрияков томитесь. Ну, не узнаете еще, Александр Васильевич?!
Барченко пристально вглядывался в знакомое лицо. Вроде б Таамила в последний раз он видел мальчишкой, а теперь перед ним бородатый мужлан в сером "барском" пиджаке не по росту, поношенных штанах со штрипками, стоптанных кустарных сапогах.
- Узнаю брата Тамку - сознался он, вырос ты, возмужал, лицо совсем другое стало. И борода мешает. Рад, что живой! Чем занимаешься? Я издательство свое открываю, а ты, кажется, в знахари подался?!
- Не от хорошей жизни, Александр Васильевич, вздохнул финн, выслали меня из Питера еще в 15 году, жил на хуторе, одичал, одурел. Пошел с горя в ученики к саамскому травнику, потом приторговывать стал травами, снадобьями и дичью, тайком, с чужим паспортом, в столицу наведываясь.
Я сейчас не Таамил Кондиайнен, если кто спросит, а костромской мещанин Глеб Данилыч Осипов...
- Но ведь было постановление Временного правительства!- удивился Барченко, тебе не нужно больше прятаться!
- Это на всякий случай, по привычке, мало ли - отнекивался Кондиайнен.
Устроить вновь его на место ассистента Барченко не смог. Горный институт, где он читал лекции, трясло изо дня в день, создавались независимые комитеты, изгонялись старые профессора, взамен них выбирали молодых, левых. Однажды, придя к студентам, Барченко попал под настоящий допрос. Спрашивали, не монархист ли он, читает ли газеты, на какой платформе стоит? Еле выкрутился, признавшись, что с детских лет он, внук священника и сын нотариуса, остро переживал людское неравенство, всю свою жизнь посвятил поиску идеального государственного строя.
- Но в какой вы партии?
- В своей. Я создаю новое общественно-политическое движение "Единое Трудовое Братство" - сказал он. Как пришло на ум это странное словосочетание, Единое Трудовое Братство, Александр не помнил. Наверное, то была внезапная вспышка ораторской импровизации.
Еле-еле, не дождавшись протекции от Барченко, Тамка Кондиайнен пошел стажироваться к астрономам, завершая заброшенное из-за ссылки образование. Астроном из него получился неважный, а вот астрологом стал неплохим...
В слякотную весну 1917 года адресный стол Петрограда наконец-то ответил на запрос Барченко об адресе герцога З., австро-венгерского подданного. Выяснилось, что этот правоверный миролюб в первые же часы войны проникся - вслед за отцом - идеями панславизма, и, отрекшись от Франца-Иосифа, перешел в русское гражданство. Документы герцогу выправили на боярина Хренова. Шутка это или издевательство, Александр не понял.
Но зато узнал, что пацифист герцог воевал на стороне России, попал в плен к своим, и, если б допрашивающим его офицером не оказался двоюродный брат, наверняка был бы расстрелян.
В столе кинули бумажку, где корявым почерком написали новое место жительства - Новую Деревню под Петроградом.
- Далеко забрался, подумал Барченко, тем же днем нанял извозчика и отправился в Новую Деревню. Места эти были ему знакомы: в Новой Деревне по распоряжению императрицы строился буддийский дацан с домиками для гостей и ученых. Перед сараевским выстрелом Александр ездил туда общаться с ламой Агваном Дорживым, но самого ламу не застал, зато познакомился с русскими исследователями буддизма. Его влекла расшифровка понятия "дюнхор", впервые услышанная от Кривцова в Юрьевском университете, а при дацане обещали открыть курсы сакрального тибетского языка. Из-за войны все остановилось. Новая Деревня стала тихой, пустой, иногда туда переселялись на лето, снимая дачи.
